До завтра, товарищи - Мануэл Тиагу

Потом из тех же мисок поели женщины. Когда с похлебкой было покончено, Жуана вытащила из чугунка кусок сала, положила его на хлеб и предложила гостю. Тот посмотрел на Мануэла Рату, как бы спрашивая: «А вы?»

— Тебе, друг, это нужнее, — ответил он на этот взгляд.

Молча, сосредоточенно товарищ начал есть хлеб с салом. Мануэл поднялся, довольный, вышел и вернулся с доской, положил ее на землю, рядом с очагом.

— Садитесь, — предложил он жене и дочери.

Усевшись на доску, все трое молча смотрели, как товарищ ест.

10

Дождь продолжал стучать по крыше. Женщина положила у очага охапку дров и щепок. Когда огонь прогорал, она подкладывала несколько поленьев, и на темных стенах танцевали огромные тени голов. После ужина Мануэл Рату попросил гостя рассказать о Советском Союзе.

— Не верит она мне, — сказал он.

Товарищ с сомнением посмотрел на девочку. Мануэл успокоил его:

— При ней можно, в ее возрасте пора начинать разбираться.

Слова отца тронули Изабел, лицо и уши покраснели от смущения, глаза увлажнились, она устроилась поудобнее, слегка наклонилась вперед.

Уже неделю товарищ кружил в этом районе, где на велосипеде, где пешком, дни и ночи, голодный, усталый. Одеяло и тихий угол — вот о чем он мечтал. Казалось, дождь смыл все мысли, кроме одной: спать. Но сыпались вопросы, Мануэл Рату неторопливо вставлял замечания, Жуана жадно расспрашивала. Личико девчушки светилось радостью. Возможно, из всего сказанного Изабел отбирала только то, что ее волновало. «Как хорошо, — думала она. — Отец, мама, их друг разговаривают, рассуждают. Но почему тогда мама говорит, что я могла бы выйти замуж за Тониу Каррису, ведь он богач? Нет, нет, я не хочу выходить за него, и вообще за богача не хочу. Я бы вышла замуж за такого человека, как папа или его друг, а он, кстати, милый. Хочу, чтобы муж был добрый, любил бедных и не бил жену, а разговаривал со мной, как мы сейчас. Пусть я буду бедная, но ведь и мама не богатая. А разве плохо иметь такого мужа, как папа?»

Глубокой ночью Жуана решилась прервать разговор и вышла вместе с дочерью. Когда женщины вернулись, товарищ уже крепко спал.

— Пойдем, дружище, — позвал Мануэл Рату.

Гость не ответил. И только когда Мануэл встряхнул его, тот широко открыл испуганные глаза. Рату помог ему перебраться в другую комнату и улечься на единственную в доме кровать.

Через три часа Мануэл Рату окликнул:

— Пора!

Гостя пришлось растолкать. В темноте тот уселся на кровати, не понимая, где он, что происходит, какая злая сила пробудила его от сладкого сна, вроде бы длившегося не более минуты.

В соседней комнате Жуана продолжала сидеть у потухшего очага, в той же позе, что и вечером, лишь глаза блестели от усталости и волнения. Изабел уткнулась в колени матери и спала.

Дул холодный предрассветный ветер. Моросил дождь, низкий стелющийся туман окутывал окрестность. Около часа Мануэл Рату с товарищем молча шагали среди сосен и безлюдных полей. Начинало светать, когда они вышли на шоссе.

— Я вернусь через пятнадцать дней, — сказал товарищ. — Устрой мне встречу с Кавалинью. Запомни: главная задача — это создание партийной ячейки в В.

Он натянул берет, поднял воротник, сел на велосипед и уехал.

В восемь утра он разговаривал в церковном дворе с невысоким полным человеком в комбинезоне, передал ему одни бумаги, получил другие и исчез. В десять он входил в бакалейную лавку маленькой деревни. Бакалейщик сказал: «Ничего нет», — и он вышел. В полдень он находился в сотне метров от лесопилки, рядом с дорогой, трое рабочих ждали его. В разговоре он несколько раз повторил: «Нельзя, чтобы комиссия была навязана. Сами рабочие должны выбирать или, по крайней мере, утверждать ее состав». А уже через час, беседуя с двумя крестьянами в оливковой роще, настаивал: «Вы можете выбрать достойных людей в правление прихода. Только вы должны верить в свои силы». К вечеру он был в другой деревне и, сидя на скамье в небольшой сапожной мастерской, говорил сухо и резко: «На сегодня назначено заседание бюро Два месяца мы собираемся провести его». Чуть позже какая-то женщина увидела, как он бреется у ручейка. Женщина перекрестилась и в испуге удалилась прочь, оглядываясь.

Стемнело, когда под проливным дождем он слез с велосипеда и вошел в небольшое кафе на обочине, поставил велосипед в угол, сел за стол, попросил хлеба, молотого сыра и стакан вина. В этот день он ел в первый раз, и ему было трудно глотать. Согревала мысль, что он хорошо поест в доме адвоката.

