Сийм-Силач - Эмэ Бээкман

Сийм стоял расставив ноги, не в силах вымолвить ни слова. Из одного глаза у него капали слезы разочарования, второй глаз увлажнился от умиления. Никогда еще не видел он таких красивых маленьких пони. «Ну и молодец тетушка!» — подумал Сийм с гордостью. И правда, Дженни Сил не надо теперь карабкаться по лесенке на коня, раз она научилась выращивать таких крошек. Серые в яблоках лошадки были совсем маленькие, ростом с хорошего пса, не больше.

Матрос подошел к Сийму и сунул ему в руку красный поводок. Коренник вышел вперед и забил копытцем о землю, словно приветствуя нового хозяина.

Весело улыбаясь, матрос снял с шеи коренника цепочку, на которой висел продолговатый конверт, и протянул его великану.

Сийм помусолил письмо в руках, вскрыл конверт, вынул лист бумаги с изображением пони и прочел по слогам:

Дорогой племянник Сийм!

Великая досада переполнила мое сердце, когда я представила себе, как ты, деточка, каждое утро, садясь на лошадь, пользуешься лестницей. Я была бы очень огорчена, если бы ты упал вместе с лестницей и сломал себе шейку. Потому-то посылаю тебе этих лошадок, чтобы ты мог гарцевать на них без риска. Будь здоров, мой мальчик!

Любящая тебя тетя Дженни Сил.

Прочитав это послание, Сийм онемел от удивления. Прошло немало времени, пока он сообразил: оказывается, никто не удосужился сообщить тетушке, что он давным-давно вырос, что каждая ладонь у него с лопату, ноги вроде столбов, а весит он не меньше четырех мешков цемента. Славные лошадки не доходили Сийму и до бедра, даже всем вместе им было бы не под силу нести его в седле. Напротив, это он свободно мог бы поднять их на руки. Точно, мог бы поднять. Серые в яблоках лошадки стояли и ждали, тихонько пофыркивая и нетерепливо переступая с ноги на ногу. Они потряхивали гривами, приводя их в порядок, и прядали ушами.

Пора было двигаться в путь. Сийм крикнул басом «но-о, но-о» и потянул за красный поводок. Лошадки послушно засеменили за ним. Крохотные подковки с никелированными ободками весело постукивали по асфальту. Время от времени коняшки ржали, переговариваясь о чем-то друг с другом тоненькими голосками.

Лоб Сийма-Силача покрылся капельками пота, а дубовый венок, водруженный в честь торжественного события, как нарочно, сполз на нос. Синяя сандалия и желтый ботинок растерялись не меньше его самого. Они вовсе не предполагали идти назад своим ходом, а надеялись для разнообразия нажимать на педали. Носы их то сходились, то расходились, словно они советовались, что делать дальше с этими серыми в яблоках.

Бормоча себе под нос «н-но» да «н-но», Сийм старался держаться бодрее.

Недаром же отец его, Матс-Силач, поучал сына: дареному коню в зубы не смотрят. Этот отцовский наказ Сийм запомнил крепко.

СИЙМ В ЦИРКЕ

Сийм-Силач хотел было вернуться вместе с дареными лошадками в Чтохочуйск, но тут нагрянула зима и замела все стежки-дорожки.

Изнеженные заморские пони дрожали от холода и чуть не силком затащили Сийма погреться под огромный купол цирка.

Там было красиво и пестро, как летом в саду. Сийма даже разморило от тепла. И люди показались ему славными и приветливыми. Клоуны в широченных шароварах потешали публику, канатоходцы выделывали головокружительные сальто-мортале, а жонглер так ловко подбрасывал тарелки, что ни одна не упала и не разбилась. Черный плащ фокусника топорщился на груди — столько было спрятано у него за па-эухой белых зайцев; а из бархатной шляпы он знай себе вынимал цветные платки, словно было их там у него видимо-невидимо.

Вся эта пестрота, шум и гам ошеломили Сийма. Он неуклюже топтался на месте, с надеждой поглядывая на истрепанный башмак и рваную сандалию. Но те сами не знали, куда податься.

Первыми освоились лошадки. Они весело гарцевали и игриво пофыркивали.

Маг-волшебник вытряс из-за пазухи всех зайцев, подошел к растерянному Сийму, пристально посмотрел ему в глаза и посоветовал поступить в цирк.

Наверное, он уже слыхал, что молот и мастерок, лопата и лом не пришлись силачу по руке, вот и предложил ему совсем другое занятие.

Обычно Сийм терпеть не мог никаких советов, поучений и приказов.

Великан предпочитал жить сам по себе. Но взгляд мага словно гипнотизировал его, и Сийм немало удивился, когда сообразил, что охотно соглашается на все предложения фокусника.

С этого дня Сийма будто подменили. Правда, на новой должности с него каждый день сходило семь потов, но зато и слава не заставила себя долго ждать.

