Два шпиля - Анатолий Новгородцев

– Мама говорила, что магии больше нет… Она исчезла во времена Великой Дрожи, очень-очень давно.

Белемир погладил его по голове.

– Твоя мама права… и, в то же время, не совсем. Видишь ли, давным-давно магия была неотъемлемой частью жизни человека, чародеи многие века развивали и совершенствовали своё искусство. Одно из величайших наследий того времени – общий язык, на котором мы говорим и поныне. Его подарили людям именно чародеи, и они же сумели сделать так, что все народы и даже крупные племена практически в одночасье смогли его узнать.

– Об этом мне рассказывала мама, – улыбнулся Роктар, – ну, о том, что когда то у людей было множество разных языков, и они не понимали друг-друга.

– Да, великие маги могли творить сколь удивительные, столь же и страшные вещи, – продолжал Белемир, – ведь используя те же силы, можно не только обучить языку, но внушить любые мысли, сформировать убеждения. Есть все основания считать, что именно магия в конце-концов стала причиной неимоверного всплеска стихий, названного позже Великой Дрожью. Картина мира полностью поменялась, исчезли с лица земли целые народы и даже расы, как людей, так и других разумных существ…

Целитель помолчал, глубоко вздохнул. Роктар ждал, затаив дыхание, словно продолжения сказки.

– И всё же магия не исчезла полностью. К сожалению, сейчас самые заметные её проявления враждебны человеку.

– Как… Какие? – жадно спросил Роктар.

– Когда-то, мальчик, среди солёных вод морей и океанов лежали земли, тянущиеся во все стороны в сотни раз дальше, чем наш остров. Тебе трудно это представить… Но всё же попробуй. Такие земли назывались материками. Правда, и сейчас есть материки, но все они неизмеримо меньше, чем прежние, а большая часть суши – всё-таки острова, многочисленные, но мелкие осколки прежних великих земель, разбросанные по океанам. Но практически на каждом кусочке земли существуют враждебные проявления неведомого зла. Например, на нашем острове, это – постоянные нападения варлангов. Уверяю тебя, что эти твари не имеют обычного земного происхождения… Впрочем, ты не поймёшь. Но в других землях зло принимает куда более разумные и целенаправленные формы.

Роктар и вправду не всё понимал, но слушал старика, затаив дыхание.

Внезапно ему в голову пришла мысль:

– Белемир… А ведь ты… Ты же прожил всю жизнь на этом острове, правда? Но ты рассказываешь так, как будто… ну…

Целитель рассмеялся, привлёк мальчика к себе.

– Видишь ли, малыш… Для меня понятия времени и расстояния несколько отличаются от представлений других людей… Я жил так, как жил, только потому, что не видел перед собой других целей. И сейчас мне кажется, что, благодаря тебе, у меня в жизни может появиться другой смысл.

– Вот вы где!

Ария подбежала к ним, остановилась, ёжась от утренней прохлады. Белемир прижал её к другому боку.

– Я бы очень хотел стать свободным, – проговорил Роктар, – покинуть остров, увидеть все эти земли… чудеса…

Белемир мягко взъерошил детям волосы.

– Смотрите, дети. Смотрите на солнце. Оно свободно, идёт сквозь гигантские расстояния, видит многие земли и даже целые миры. Оно свободно… Но не может двинуться по пути, отличному от того, которым ходит тысячи тысяч лет. Свобода – понятие относительное… Как и всё прочее.

ІІ

Стрельчатые башни дворца, сверкающие тонким листовым золотом и самоцветными узорами, соперничали высотой с шестигранными пиками алебастрово-белых минаретов и вонзались в синеву неба. Пушистые облака плыли на запад, и на их фоне казалось, что величественные здания качаются над сочной зеленью буйных древесных крон.

Каменные пруды были любимым местом Дели в саду. Она обожала по колено в воде носиться вместе с остальной дворцовой детворой по лабиринту мраморных каналов, спускаться с водяных горок, играть в бассейнах между скульптурными группами и причудливыми фонтанами, иллюстрирующими истории многочисленных сказок и легенд. Правда, водяные забавы позволялись детворе не чаще одного раза в неделю при условии, что солнце светит по настоящему жарко. А личная няня Дели, старуха Менке, ещё и постоянно находила предлоги, чтобы избавить любимое дитя от опасности простудиться, или, упаси Восшедший, наглотаться грязной воды…

Из-за этого Дели иногда вынуждена была скучать в одиночестве среди великолепия детского сада. А ведь она – единственная дочь госпожи Сафы-икбал, которая, в свою очередь, была первой и единственной женщиной султаната, единолично владеющей титулом «икбал».

