Хлеб великанов - Мэри Вестмакотт

— Трудно сказать, сэр.

— Не смею подумать. Да, не смею подумать. — Он поднялся. — Я тебя задерживаю. Понимаю, у тебя куча дел. — Слабая улыбка осветила его лицо. — «Великан»! Полагаю, вы с Груиным сыграли небольшую шутку. Все приняли как должное, что Великан — это Молох Индустрии. Они не видят, что настоящий Великан — та крошечная фигурка, Человек. Личность. Человек, который преодолел каменный век и железный. После того как рухнет и умрет цивилизация, он проложит путь сквозь еще одну эру, Ледяную, и поднимется к новой цивилизации, какая нам и не снилась.

Он широко улыбнулся.

— Чем старше я становлюсь, тем больше убеждаюсь, что нет на свете ничего более смешного, более жалкого, более абсурдного и притом совершенно изумительного, чем Человек. — И уже в дверях, держась за ручку, добавил: — Удивляет одно: что приводит к появлению существ вроде этого Великана? Что его порождает? Наследственность формирует его… окружение его отшлифовывает и доводит до завершения… секс его пробуждает… Но есть кое-что поважнее. Это то, что его питает.

Фу-у, фу-у, фу-у!Человечьим духом пахнет.Я ему кости истолку,На завтрак хлеба испеку[4].

Великан жесток, Левин! Монстр, поедающий плоть и кровь. Ничего не знаю о Груине, но, ручаюсь, он кормит своего Великана собственной кровью и плотью, а может, еще и чужой… Их кости перемалываются на хлеб Великану…

Я старик, Левин. У меня свои причуды. Сегодня мы видели конец, а я хочу знать начало.

— Наследственность — окружение — секс, — медленно проговорил Левин.

— Да. Именно так. Но я надеюсь, ты расскажешь мне не только это.

— Думаете, я знаю?

— Уверен, что знаешь.

Наступила тишина.

— Да, — сказал наконец Левин. — Знаю. Я бы рассказал вам всю историю, но не могу… Тому есть причины.

Он медленно повторил:

— Есть причины.

— Жаль. Было бы интересно.

— Как сказать…

Книга первая

Эбботс-Пьюисентс

Глава 1

1

В мире Вернона существовало только три действительно важных человека: Няня, Бог и мистер Грин.

Были, конечно, горничные. Первым делом Винни, потом Джейн, и Анни, и Сара, и Глэдис — это те, кого Вернон мог вспомнить, но было множество других. Горничные подолгу не задерживались, потому что не могли поладить с Няней. В мире Вернона их можно было не брать в расчет.

Было также некое двуединое божество Мама-Папа, которое Вернон упоминал в молитвах, а также связывал с ними переход к десерту. Они представлялись Вернону смутными фигурами, пожалуй, красивыми, особенно Мама, но опять-таки они не принадлежали к реальному миру — миру Вернона.

В мире Вернона существовали только очень реальные вещи. Коврик в детской, например. В зелено-белую полоску, довольно кусачий для голых коленок, с дыркой в углу — эту дырку Вернон исподтишка расковыривал пальцем. Или стены детской, на которых лиловые ирисы бесконечной чередой оплетали что-то такое, что иногда было ромбиками, а иногда, если очень долго смотреть, — крестами. Вернону это казалось очень интересным и немного загадочным.

Возле одной стены стояла лошадка-качалка, но Вернон редко на ней качался. Он больше играл с плетеным из прутьев паровозиком и плетеными грузовиками. Был у него низкий шкаф, набитый довольно потрепанными игрушками. На верхней полке лежали более хрупкие вещи, с которыми разрешалось играть в дождливую погоду или когда Няня бывала в особенно хорошем расположении духа. Там была Коробка с Красками и Кисточки из Настоящего Верблюжьего Волоса и кипа листов с Картинками для Вырезания. Там же были все те вещи, про которые Няня говорила, что от них только грязь и она их терпеть не может. Одним словом, самые лучшие вещи.

А в центре этой Няниной вселенной, возвышаясь над всем остальным, находилась сама Няня. Персона номер один в верноновской Троице. Вся такая большая и широкая, накрахмаленная и шуршащая. Всезнающая, всемогущая. Не было ничего лучше Няни. «Мне лучше знать, чем маленькому мальчику» — так она часто говорила. Всю свою жизнь она провела в присмотре за мальчиками (за девочками тоже, но они Вернона не интересовали), а те один за другим вырастали и создавали ей Хорошую Репутацию. Она так говорила, и Вернон ей верил. Он не сомневался в том, что тоже вырастет и сделает Няне хорошую репутацию, хотя временами казалось, что едва ли. В Няне было нечто внушавшее благоговение, но одновременно бесконечно уютное. Она знала ответы на все вопросы. Например, Вернон поставил перед ней загадку ромбиков и крестов на обоях.

— A-а. Что тут такого? — сказала Няня. — Всегда есть два взгляда на вещи, неужели никогда не слышал?

