Хлеб великанов - Мэри Вестмакотт

— Да, — осторожно сказал отец, — вероятно. Ты же знаешь, что сыновья иногда становятся очень похожи на отцов.

— А я хочу быть похожим на тебя. Ты замечательный наездник, так Сэм говорит. Он говорит, равных тебе нет во всей округе, и еще не было лучшего знатока лошадей. — И быстро-быстро Вернон добавил: — Я хочу стать похожим на тебя, а не на маму. От мамы у лошадей спина саднит — так Сэм говорит.

Последовала долгая пауза.

— У мамы ужасно голова болит, — сообщил Вернон скороговоркой.

— Знаю.

— Ты сказал ей до свидания?

— Нет.

— А скажешь? Тогда тебе надо побыстрее. Вон уже коляска подъезжает.

— Боюсь, уже нет времени.

Вернон с мудрым видом кивнул.

— Ну и правильно. Я не люблю, когда приходится целовать плачущих людей. Вообще не люблю, когда мама меня изо всех сил целует. Она меня так сильно сжимает и говорит в самое ухо. По-моему, лучше целовать Винни. А по-твоему, папа?

Тут отец почему-то резко повернулся и вышел из комнаты. Мгновением раньше вошла Няня. Она почтительно посторонилась, пропуская хозяина, и у Вернона возникла смутная мысль, что она как-то ухитрилась сделать так, что отцу стало неловко.

Вошла младшая горничная Кэти и стала накрывать на стол к чаю. Вернон в углу строил башню из кубиков. Вокруг него снова сомкнулась атмосфера мирной старой детской.

3

И вот — внезапное вторжение. В дверях стояла мать. Глаза ее опухли от слез. Она промокала их платочком, всем своим видом показывая, какая она несчастная.

— Он ушел, — воскликнула она. — Не сказав мне ни слова. Ни единого слова. О, мой сыночек. Сыночек мой!

Она метнулась через комнату к Вернону и сгребла его в объятия, разрушив башню, в которой было на один этаж больше, чем ему удавалось построить раньше. Громкий, отчаянный голос матери забивался в уши:

— Дитя мое… сыночек… поклянись, что ты никогда не предашь меня. Клянись… клянись.

Няня решительно подошла к ним.

— Довольно, мадам, довольно, остановитесь. Вам лучше вернуться в постель. Эдит принесет вам чашечку хорошенького чайку.

Тон у нее был властный и суровый.

Мать всхлипывала и еще сильнее прижимала его к себе. Все тело Вернона напряглось, сопротивляясь. Еще немного, еще совсем немного — и он сделает все, что мама пожелает, лишь бы она отпустила его.

— Вернон, ты должен возместить… возместить мне те страдания, которые причинил мне твой отец. О господи, что мне делать?

Краешком сознания Вернон отметил, что Кэти молча стоит и наслаждается зрелищем.

— Идемте, мадам, — сказала Няня. — Вы только расстраиваете ребенка.

На этот раз в ее голосе было столько решительности, что мать подчинилась. Слегка опершись на руку Няни, она дала себя увести.

Через несколько минут Няня вернулась с покрасневшим лицом.

— Ну дела, — сказала Кэти, — никак не успокоится! Вечные с ней истерики. Вы не думаете, что она этим только себя убивает? А Хозяин — что ему остается? Приходится мириться с ней. Все эти сцены и дурное настроение…

— Хватит, детка, — сказала Няня. — Займись-ка своим делом; в доме джентльмена слуги не судачат о таких вещах. Твоей матери следовало бы получше тебя воспитать.

Кивнув, Кэти скрылась. Няня обошла вокруг стола, с непривычной резкостью передвигая чашки и тарелки. Губы ее шевелились, она ворчала под нос:

— Вбивают ребенку в голову всякие глупости. Терпеть этого не могу…

Глава 3

1

Появилась новая горничная, худенькая, беленькая, с глазами навыкате. Ее звали Изабел, но в доме ей дали имя Сьюзен, как Более Подходящее. У Вернона это вызвало недоумение. Он попросил Няню объяснить.

— Мастер Вернон, есть такие имена, которые подходят дворянам, а есть имена для прислуги. Вот и все.

— Тогда почему же ее настоящее имя — Изабел?

— Некоторые люди любят обезьянничать и, когда крестят своих детей, дают им дворянские имена.

Слово «обезьянничать» сильно смутило Вернона. Обезьяны, мартышки… Что, некоторые люди носят детей крестить в зоопарк?

— Я думал, что детей крестят в церкви.

— Так оно и есть, мастер Вернон.

Загадочная история. Почему все кругом так загадочно? Почему простые вещи вдруг становятся загадочными? Почему один человек говорит тебе одно, а другой совсем другое?

— Няня, откуда берутся дети?

