Свечная башня - Корсакова Татьяна Викторовна

– Еще раз обыщите школу! Если девочка найдется, немедленно мне позвоните!

Она не стала дожидаться ответа, пошагала по парковой дорожке не к центральным воротам, через которые только что пролетел черный байк, а к запасной калитке. Через эту калитку в Горисветово попадал персонал и ученики из местных. Так им удавалось «срезать» изрядный участок пути, сразу же оказавшись на ведущей к деревне тропе.

Впрочем, сначала это была не тропа, а полноценная дорога, по которой могли запросто идти два человека. Каблуки Мирославиных модельных туфелек почти не проваливались в плотную землю. Идти получалось быстро, но все равно хотелось побежать. Не к добру. Ох, не к добру…

Минут через десять дорога снова превратилась в тропу, которая запетляла между старыми кленами. Лес вокруг Горисветово был смешанный, с густым подлеском. Была бы Мирославина воля, она бы вырубила подлесок к чертовой матери, но Всеволода Мстиславовича и деревенских все устраивало. И плевать, что детям приходится пробираться сквозь эти джунгли. Хорошо, хоть дикого зверья здесь нет… Зверья нет, а кто есть?.. Мирослава остановилась, потерла глаза. Ей нужно было время. Совсем чуть-чуть времени, чтобы прийти в себя и собраться с духом.

Сколько лет она не ходила этой тропинкой? Много! Во взрослом возрасте, кажется, ни разу. Если ей было нужно попасть в деревню, она ехала туда на машине кружным путем. Собственно, и в деревне Мирослава появлялась нечасто. Там остался только один человек, которого она была рада видеть.

Но все это лирика, а реальность вот она – перед глазами. Извивается между старыми кленами и липами, скользит вниз по склону, петляет уже по дну оврага вдоль русла небольшой речушки и дальше почти до самой деревенской окраины никуда не сворачивает. Вот как тут вообще можно заблудиться? Заблудиться вряд ли получится, а спрятаться?

Дети любят играть в прятки. Она сама когда-то любила. Когда-то любила, а сейчас вот… ненавидит. И себя ненавидит за проявление слабости, а еще за то, что поперлась в овраг одна, не взяла с собой хоть кого-нибудь. Это ведь было бы разумно и рационально! Чем больше людей участвует в поисковой операции, тем больше вероятность удачного исхода. И обувь не сменила! Ну что за дура такая!

Злиться на себя было легко, злость хоть и ненадолго, но все же отгоняла панику. Или что она на самом деле отгоняла? Мирослава замерла посреди тропинки, зажмурилась. Вокруг была тишина. Почти абсолютная, почти могильная. И где-то за спиной то ли шепот, то ли вздох. И легкое прикосновение к плечу…

Она не хотела кричать. Не хотела играть в эту страшную детскую игру – прятки. Но она снова в нее играет…

Раз, два, три, четыре, пять…

Я иду искать…

Кто не спрятался, я не виноват…

А тот, кто стоит позади, чье ледяное прикосновение она ощущает вот прямо сейчас, соскучился по пряткам. По ней, Мирославе, соскучился!

Ее крик, придушенный и сиплый, оборвался в тот самый момент, когда Мирослава кубарем скатилась вниз, на дно оврага. За каблуки боялась… За ноги… Тут бы шею сберечь…

Наверное, не получилось, потому что мир, который кувыркался, словно цветные стеклышки в калейдоскопе, вдруг резко остановился, и Мирослава врезалась в него всем своим неловким, неприспособленным для игр в прятки телом. Стало сначала больно, потом сразу темно. Какое-то время из темноты доносился едва различимый шепот. Какое-то время чьи-то ледяные пальцы гладили Мирославу по лицу, а потом вцепились в горло. Вцепились и принялись душить…

* * *

…Она кричала и отбивалась от этих невидимых, беспощадных рук. Она знала, что умрет, но все равно продолжала бороться за свою жизнь. До тех пор, пока кто-то не гаркнул ей прямо в ухо:

– Да угомонись ты! И глаза открой! Слышишь ты меня?

Она слышала. Она даже могла дышать. Кажется. И холод ушел, сначала сконцентрировался в ледяную иглу в позвоночнике, а потом просочился сквозь толстую подушку мха в сырую землю.

– Ну давай, открывай глаза!