И поскольку однажды она буквально те же слова говорила Винни, Вернон был вполне удовлетворен. Он даже стал зрительно представлять себе эту задачу в виде буквы А: по одной стороне на нее заползают кресты, а по другой спускаются ромбы.

После Няни шел Бог. Бог тоже был для Вернона исключительно реальным, в основном из-за того, что он так плотно заполнял разговоры Няни. Няня знала, что ты делаешь, почти всегда, но Бог знал все, и Бог был даже еще более удивительным существом, чем Няня, если это только возможно. Например, ты не мог видеть Бога, что было несправедливо, потому что это давало ему преимущество: он-то тебя видел. Даже в темноте. Иногда, лежа ночью в кровати, Вернон думал, что вот Бог сейчас смотрит на него из темноты, и от этой мысли по спине пробегали мурашки.

Но вообще-то по сравнению с Няней Бог не очень досаждал Вернону. О нем можно было просто не вспоминать — пока Няня не заведет о нем разговор.

Однажды Вернон взбунтовался.

— Няня, знаешь, что я сделаю, когда умру?

Няня в это время вязала носок. Она сказала:

— Один, два, три, четыре — ну вот, упустила петлю. Нет, мистер Вернон, не знаю, конечно.

— Я пойду в рай… я пойду в рай… и прямо к Богу, прямо к нему пойду и скажу: ты ужасный человек, я тебя ненавижу!

Тишина. Ну вот. Он сказал. Немыслимая, неописуемая дерзость! Что-то теперь будет? Какая страшная кара, земная или небесная, падет на его голову? Он ждал, затаив дыхание.

Няня подхватила петлю. Посмотрела на Вернона поверх очков. Невозмутимая, безмятежная.

— Вряд ли Всемогущий обратит внимание на то, что болтает гадкий мальчишка. Винни, подай, пожалуйста, вон те ножницы.

Вернон удрученно ретировался. Не получилось. Няню не сокрушить. Мог бы и сам догадаться.

2

А еще был мистер Грин. Он был вроде Бога в том смысле, что его тоже нельзя было увидеть, но он был совершенно реальным, Вернон это знал. Он точно знал, например, как мистер Грин выглядит: среднего роста, довольно полный, слегка похож на зеленщика из их деревни, который пел в церковном хоре дребезжащим баритоном; у него красные щеки и усы щеточкой. Глаза у него голубые, ярко-голубые. Самое замечательное в мистере Грине было то, что он любил играть. Про какую бы игру Вернон ни подумал, всегда оказывалось, что мистер Грин любит в нее играть. Вернон и еще про него кое-что знал. Например, у него было сто детей. И еще трое. По мнению Вернона, те сто держались кучей; они веселой толпой ходили за Верноном и мистером Грином по тисовым аллеям. А трое были особенные. У них были имена, самые прекрасные имена, какие знал Вернон: Пудель, Белка и Кустик.

Пожалуй, Вернон был одиноким мальчиком, но сам этого не знал. Потому что, как видите, он мог играть с мистером Грином, Пуделем, Белкой и Кустиком.

3

Долгое время Вернон не мог решить, где же у мистера Грина дом. Неожиданно ему пришло в голову, что мистер Грин, конечно же, живет в Лесу. Лес для Вернона заключал в себе особую притягательность. Одной стороной к нему примыкал парк, и Вернон часто крался вдоль высокой зеленой изгороди в надежде найти трещинку, чтобы сквозь нее посмотреть на Лес. Оттуда доносились шепот, вздохи, похрустывание, будто деревья разговаривали друг с другом. В середине ограды была дверь, но она, увы, всегда была заперта, и Вернону так и не удалось узнать, что же находится там, внутри Леса.

Няня, конечно, его туда не водила. Как все няни, она предпочитала прогулку по хорошей твердой дороге, чтобы никакие мерзкие мокрые листья не пачкали обувь. Так что Вернону не разрешалось ходить в Лес. От этого он думал о нем еще больше. Он думал о том, что наступит день, и он будет пить чай с мистером Грином. Для такого случая Пуделю, Белке и Кустику понадобятся новые костюмчики.

4

Детская надоедала Вернону. Она была слишком маленькая. Он знал в ней все, что можно было знать. Другое дело парк. Парк был действительно великолепен. В нем было много разнообразных частей. Были длинные дорожки между подстриженными тисовыми кустами, выложенные орнаментом в виде птиц, пруд с жирными золотыми рыбками, фруктовый сад, окруженный стеной, и дикий сад, где по весне цвел миндаль и между белых стволов берез распускались голубые подснежники, но лучше всего был огороженный участок с развалинами старого Аббатства. Это было место, где Вернону хотелось бы побыть одному, чтобы заняться настоящим делом — лазить и исследовать. Но не удавалось. Зато остальным парком он распоряжался как хотел. Гулять его отправляли вместе с Винни, но по странному совпадению они всегда натыкались на младшего садовника, и Вернон мог предаваться играм, не обремененный излишним вниманием Винни.