Хозяин глядел с удивлением на странного клиента: одежда грязная и мокрая, а лицо чисто выбритое, взгляд спокойный и уверенный, голос твердый. Но выражение лица, бледность и то, как посетитель тяжело опустился на стул и вытянул ноги, говорят о крайней усталости. Посетитель съел хлеб с сыром, выпил вино, расплатился и вышел.

К ночи он прибыл в город, ярко залитый электрическим светом. На одной из узких улочек он поколебался немного, прежде чем постучать в дверь небогатого дома. Перед домом стоял автомобиль. Припомнилось, как Рамуш, приведя его сюда впервые, шутливо заметил: «Даже автомобиль у дверей». Хозяин работал шофером. Дверь открыла женщина и крикнула внутрь:

— Афонсу.

Вышел высокий и стройный юноша. Ни слова не говоря, взял велосипед и внес в дом. Уходя, он поцеловал мать. Она сказала с мольбой в голосе:

— Не задерживайся!

Мужчины шли молча. В конце улицы свернули в кривой переулок, который проходил меж палисадников. Даже ссутулившись, Афонсу был заметно выше; он шагал широко и мерно. Прошли освещенную улицу и очутились на тропинке, терявшейся в темноте. Перепрыгнули низкую ограду палисадника и приблизились к какому-то дому. Сквозь щели в ставнях сочился свет. Афонсу осторожно постучал. Свет погас, дверь тихо открылась, и в темноте шепнули:

— Входите.

Когда дверь закрылась, свет снова зажегся. Улыбаясь, мужчина в нанковой рубашке протянул вошедшим широкую плотную ладонь. За столом сидели еще двое.

— Как всегда, — сказал мужчина в нанковой рубашке, — товарищ Важ прибыл вовремя.

Все сели, собрание началось.

11

В ближайшей отсюда деревне каждый понедельник батраки собирались на площади. Сюда приходили хозяева и управляющие и предлагали поденную плату, как на ярмарке предлагают цену за скот.

— Наш долг — покончить с пережитками рабства! — решительно настаивал плотник Маркиш. Все согласились. Афонсу, который руководил товарищами из деревни, разъяснил, как следует поступать. С тех пор поденщики не ходили на площадь, хозяева сами искали их по домам. Жозе Сагарра выступил против такого решения:

— На площади мы все вместе и можем предлагать нашу цену. Если каждый по отдельности будет ждать дома или стучаться о дверь хозяев, то те будут диктовать свои условия. Покончить с площадью — значит снизить поденную плату, значит лишить работы самых старых и слабых.

Афонсу отстаивал свою линию. Но Жозе Сагарра, неловко размахивая руками, стоял на своем: «Нет, нет и еще раз нет, это было бы серьезной ошибкой». Районный комитет постановил пригласить Жозе Сагарру на собрание и убедить его. В назначенный день Жозе пришел с виноватым и угрюмым лицом, украдкой поглядывая на незнакомых товарищей. Каждый из них по очереди, плотник Маркиш, высокомерный Витор, затем электрик Сезариу и, наконец, Афонсу настаивали на необходимости покончить с этакой ярмаркой невольников, пережитком средневековья, унижающим достоинство трудящихся. Жозе Сагарра повторил то, что он уже говорил, и ничего не добавил; на все доводы он пожимал плечами и опускал глаза.

— Послушай, товарищ, — сказал наконец Маркиш, внимательно глядя из-под очков. — Ты умеешь читать?

Жозе кивнул:

— Немного.

— Сколько лет ты в партии?

— Около года.

— Вот видишь, — произнес плотник. — Так почему же ты не прислушаешься к мнению более опытных и ответственных товарищей с большим партийным стажем?

Ответа ждали все. Жозе Сагарра пожал плечами. Думали, что он не станет отвечать, но вдруг он поднял худое веснушчатое лицо с неожиданно синими и чистыми глазами.

— Хорошо, пусть решает Центральный Комитет.

И так как товарищи не поняли, что он этим хотел сказать, он повторил: «Пусть решает Центральный Комитет», и по тому, как он это говорил, было ясно, что он ничего не будет делать до решения центра, но если Центральный Комитет выступит против его мнения, то он подчинится.

Сегодня районный комитет собрался снова, и Маркиш с трудом верил тому, что передавал Важ. Секретариат поддержал Жозе Сагарру, а не резолюцию районного комитета. И более того, основываясь на опыте различных районов, секретариат считал, что следовало не только сохранять сбор поденщиков на площади, но и приложить усилия, чтобы превратить его в орудие борьбы сельхозрабочих. Он рекомендовал образовать на каждой площади комиссии, выбранные трудящимися, которые должны договариваться с хозяевами и управляющими об условиях труда.