— Вы меня уже спрашивали, мастер Вернон. Ангелочки приносят их, влетая ночью в окно.

— Та ам… ам…

— Не заикайтесь, мастер Вернон.

— Американская леди, которая сюда приходила, — она сказала, что меня нашли под кустом крыжовника.

— Так бывает только в Америке, — безмятежно откликнулась Няня.

Вернон с облегчением вздохнул. Ну конечно же! В нем колыхнулась волна благодарности к Няне. Она все знает. Пошатнувшуюся вселенную она твердо поставила на место. И она никогда не смеется. Мама — та смеется. Он слышал, как она говорила другим дамам: «Он задает мне такие занятные вопросы. Вы только послушайте… Дети так забавны, так восхитительны».

Но Вернон вовсе не считал, что он забавный или восхитительный. Он просто хотел знать. Ты должен все узнавать. Иначе не повзрослеешь. А когда ты взрослый, ты все знаешь и у тебя в кошельке есть золотые соверены.

2

Мир продолжал расширяться.

Появились, например, дяди и тети.

Дядя Сидни — мамин брат. Он низенький, толстый, с красным носом. У него привычка напевать — тянуть одну ноту — и звенеть монетами в брючном кармане. Он обожает шутить, но Вернон считает, что его шутки не всегда забавны.

Например, дядя Сидни говорит:

— Допустим, я надену твою шапку. А? На что я буду похож? Скажи!

Интересно: взрослый, а задает вопросы! Интересно, но как быть: если Няня что и внушила Вернону, так это то, что мальчикам не следует высказывать свое мнение о других.

— Ну же, — настаивал дядя Сидни. — На что я буду похож? Вот, — он схватил полотняный предмет обсуждения и водрузил его на макушку, — как я выгляжу, а?

Что ж, раз надо отвечать, значит, надо. Вернон сказал вежливо и еле слышно:

— Мне кажется, вы выглядите довольно глупо.

— Майра, у твоего парня совсем нет чувства юмора, — сказал дядя Сидни. — Совершенно нет чувства юмора. Жаль.

Сестра отца тетя Нина — совсем другое дело. От нее приятно пахнет, как летом в саду, и у нее нежный голос, что особенно нравится Вернону. У нее есть и другие достоинства: она не целует тебя, если ты не хочешь, и не пристает с шуточками. Но она нечасто приезжает в Эбботс-Пьюисентс.

Она, должно быть, очень храбрая, думал Вернон, ведь это она первая показала ему, что Чудовищем можно повелевать.

Чудовище живет в большой гостиной. У него четыре ноги и блестящее коричневое тело. И длинный ряд того, что Вернон, будучи совсем маленьким, считал зубами. Великолепные желтые сверкающие зубы. Сколько Вернон себя помнил, Чудовище завораживало и пугало его. Потому что, если его тронуть, оно издает странные шумы — сердитое рычание или злобный пронзительный вой. Почему-то эти шумы ранят тебя, как ничто другое. Ранят в самое сердце. Ты дрожишь, тебя охватывает слабость, жжет глаза, но из-за какого-то странного очарования ты не можешь уйти.

Когда Вернону читали сказки про драконов, он всегда представлял их в виде этого Чудовища. А самые лучшие игры с мистером Грином были те, где они убивали Чудовище: Вернон вонзал копье в его коричневое блестящее тело, а сотня детишек мистера Грина улюлюкала и пела за его спиной.

Конечно, теперь, когда Вернон большой, он больше понимает. Он знает, что Чудовище называется рояль, что, когда его обдуманно бьют по зубам, это называется «игратьнарояле»! И леди это делают для джентльменов после обеда. Но в глубине невинной души он продолжал бояться; иногда ему снилось, что Чудовище гонится за ним по лестнице, ведущей в детскую, и он с криком просыпался.

В его снах Чудовище жило в Лесу, оно было дикое и свирепое и производило такой ужасный шум, что невозможно терпеть.

Иногда «игратьнарояле» принималась мама, и Вернон переносил это с большим трудом, хотя чувствовал, что из-за маминых действий Чудовище, конечно же, не проснется. Но когда однажды за это взялась тетя Нина, все было совсем иначе.

Вернон в углу играл в одну из своих воображаемых игр. Они с Пуделем и Белкой устроили пикник: ели омаров и шоколадные эклеры.

Тетя Нина не заметила его; она села на табурет и стала наигрывать.

Захваченный обаянием музыки, Вернон подползал все ближе и ближе. Нина наконец увидела, что он смотрит на нее во все глаза, и лицо его залито слезами, а тело сотрясается от рыданий. Она остановилась.

— Что случилось, Вернон?

— Терпеть не могу — всхлипнул Вернон. — Ненавижу. Ненавижу. Мне больно вот тут. — Он сдавил руками живот.

В это время в комнату вошла Майра. Она засмеялась.