Девочки мадам Клео - Люсьен Гольдберг

Остаток вечера он пил виски в гостиничном баре.

Все, кто находился той ночью в баре, получили полную информацию насчет того, где Питер Ши из ВСН проведет ближайшие выходные.

На многих это произвело впечатление.

Скрип гравия под шинами «роллс-ройса» подействовал на слуг как своего рода сигнал к действию. Когда машина медленно въехала в кольцеобразную подъездную аллею, дворцовая челядь барона гуськом потянулась из парадных ворот. Ливрейные лакеи и служанки в черных шелковых платьях и кружевных фартуках быстро образовали аккуратный полукруг.

Машина остановилась, и главный ливрейный помог женщинам выйти. Легкий ветерок дерзко налетел и закружил черный шелк их платьев и длинные ленты широкополых соломенных шляп. Неискушенному глазу эти женщины могли показаться дочерьми аристократов, прибывшими отдохнуть за город.

Дадли – истинно английское воплощение мажордома, – служивший у барона более тридцати лет, наблюдал за их приездом со своего дозорного поста сбоку от высоченного крыльца. Его губа презрительно поползла вверх. Барон посылает в Париж за девушками с самого начала, с J 957 года. Сперва эта затея не удавалась. Девушки, с точки зрения Дадли, не соответствовали уровню такого собрания.

Все в корне изменилось, когда барон пригласил девочек мадам Клео. А ведь именно Дадли первым прослышал о парижской мадам, которая нанимала девушек, соответствующих крайне строгим меркам в отношении красоты, поведения и интеллекта.

Впервые девушки мадам Клео появились на «Ля Фантастик» в том году, когда гостями были шах и президенты трех латиноамериканских стран. Позже Дадли слышал, что шах посылал за одной из девушек мадам Клео, уже находясь на смертном одре.

Каждый год, как правило, приезжали две-три девушки для исполнения специального заказа. Девушки, предназначенные для конкретного гостя, которого желал расположить к себе барон. За ними он посылал черный «роллс-ройс».

Когда лакеи торопливо просеменили мимо него с багажом, Дадли быстро восстановил в памяти характеристики из досье, которые помощник мадам Клео прислал с нарочным из ее парижского особняка. Щурясь от ослепительно яркого света заходящего солнца, он сразу выделил блондинку. Именно ее барон и мадам Клео выбрали для лорда Уильяма Мосби. Дадли отведет ее в ту комнату, куда он заранее поместил некоторые предметы, необходимые для интимных услад лорда. Чтобы должным образом проинструктировать ее, ему хватит и минуты.

Вторая девушка была брюнеткой. Дадли несколько мгновений изучающе вглядывался в нее. Гибкая, стройная, удивительно гармоничного сложения, она походила на примабалерину. Он узнал ее по фотографии из досье. Очевидно, это Сандрина, ее мать, по слухам, – преуспевающая американская модельерша. Мамаша, как смеха ради рассказал ему барон, в свое время состояла в связи с тремя из их высокопоставленных гостей: с итальянским графом, который явился еще до полудня и теперь играл в гольф на поле за виноградником; с главой немецкой автомобильной компании, который вот-вот должен был прибыть во дворец; и с грозным швейцарским банкиром ливанского происхождения, который, сколько помнил себя Дадли, не пропустил еще ни одного празднества.

Эту девушку, дочь такой многоопытной матери, он поместит в спальню, смежную с комнатой американского журналиста, мистера Питера Ши, на одном этаже с лордом Мосби.

Дадли развернулся и поспешил в дом. Было еще так много дел, требующих хозяйского пригляда.

Питер Ши сдул воображаемую пылинку с безупречно чистого пиджака и критически осмотрел себя в зеркале, установленном против затемненных окон комнаты с высокими потолками, предоставленной в его распоряжение.

Его комната находилась в дальнем крыле дворца. Лакей в белых перчатках, который провел его туда часом раньше, коротко объяснил все, что имело отношение к быту: как пользоваться старинным, но прекрасно действующим водопроводом, где найти телефон и телевизор с видеосистемой и скрытую от глаз порнофильмотеку на французском, итальянском, немецком и английском языках. В столе возле камина лежат письменные принадлежности. Все, что ему потребуется, будь то еда или напитки, он может в любое время дня и ночи получить у коридорного лакея.

Прежде чем повернуться и уйти, лакей предупредил Питера, что напитки начнут подавать ровно в семь в музыкальном салоне, расположенном на первом этаже. Если мистер Ши соизволит позвонить по телефону «добавочный ноль-семь», когда будет готов спуститься, лакей снова придет и проводит его, поскольку вряд ли мистер Ши пожелает тратить время на поиски пути вниз.

– Полагаю, все уже одеваются, – сказал Питер, чувствуя некоторую неловкость.

Для страховки он достал смокинг, однако, не зная здешних правил, легко попасть впросак.

– Да, сэр, – подтвердил слуга. – Смокинг, сэр, белый или черный.

По-прежнему стараясь казаться безразличным, Питер спросил:

– Сегодня вечером будут только мужчины, не так ли?

– Во время аперитива и обеда, сэр, – кивая, сказал лакей. – После обеда барон приглашает нескольких дам на бренди в библиотеку.

Лакей поклонился и, пятясь, вышел из комнаты, оставляя Питера в легком припадке застенчивости.

«А чего, собственно, ты ожидал? – спросил он себя. – Девушек, гурьбой выпрыгивающих из торта, врывающихся в комнату в стремительном канкане с задранными на голову нижними юбками, чтобы, визжа, выбивать ножками бокалы с шампанским из рук сильных мира сего? Или обнаженную фею в ванной комнате, безмятежно ожидающую с возбуждающим лосьоном в руках?»

Он нарисовал в своем воображении женщин, которых барон пригласит на бренди. Все они представлялись ему похожими на Маргарет Тэтчер.

За обедом, сервированным на шестьдесят персон в увешанном знаменами зале, над которым доминировала роскошная, необыкновенно массивная люстра, Питер беседовал с итальянским министром финансов, сидевшим справа, и пытался поддерживать разговор со шведским ученым, лауреатом Нобелевской премии по физике частиц, сидевшим слева. Это было довольно утомительно, и ему пришлось слишком много съесть и выпить.

По знаку барона все поднялись и медленно двинулись вдоль длинного коридора, на стенах которого висели портреты семнадцатого века, в почти столь же огромную, как и обеденный зал, библиотеку, где квартет, состоящий из флейты и струнных инструментов, играл Моцарта – так, по крайней мере, послышалось Питеру, когда говорил довольно ехидного вида епископ, который солидно шествовал впереди, в нескольких шагах от него.

В одиннадцать Питер поневоле сжимал губы, сдерживая зевоту. Он уже битый час отстоял в кругу мужчин, обсуждавших ситуацию с заложниками в Иране, когда увидел их – нескольких женщин, одетых в вечерние платья, очень элегантные, некричащие, из ткани приглушенных тонов. Они появились неизвестно откуда, как лебеди на глади чистого пруда. Официального представления не было. Появились – и все.