Джои - Feel Slumber-Dream

дороге в какие-то другие заведения. Мы тоже частенько заходили на такие закрытые вечеринки под названием "speakeasies", паролем для входа на них были слова "speakeasy" Такие заведения очень частенько накрывала полиция, но зато там можно было найти всё, от алкоголя до марихуаны, не говоря уже о баночках с героином, которые на утро можно было собирать с пола лопатой.

Я не употребляла это средство, так как оно вызывало зависимость о котором я знала не понаслышке. Моя мать страдала этим недугом.

Сначала, когда отец жил ещё с нами, я этого не замечала. Мама часто была дома и почти всегда ходила с бокалом в руке, но я не придавала этому значение. Когда отец уходил на работу, её часто навещали подруги. Она закрывалась с ними в комнате, а меня отправляла на улицу. Когда я приходила домой, она уже спала в бессознательном состоянии. С отцом они постоянно ссорились, и он частенько поднимал на неё руку в порывах гнев. Я бросалась заступаться за маму, за что мне частенько прилетало тоже. Потом началась война с Германией, и мать осталась одна. Ей пришлось устроиться на работу, на фабрику, швеёй-мотористкой за 22 доллара. Уходила она рано, а возвращалась уже затемно и сразу валилась спать, даже не поужинав, так что все домашние работы перешли на меня.

Проработала она там чуть больше года и всё это время не притрагивалась к спиртному, за то постоянно нюхала, насыпая себе на ноготь, купленный в аптеке героин.

Весной 1918 года началась эпидемия "Испанки". Смертельная болезнь, которая выкашивала на удивление здоровых и сильных людей. Люди старались не выходить по возможности на улицы, плюс ко всему начались повальные забастовки.

Многие социалисты, принявшие партию Ленина, подбивали рабочих к мировой революции. Из-за всего этого начались перебои с оплатой труда и денег катастрофически не хватало, мать вновь начала пить, а я стала частой гостьей на ужинах у Джои, так как у нас есть было нечего.

К концу 1918 года, а точнее в сентябре, когда солдаты начали возвращаться с фронта, а от отца по-прежнему не было известий, началась вторая волна эпидемии. Мать как будто искала смерти, по нескольку дней пропадая неизвестно где.

Она уже не расхаживала по дому с бокалом вина и ночном платье, а хлопнув дверью исчезала за порогом. Иногда возвращалась с деньгами, иногда с продуктами из магазина, но зачастую просто грязная, обгадившаяся и пьяная.

Однажды её не было больше недели, и я обратилась в полицию. Все полицейские ходили в ватно-марлевых повязках и готовы были прийти на помощь к любому, кто об этом попросит. Всех, кто умирал от испанки дома или в больницах заносили в специальный реестр, висящий длинным списком на двери в полицейский участок. Я боялась худшего, но её имени там не было.

Полицейский услышав, что мать пьёт и употребляет героин, ответил, что слишком занят разбоями и трупами, нежели поиском какой-то наркоманки и посоветовал поискать её по борделям.

Несмотря на то, что проституция официально была запрещена, владельцы борделей отделывались всего лишь штрафом, а учитывая рост преступности и количество вернувшихся с войны, изголодавшихся мужчин, этот бизнес был довольно популярен, вопреки всем введённым на него ограничениям и гуляющей по стране опасности от смертельного вируса.

Я не могла поверить, что моя мама может быть в борделе, но всё же решила проверить.

Это был джаз клуб "Оазис" находившийся через дорогу от дворца кино, где собирался весь народ с ближайших районов, куда частенько ходила и я вместе с Джои и Роном.

Тогда, днем, эти улицы были наполнены добровольцами из красного креста, полицейскими в ватно-марлевых повязках и похоронными процессиями, следующими по дорогам почти друг за другом, а ночью бандитами и толпами желающих весело провести вечер.

До вечернего показа было ещё несколько часов, так что клуб был почти что пуст. Никаких специальных ограничений на время эпидемии предусмотрено не было. Я прошла сквозь зал, между столиками в небольшую дверь, возле полукруглой сцены, где внутри, почти у самых гардин играл оркестр, а на самой сцене танцевали две полуобнажённые женщины.

— Куда направилась? — Остановил меня толстый охранник, стоявший возле этой двери.

— Я ищу свою маму. Её нет дома уже больше недели, мне сказали, что она может быть здесь. — Ответила я, собираясь во что бы то ни стало пройти внутрь и убедиться, что её там нет. Охранник кивнул, приглашая пройти за ним. Я зашла внутрь технического коридора, где в конце было несколько комнат, закрытых красной занавеской, из которых раздавались звуки полового акта. Из одной из них вышел солдат в военной форме, застёгивая на ходу ремень. Он прошел мимо и бросив на меня свой сальный, изучающий взгляд, направился к черному входу, дверь которого была открыта настежь. Возле черного входа толпились люди и как только солдат вышел, человек в черной шляпе, забрал у одного из толпы четвертак и запустил в коридор.

Я с охранником подошла к проему, и он одним движением распахнул занавеску. На кушетке, с раздвинутыми ногами, в готовности работать как конвейер, лежала еле живая от опьянения женщина. Она была в одной, сбившейся к поясу юбке на голое тело, в ожидании очередного клиента, который только что отдал за неё четвертак человеку в шляпе. Женщина что-то пробормотала и подняв голову посмотрела на меня.

— Она? — спросил охранник.

Я не могла что-либо ответить из-за удушливого комка, подступившего к горлу, только отрицательно покачала головой, не в силах выдержать и признать такой позор. Еле сдерживая нахлынувшие на глаза слёзы, я убежала прочь.

4

Меня разбудил равномерно повторяющейся скрип кровати, и еле слышный, но с явным недовольством говоривший с кем-то шёпотом, голос Джои:

— Ну что ты так долго копаешься? Давай быстрее, я спать хочу.

— Я не могу, когда ты так холодна со мной. — Ответил ей тоже тихим шёпотом мужской голос. Мне он показался очень знакомым, и я приоткрыла глаза. Но никого не увидела, кроме какого-то блестящего пятна непонятной формы.

Я лежала на животе в своей постели, свесив с неё голову и почему-то смотрела в медный тазик, стоящий на полу. При попытке поднять голову, которая тут же налилась свинцом и загудела как колокол, подняться смогли только веки.

Я увидела перед собой Джои, которая стояла голая, на коленях в своей собственной кровати на другом конце комнаты, при этом положив голову на подушку и обняв её двумя руками смотрела на меня, покачиваясь в такт со стоящим