Перед самым Новым годом на площади установили огромный щит, на котором были нарисованы все одиннадцать лошадок и Сийм к ним в придачу.

Красочная афиша гласила, что каждый вечер на манеже под руководством Сийма-Силача выступают одиннадцать пони: Малыш, Голыш, Стриж, Дама, Уран, Буран, Маран, Панама, Эльма, Бельма и несравненный Шельма.

Сийм долго ломал голову, пока сам не придумал все эти клички. Последнюю он, правда, считал не очень удачной, ну, да ладно, сойдет и она.

Прочитав афишу, народ валом повалил в цирк. Ребята, которые по нескольку раз смотрели представление, завидев своих любимцев, сразу начинали хлопать в ладоши и громко скандировать:

Ма-лыш, Го-лыш, Стриж, Да-ма,У-ран, Бу-ран, Ма-ран, Па-на-ма,Эль-ма, Бель-маи не-срав-нен-ный Шель-ма!

Лошадки уже запомнили свои имена и, когда их окликали, приветливо кивали головками. А коренник Шельма выходил вперед и встряхивал шелковистой гривой.

Во всех газетах были напечатаны фотографии Сийма-Силача и серых в яблоках лошадок. Дети посылали лошадкам письма и рисунки. Цирковой номер хвалили на каждом собрании, а в юбилей цирка Сийма наградили грамотой в желтой папке.

Сийм и лошадки, не щадя сил, выступали всю зиму напролет, но когда в воздухе запахло весной и в окна стали заглядывать прозрачные сосульки, великан закручинился и повесил нос.

Думал-гадал он, в чем причина грусти, да так ничего и не придумал. Теперь на него не действовал даже пронзительный взгляд мага-волшебника. А может быть, просто от яркого солнца у фокусника выцвели глаза и лишились былой силы?

В конце концов махнул Сийм-Силач рукой и решил: день придет — заботу принесет, ночь придет — заботу унесет.

Ну, да ладно, опять незаметно подкрался вечер. Ожидая своего выхода на арену, Сийм прихорашивался перед зеркалом. Желтый башмак и синяя сандалия давно были заброшены. Теперь на Сийме были красные сапоги в гармошку и новые черные брюки с лампасами. Но как ни роскошно выглядели эти брюки, нет-нет да и вспомнит Сийм видавшие виды старые штаны.

Были у Сийма еще и два сюртука, белые с золотыми пуговицами. Пока один в стирке, он в другом выступает. Цирк — это тебе не Чтохочуйск, где можно в любых лохмотьях на люди показываться.

Натянул Сийм сюртук и принялся размалевывать лицо. Щеки намазал красным так, что они стали похожи на помидоры, кончик носа выкрасил в синий цвет, вокруг глаз навел кисточкой белые круги.

Зеленую треугольную шляпу нахлобучил на самые уши — так она ему больше шла. Набил карманы кусочками сахара и стал ждать сигнала.

Ну, да ладно, пришло время выхода. Цирковые служители впрягли Сийма-Силача в серебристую коляску, раздвинули занавес, и великан легкой рысью выбежал на арену. Публика весело засмеялась. А Сийм знал, что смех — залог здоровья.

Посреди арены стояли платформа с лестницей и столб. На столбе висела большая афиша с надписью:

КОРОННЫЙ НОМЕР!

Сийм остановился у столба, взял с платформы рожок и затрубил. Из-за занавеса, пританцовывая на задних ножках, появились серые в яблоках лошадки. Одни в цилиндрах, другие в шляпах с перьями. Под аплодисменты публики они изящно взбежали по лесенке на платформу и расселись в серебристой коляске на скамейках. Сийм протрубил в рожок, коренник Шельма тряхнул гривой, так что на шее у него зазвенели бубенцы. Это означало: все места заняты, можно трогать.

Сийм вобрал голову в плечи, носком красного сапога забил по опилкам манежа, как конь копытами, и вывел коляску на круг.

Публика помирала со смеху. Сийм, хоть и не оглядывался, но знал, что коренник Шельма раскручивает губами рулон бумаги, на котором все могли прочесть: «Плацкарты для одиннадцати уважаемых граждан-лошадей». Потом Шельма ровно одиннадцать раз поднял и опустил переднюю ногу в знак того, что пассажиры в полном сборе. И Сийм рысцой затрусил по кругу. Взмокнув от тяжелой работы, он стал отфыркиваться. Получалось это у него очень здорово. Будто в серебристую карету и впрямь запрягли настоящего битюга.

Когда Сийм заканчивал третий круг, из-под бархатного занавеса на арену выкатился серый зайчонок. Цирковой портной сшил ему крохотный треух и повязал на шею клетчатый шарф. Заяц на полном ходу одним махом прыгнул в серебристую коляску. Дети, уже видевшие это представление, кричали кореннику: