Крадись, ведьма! - Картер Браун

— Не впечатляет, — сказал я.

— Что он может знать о жизни! — презрительно сказала Чарити. — О настоящей жизни! Он — человек случайных занятий!

— Я знаю намного больше, чем куча ненормальных, среди которых я сейчас нахожусь, — непринуждённо сказал я. — Ну, ладно. На сцене вы можете заставить людей наполовину поверить в то, что вы делаете. Но уберите освещение и грим, и что у вас останется? Ничего!

— Так вы уже и приговор вынесли, Дэниел? — взревел Николас.

— Все, что я хочу сказать, это то, что вы можете дурачить театральную публику только потому, что она существует, чтобы её дурачили, — торопливо разъяснил я.

— Чепуха! — загремел он. — Неудивительно, что вы друг Обри. С кем же сойтись, как не с другим полоумным!

— Вне театра вы никого бы не смогли дурачить в течение тридцати секунд. Наденьте комбинезон и возьмите кисть, и через тридцать секунд любой олух поймёт, что вы актёр, а не маляр, так как каждое слово, каждый поступок будет преувеличен. Вы бы красили стену с таким видом и выражением, будто играете Гамлета. Вы просто ничего не смогли бы поделать с этим, Ники-бой!

— Обри, — сдержанно сказал Николас, — вышвырни своего друга из моей квартиры!

Обри хихикнул, потом изо всех сил попытался притвориться, что не слышал его.

— Чертовски хороший ответ! — ухмыльнулся я Николасу. — Собственно, он означает, что у вас нет ответа!

— Это не означает ничего подобного! — заорал он. — Будь я проклят, если я стану терять время и энергию на спор с каким-то болваном, который ожидает получить упрощённый, как в комиксах, вариант, даже не прочитав Шекспира! — Его ноздри дрожали совсем как у меня, когда я смотрел на Чарити.

— Это все ещё не ответ, — сказал я. — Готов держать пари, что вы не смогли бы никого дурачить вне театра в течение десяти минут!

— Не валяйте дурака! — презрительно сказал он.

— Иными словами, вы боитесь проиграть пари? — мерзко ухмыльнулся я. — В чём дело, Ники-бой?

На секунду мне показалось, что он взорвётся, и я приготовился к защите. Но он овладел собой и заговорил:

— Сделайте мне предложение, — хрипло сказал он, — и тогда мы посмотрим. Я покажу вам, актёр я или нет. Я…

— Этот текст можно пропустить, — прервал я его. — Я сделаю вам конкретное предложение, не сомневайтесь. Насколько хорошим актёром вы себя считаете, Ники-бой? Достаточно хорошим, чтобы сыграть роль в реальной жизни и держать специалиста в заблуждении, скажем, пятнадцать минут?

— Конечно! — рявкнул он.

— Ставлю тысячу долларов, что сможете!

После этого наступило молчание, достаточно долгое, чтобы успеть подрасти за это время. Его нарушил Вернон Клайд.

— Вам не кажется, что этот вздор зашёл слишком далеко? — спросил он.

— Заткнись! — решительно сказал Николас. — Тысяча долларов, Дэниел? Идёт!

— О'кей, — сказал я и обвёл взглядом остальных. — Как насчёт того, чтобы ставки держала ваша жена?

— Конечно, — нетерпеливо сказал он. — Ну, называйте роль, специалиста, время и место?

Я притворился, что раздумываю.

— Предлагаю фору нам обоим, Ники-бой, — сказал я наконец. — Пусть роль будет лёгкой, а специалист трудным.

— Дальше, — проворчал он.

— Роль? — Я усмехнулся. — Актёр, вообразивший, что он действительно Гамлет, а его жена — Королева, которая хочет отравить его.

— Вы шутите? — уставился он на меня. — Это слишком легко!

— Посмотрим. Теперь переходим к трудной части — к специалисту. Что вы скажете о психиатре?

Вернон Клайд громко откашлялся.

— Почему бы нам не забыть о всей этой ерунде и не выпить ещё?

— Почему бы и нет? — согласился я.

— Так-то лучше, — пробурчал он с удовлетворением. — Так вот, когда приедет Лэмб, я…

— Извините, секундочку, — прервал я. — Тут нужно сначала уладить одну маленькую подробность. Я получу мою тысячу сейчас же, если не возражаете, Ники-бой?

— Что?! — Николас опять взвился на дыбы. — Почему бы тебе не закрыть свою пасть, когда к тебе не обращаются, Вернон? Пари по-прежнему в силе, Дэниел.

— Это звучит лучше, — сказал я. — Я вправду подумал, что вы струсили.

— Я думаю, что вы никогда не читали Шекспира, — с подозрением сказал он.

— Только в обработке Лэмба, в школе, — соврал я. — Это случайно, не тот Лэмб, который финансирует ваш спектакль?

