Медвежонок родился - Рудо Мориц

не просто задремал — заснул как сурок.

Меня разбудил гром. Открыл глаза — в небе черным-черно. Я вскочил на ноги. Уже западали первые тяжёлые капли.

Снова загремело.

Я побежал было к выходу, но вовремя обнаружил, что гол по пояс. Вернулся к ограде — рубашки там нет. Может, она свалилась с ограды на землю? Я нагнулся, пошарил в высокой траве — и там её нет. Куда же она могла запропаститься?

Зачастили дождевые капли, неприятно холодя голое тело.

Я растерянно оглянулся. Неужто здесь побывал какой-нибудь вор и польстился на мою рубашку? Так ведь рубашка-то самая обычная, на каждый день.

Тут заглянул я за ограду — и что же я вижу?

Пара рогатых животных усердно что-то растягивает. Это были зебу, а у них — ой, да это же моя рубашка! Они вцепились зубами в рукава и тянут, и тянут что есть мочи. Вдруг — тр-р-р! — и рубашка напополам. Зебу успокоились, каждому что-то перепало. И они стали жевать. Жуют, жуют, пережёвывают, пока не исчезли последние клочки полосатой ткани.

А я стою как прикованный, а дождь льёт всё сильней. Снова грянул гром, и я очнулся. Блеснула молния, и тут же громыхнуло. Видно, совсем близко ударило. Чего я здесь ещё жду? Нечего больше ждать!

Но как же я домой попаду? Что подумают люди в трамвае? Ещё решат, что я спятил.

Нет, идти так я никак не могу. Будь у меня хотя бы пиджак, можно было бы обойтись без рубашки. Но в таком виде? Нет, так я не могу!

Я побежал вниз мимо загонов и клеток. Нужно найти кого-нибудь, достать рубашку, чтобы добраться до дома.

Бегу, а звери удивлённо глядят на меня; может, они думают, что какая-то обезьяна сбежала из клетки. Людей нигде не видно, все будто сквозь землю провалились.

А с неба начинает лить как из ведра.

Наконец прибежал я к выходу. Хоть здесь-то будет кто-нибудь?

Действительно, в будке сидел старый вахтёр.

Я влетел в будку.

— Что с вами? — удивился старик.

— Зебу сожрали мою рубашку.

Старика разбирает смех, я вижу, как подрагивают его щёки, но он сдерживает себя, прячет улыбку в седые усы.

— То есть как это сожрали?

— Очень просто, — объясняю я, с трудом переводя дыхание. — Я рубашку снял и повесил на ограду, а они до неё добрались. Слопали её у меня на глазах. А я не могу идти в город в таком виде.

— Что верно, то верно, — соглашается вахтёр.

— Мне нужна рубашка, — говорю. — У вас лишней не найдётся?

— Нет, лишней нету. — Он задумался. — Разве что дать вам эту, которая на мне.

— Вам она самому нужна. Какой же вахтёр без рубашки?

— Может, обойдусь как-нибудь, — говорит старик.

— Это не дело, — мотаю я головой. Хотя бы потому, что старый человек никак не может быть на службе без рубашки; и, по правде говоря, меня его вылинявшая рубаха не очень-то прельщает.

— Знаете что, — рассуждает вслух сторож. — Позвоню-ка я директору, он вам что-нибудь достанет.

Он так и сделал. Позвонил и говорит:

— Это проходная. Здесь шеф нашего Монарха сидит. Без рубашки.

Видно, директор сказал что-то смешное, потому что старичок залился смехом, закашлялся даже и стал объяснять:

— Рубашку у него зебу сожрали. Да, представьте себе, зебу! Ещё подумает, что мы их голодом морим.

Старичок выслушал что-то, потом сказал:

— Ладно, передам.

И положил трубку.

— Подождите, — говорит, — он сейчас будет здесь, с рубашкой.

Действительно, через несколько минут прибегает директор.

— Вот, — говорит, — держите. — И протягивает мне водолазку. — На ваше счастье, нашлась у меня в кабинете.

Я натянул на себя водолазку, и сразу мне стало в ней хорошо.

— Всё равно вы не сможете идти домой в этот ливень. Пойдёмте ко мне, я вас угощу чем-нибудь согревающим.

И хотя совсем недавно я поклялся, что в кабинет директора меня никакими калачами не заманишь, я пошёл.

— В следующий раз не вешайте рубашку на ограду, — сказал директор, когда мы чокнулись. — Сегодня её сожрали зебу, в другой раз её могут напялить на себя обезьяны.

Мы посмеялись. А я запомнил раз и навсегда, что в зоопарке рубашку лучше не снимать.

Мудрый слон Юмбо

В следующий раз прихожу я в зоопарк, а там новинка. Нет, появился не какой-нибудь необыкновенный зверь, а табличка с новой надписью. И даже не одна — постепенно я обнаружил, что их там много. И на всех написано одно и то же:

КОРМИТЬ ЗВЕРЕЙ ЗАПРЕЩАЕТСЯ!

ШТРАФ ДВАДЦАТЬ КРОН!

Встречаю я знакомого ветеринара и спрашиваю:

— В чём дело, для чего понадобилось столько табличек?

— Нехорошие у нас дела, — отвечает ветеринар. — За последнее время погибло несколько зверей.

— Не пугайте меня, с Монархом ничего не случилось?

— Монарх жив-здоров, но погибли обезьянка Боря и оленёнок Яшка.

— Как? Отчего?

— Люди бросали им не подходящую для них пищу. Знаете, конфеты, орешки и всякую такую всячину.

— Значит, и конфеты вредны? — удивился я.

— Разумеется. Маленький Яшка погиб оттого, что кто-то дал ему самую обыкновенную конфету.

— Выходит, таблички в самом деле нужны. И вы уже застигли кого-нибудь на месте преступления?

— Конечно.

— А штрафовали?

Ветеринар покачал головой.

— Нет ещё. Пока мы только стараемся научить людей, но это нелёгкое дело. Тяжелее, чем со зверями. Но скоро наступит время, когда мы начнём штрафовать. Очень скоро!

Я решил посмотреть, как люди учатся. Пошёл от клетки к клетке, и мне становилось всё грустнее и грустнее, даже страшно стало. Ведь эти люди и читать-то не умеют!

В самом деле, там в клетку бросают арахис, в другом месте — куски кекса, а вот кто-то суёт обезьяне целую отбивную.

Иду я по дорожке и думаю: до чего же люди странные! Хоть золотыми буквами пиши, всё равно они за своё. Надо предложить директору, чтобы на каждой клетке, в которой погибнет зверь или птица, он велел написать: «Здесь погибло такое-то животное, потому что люди отравили его своими лакомствами». А ниже пусть напишут ещё большими буквами: «Не губите зверей!» Может, хоть это поможет.

Размышляя таким образом, я пришёл к слоновнику.

Юмбо — старый слон, хобот у него длинный, бивни жёлтые, а уши как огромные лопухи.

От людей слона отделяет глубокий бетонированный ров и железные перила. Стоит Юмбо, помахивает хвостом. Вверх-вниз, вправо-влево. Людей вокруг полно,