Правду сказать, семилетнюю девчонку тонкости дворцовой иерархии занимали мало, но она обучалась вместе со всеми остальными знатными девочками дворца, и, хочешь не хочешь, постигала премудрости этикета и сложности субординации.

В султанате Гараханч понятие «гарем» имело куда более широкое значение, чем просто группа женщин для интимных утех султана. В гарем входило всё женское население дворца – от наложниц до родственниц султана, а также мужчины-евнухи, и деятельность гарема охватывала все сферы дворцовой жизни – от хозяйственно-обслуживающих до финансовых… ну и, разумеется, развлекательно-интимных. Безусловно, родственницы султана и подавляющее большинство наложниц в интимной связи с главой султаната не состояли, но первые занимали во дворце высокое положение, выполняли функции распорядителей, и в дальнейшем выдавались замуж за знатных мужчин султаната, а вторые выполняли роль обслуги и могли рассчитывать на карьерный рост и удачное замужество лишь при достижении значительных успехов в обучении, исполнении своих обязанностей и, в немалой степени, в интригах. Лишь некоторое количество наложниц получало титул «икбал», дающий право на интимную близость с султаном и рождение от него детей. Одна из них позже становилась госпожой валиде – матерью следующего султана и единовластной хозяйкой гарема…

Отец Дели, султан Мохсен-Адиль, стал первым в истории Гараханча, во всеуслышание заявившим, что желает иметь лишь одну «икбал» – женщину, которую любит всем сердцем и душой. Ею стала кроткая и нежная, словно светящаяся изнутри добротой и женственностью Сафа. И, странное дело, она не только смогла выстоять в «подковёрной» борьбе с другими членами гарема, по жестокости и накалу нередко превышающей не только политические, но и военные баталии, а и сумела завоевать если и не дружбу, то уважение остальных обитателей дворца. Врождённые острый ум в сочетании со справедливостью и тактом, а также обезоруживающая доброта растопили со временем даже самые холодные сердца дворцовых интриганок.

Мать султана, валиде Рашимфа, умерла ещё когда Сафа была юной рядовой наложницей; таким образом, присвоение титула «икбал» сразу сделало Сафу полноправной хозяйкой всего высшего двора. И она не только отлично справлялась с управлением огромным дворцовым хозяйством, но и стала для Мохсен-Адиля любимой и желанной женщиной, верной подругой и соратницей, мудрой советчицей и чуткой утешительницей… Вот только с детьми пока не ладилось – Дели оставалась единственным ребёнком султана, и это вовсе не было пустяком, так как власть в Гараханче передавалась лишь по мужской линии…

Дели как то слышала разговор между нянькой Менке и старшим евнухом Валилом.

– Вай, видит Восшедший, нехорошие дела творятся нынче, – негромко сказал евнух, думая, что Дели полностью увлечена огромной книгой с яркими картинками, – султан Мохсен-Адиль, да продлят небеса его годы, безусловно мудрый и справедливый правитель, и народ его любит – он много делает для простых людей… Но, вместе с тем, возрастает недовольство знати. Вот и опять он повысил налоги лишь для самых богатых жителей столицы. Разумеется, постройка канализации в бедных кварталах поможет избавиться от эпидемий холеры… Но наполненные жиром и золотом пузатые мешки очень неохотно расстаются с деньгами, и я всё чаще слышу очень нехорошие разговоры… А у нашего господина, к тому же, нет наследника…

– Думаешь, я не говорила? – сухая и крепкая, как кость, старая Менке скривила и без того морщинистое, тёмное лицо, закатив глаза. Раньше она была правой рукой покойной валиде, и до сих пор, не смотря на разменянный последний десяток своего столетия, сохраняла ясный ум и вполне крепкое здоровье. – Тысячу раз! И ведь Сафа всё понимает, и вовсе не против, чтобы муж имел ещё нескольких икбал… Так ведь нет – упёрся, как мул…

– Не понимаю… Почему он отказывается иметь детей от других наложниц? – задумчиво потёр гладкий пухлый подбородок евнух.

– И не поймёшь, дурной старый пень! – фыркнула Менке, которая была старше «пня» почти на сорок лет. – Есть понятие «любовь», тебе недоступное. Да и большинству знати султаната, включая всех бывших султанов, тоже было, видишь ли, не до любви… А Мохсен-Адиль вот не такой.

– Но султанату нужен наследник…

– Султану ещё нет и сорока лет! – категорично махнула рукой нянька. – А Сафе – двадцать пять! И со здоровьем у них всё отлично, хвала небесам.