Николас допил свой стакан и снова взглянул на меня.

— А что это за психиатр? Ваш приятель, полагаю?

— Это хороший вопрос, — сказал я. — И нам придётся обсудить его. Вы доверяете своей жене?

— Во всём, кроме её способности играть Шекспира.

— Тогда почему бы не предоставить это ей? Пусть она выберет психиатра, место и время. Мы можем втроём поехать, когда будет нужно, и только она будет знать, куда мы поехали и к кому.

— Отлично. — Николас посмотрел на жену. — Ты справишься с этим, милая?

— Думаю, что да. — Она лениво пожала плечами. — По-моему, это бред, но если ты хочешь…

— Я хочу научить Дэниела некоторому уважению к моей профессии. — Николас опять осклабился. — На тысячу долларов уважения, чтобы быть точным. Я отнёсся к этому всерьёз, будьте уверены. Я никогда в жизни не был серьёзнее. И вы тоже, не так ли, Дэниел? Или теперь вы струсили?

Глава 3

Это было большое двухэтажное здание, окрашенное в пастельные тона. Здание, расположенное посреди десяти акров лесистой долины с высокой оградой вокруг. Строго приватная лечебница, и я скрестил пальцы в надежде, что ей заправляет строго приватный психиатр.

Я сидел в кабинете доктора Фрэзера с озабоченным выражением на лице. Он выглядел не таким, каким я представлял себе психиатра. Он не носил ни белого халата, ни очков в толстой оправе. Костюм его был дорогим и явно такого же хорошего покроя, какой был на мне. На его лице отражалась сообразительность дельца, несколько тревожившая меня.

— Чем вам обязан, мистер Бойд? — вежливо спросил он.

— Видите ли, — заколебался я. — Я по поводу моего друга. Вернее, двух моих друзей, доктор. Они женаты и… Муж был актёром. Шекспировским актёром. И вот он начал играть роль не на сцене, а в реальной жизни. Им овладела мысль, что он действительно злополучный принц Гамлет, а его жена — вовсе не жена, а его мать, королева из пьесы, и она хочет отравить его.

Вежливое выражение на лице Фрэзера нисколько не изменилось, когда я рассказывал ему эту историю.

— Муж, собственно, ещё не прибегал к насилию, — объяснял я, — но появились тревожные признаки, что он близок к этому. Его жена пришла в отчаянии ко мне, как к их близкому другу. Вот почему я и обратился к вам.

— И какой же помощи вы ожидаете от меня, мистер Бойд? — осторожно спросил он.

— Я хотел бы, чтобы его осмотрели. Если окажется необходимым, подержите его под наблюдением некоторое время. Его жена так больше не может. Она кончит тем, что сама свихне… ну, надломится что ли, или что-нибудь похуже, если ей придётся и дальше жить со всем этим.

— Разумеется, я приму вашего друга, если вы желаете этого, мистер Бойд, — сказал он. — Вы хотите договориться о приёме?

— Как можно скорее, доктор, — горячо сказал я. — Это очень срочно!

— Вас устроит завтра в одиннадцать?

— Это было бы прекрасно!

— Отлично, — кивнул он. — Значит, завтра в одиннадцать.

Я вышел из подъезда, недоумевая, что меня беспокоит. Когда уселся в машину и завёл мотор, я понял, что это было — отсутствие звуков в здании лечебницы. Прислушиваясь к урчанию мотора, я снова возвратился в мир живых. Что они делают с пациентами, чтобы они вели себя так тихо?

Было уже около трех часов, когда я приехал к себе в офис. Там я обнаружил Эдел Блэр.

— Я жду вас больше часа, — сдавленно сказала она. — Где вы были?

— В психиатрической лечебнице.

— Зачем? И что за дурацкое пари вы заключили вчера с Николасом?

— Я был у доктора Фрэзера. Он психиатр, и его лечебница находится в Коннектикуте.

— О? — Что-то сверкнуло в её глазах.

— Приём назначен на завтра, на одиннадцать утра.

Она перевела дыхание.

— Вы уверены, что всё пройдёт, как надо? Дэнни, вы можете провернуть это дело?

— Об этом поговорим, когда я получу чек.

Она открыла свою сумочку и протянула мне чек, взамен порванного Конфуцием во время его философских забав. На этот раз я спрятал его в бумажник.

— Этот доктор не дурак, — сказал я. — И надо сыграть роли с большим хладнокровием. Нам придётся выехать из города около половины десятого, чтобы успеть туда к одиннадцати.

— Что вы ему сказали? — негромко спросила она.

— Вы — мои давние друзья. Я рассказал ему, что с ним это происходит уже некоторое время. Он начинает переживать наяву роли, а теперь становится агрессивным, вообразил, что он — Гамлет, а вы — его мать, решившая отравить его. Он сделался опасным.