Этот невидимый и требовательный голос не отставал, не оставлял в покое. Но ее больше никто не трогал.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Мирослава открыла глаза, тут же попыталась сесть, но затянутые в черные перчатки ладони впечатали ее в подушку из мха.

– Не торопись, – сказал хакер Фрост.

Он стоял над ней на коленях, смотрел внимательно и немного… удивленно. А она была рада! Как же она была рада тому, что не одна! Нет, не тому, что не одна, а тому, что рядом человек. Живой человек!

– Почему? – спросила она сиплым голосом и шею потрогала.

– Вдруг ты что-то себе сломала, – сказал он и принялся ощупывать сначала ее руки, а потом и затянутые в порванные колготки ноги.

– Сдурел?! – Мирослава взбрыкнула. Вот прямо по-настоящему, чуть не заехала ему коленом в челюсть. – Руки убери, ненормальный!

– Почему ненормальный? – удивился он, но руки убрал, даже отодвинулся подальше. Наверное, давая понять, что ненормальная здесь как раз она.

Мирослава села, одернула юбку, прикрыла ладонями торчащие из дыр в колготках поцарапанные коленки, посмотрела строго и с укором.

– Что вы тут делаете, господин Фрост? – И спросила тоже строго, чтобы он сразу понял, ху из ху, и прекратил эти свои… лапанья. – Я же велела вам осмотреть дорогу!

– Велела… – Он хмыкнул так снисходительно, что Мирославе сделалось совсем уж тошно. Словно позора и порванных колготок было недостаточно.

– Попросила, – прохрипела она.

Она всегда хрипела в минуты особого волнения или особой опасности. Еще с детства. Сейчас было больше волнения, чем опасности. Ну, Мирослава на это надеялась. Она вообще не понимала, что такое на нее нашло, откуда вот это все темное и холодное. Появилось и исчезло, точно дуновение ветерка. Или не появлялось? Переработала? Перетрудилась на благо горисветовоской школы для одаренной молодежи? Себя не берегла, вот и дожилась до глюков с кувырканиями по склону оврага.

– Я попросила, чтобы вы искали Василису.

– Я искал. – Он сел на моховую кочку, скрестив ноги по-турецки. Прохудившаяся джинса на его коленях побелела, и Мирослава подумала, что у него сейчас тоже появятся дырки на штанинах. Но ничего, джинса оказалась покрепче нейлона. – Смотался туда и обратно, никого не нашел. Решил помочь с поисками тут.

– Тут – это в овраге?

– Ну, так уж получилось. – Он пожал плечами. – Услышал вопль…

– Так уж и вопль… Я просто оступилась.

– Я так и подумал. Сначала вопль, потом грохот, потом вот это все. – Он развел руками, показывая масштабы ее падения. Падения во всех смыслах.

– Ничего особенного! Расходимся! – Мирослава встала и тут же чуть не упала снова. Каблук она все-таки сломала.

Она бы не упала. Больше никогда и ни за что! Но он все равно схватил ее за плечо. Хватка эта была крепкая, куда крепче недавнего рукопожатия.

– Осторожно. – Он не иронизировал и не улыбался, он снова вглядывался в ее лицо. Внимательно и, кажется, встревоженно.

– Да куда уж осторожнее! – Мирослава повела плечом, стряхивая его ладонь.

Она злилась. И даже не из-за того, что этот патлатый хакер увидел ее в неприглядном виде, валяющуюся на дне оврага. Она злилась, что потеряла время. И потеряет еще больше, потому что дурацкий каблук дурацкой туфли сломан. Потому что ей теперь не бегать в поисках Василисы, а только ковылять.

– Дай вторую, – сказал Фрост и протянул руку.

– В смысле?

Мирослава так растерялась, что даже на мгновение перестала злиться.

– Вторую туфлю. Отломаю каблук, получится симметрия.

В его словах было рациональное зерно, и Мирослава сняла туфлю.

Каблук он отломал быстро. Вот такое хреновое качество у дорогой итальянской обуви!

– Где твой мотоцикл? – спросила она, обуваясь.

Теперь, когда он видел ее поцарапанные коленки и слышал, как она орет от ужаса, можно, наверное, перейти на новую ступень общения. Но только за пределами школы! В стенах никакой фамильярности! Это Мирослава решила для себя раз и навсегда. Если хочешь, чтобы тебя уважали, держи дистанцию.