Одиночество зверя - Пётр Самотарж

Пришлось снять три дубля, потому что Саранцев в двух первых попытках оговорился по одному разу и мысленно себя проклял. Покровский сыграл свою роль спокойно и без всяких видимых со стороны усилий, словно профессионально снимался в десятом или двадцатом фильме. Глядя на него, Игорь Петрович удивлялся и почти возмущался одновременно. Откуда у профессионального военного такая способность дружить с камерой и свободно жить в кадре? Он ведь в прошлой жизни действительно воевал, а не общался с прессой в высоких штабах.

Мучения закончились, телевизионщики стали собирать свою аппаратуру и сматывать кабели, которые устлали весь пол, а Покровский, взяв Саранцева за локоть, предложил ему пройтись. Такого прежде не случалось, и приглашённый вышел вслед за президентом в зал Совета безопасности, борясь с желанием спрятаться в ближайший тёмный угол, которого там просто не было. Светлое просторное помещение с овальным столом посередине располагало к оптимистической медитации, но нудно напряжённый премьер не ощущал этого.

— Пускай ребята спокойно работают, а мы, Игорь Петрович, давайте пообщаемся. Есть к вам серьёзное дело.

— Я вас слушаю, Сергей Александрович.

Покровский жестом пригласил Саранцева сесть, и они заняли соседние стулья, развернув их навстречу друг другу.

— Игорь Петрович, вы опытный человек, мы с вами давно и плодотворно сотрудничаем, я вам совершенно доверяю. Надеюсь, вы отвечаете мне тем же.

— Да, конечно.

— Я полагаю, вы отлично понимаете некоторые особенности современной политической ситуации.

Саранцев выжидательно молчал. Он знал множество подробностей состояния дел, как известных широкой общественности, так и по мере сил от неё скрываемых, и пока не понимал, о которых именно говорит президент.

— Я имею в виду наиболее очевидную, — счёл нужным пояснить Покровский. — А именно: через год истекает второй срок моих полномочий. И, согласно Конституции, я не имею права баллотироваться третий раз подряд. То есть, я ухожу.

Разумеется, Игорь Петрович находился в курсе событий. Вся страна играла в угадайку, пытаясь выудить из пруда общественной жизни золотую рыбку, коей суждено будет вписать собственную страницу в русскую историю. В семье премьера тема не обсуждалась. Совершенно. Жена изредка бросала в его сторону загадочные взгляды и бралась задавать наводящие вопросы, но суровый муж принимал несведущий вид и как бы невзначай менял тему. Добиваться выбора, соглашаться с предложенными условиями, идти на компромиссы, угадывать наиболее выгодные шаги с целью сделать шаг наверх он боялся.

Коренной сибиряк, Покровский заметил юного земляка давно, ещё пробиваясь к должности новосибирского губернатора. Во время предвыборной кампании отставной нестарый генерал в сопровождении телевизионных камер (уже тогда с ними побеждал!) ворвался на строительную площадку жилого многоквартирного дома, густо населённую таджикскими рабочими, и стал требовать начальство, поскольку дом строился на бюджетные средства, но не планировался к заселению очередниками. Самым большим начальством оказался главный инженер строительной компании Саранцев, тогда тридцатитрёхлетний. Впервые в жизни оказавшись под прицелом объективов, он собрал разболтанные чувства в кулак и, ни разу не повысив голос и не потеряв самообладания, долго отвечал на язвительные вопросы Покровского с выражением самоуверенности на лице, поскольку компанией не владел, контрактов с заказчиками не подписывал и реализацией жилья не занимался. На следующий день по местному телевидению прошёл разоблачительный новостной сюжет, а поздно вечером Саранцеву позвонил домой лично Покровский и пригласил в свою команду, пообещав пост в областном правительстве после неминуемой победы. Впоследствии генерал мимоходом заметил, что уважает людей, готовых лечь на амбразуру ради других, пусть даже и подлецов. К тому моменту Саранцева уже уволили из его компании без выходного пособия, но он принял предложение о трудоустройстве только через две недели, убедившись, что новость о его безработности уже достигла генеральских ушей. Тогда он хотел без слов выдвинуть условие: не предавай меня, и я тебя не предам. Кажется, Покровский его понял. С тех пор в отношениях между ними поддерживалось равновесие: младший доказывал свою полезность, не произнося вслух ни единой просьбы. Теперь он тоже ждал.

— Как говаривал когда-то один обитатель здешних стен, — не спеша, с чуть заметной, как бы рассеянной, улыбкой произнёс президент, — мы тут посовещались и решили: вашу кандидатуру можно считать оптимальной во всех отношениях.

— Мою кандидатуру?

— Да, вашу.

— Мою кандидатуру куда?

Саранцев очень хотел услышать от Покровского решающие слова. Будучи произнесёнными вслух, они не могли не обрести силы пророчества, поскольку генеральские замашки президента в отношении своих людей не менялись десятилетиями. Данные им гарантии он выполнял неукоснительно, распространяя на подчинённых действие присяги. Служить стране в командной должности невозможно, если не оправдываешь ожиданий людей, идущих за тобой.

Покровский надолго замолчал, глядя в глаза Саранцеву и задумчиво барабаня пальцами по столу. «Если передумает, значит, я прав, — подумал Игорь Петрович. — Хочет дождаться от меня просьбы и оказаться благодетелем. Тогда лучше совсем не надо».

— Как вам известно, я возглавляю партию «Единая Россия», — продолжил Покровский.

Саранцев ждал молча и не двигаясь, закинув ногу на ногу и облокотившись на стол. Неужели он действительно должен подтвердить знание прописных истин? Просто экзамен по основам политграмоты.

— И я намерен предложить съезду поддержать вашу кандидатуру в кампании по выборам президента.

Сердце в груди Игоря Петровича тяжело бухнуло несколько раз кряду, затем успокоилось. Он смотрел на Покровского в упор, как и тот на него. Премьеру показалось, будто он понял причину, понудившую президента завести разговор о преемстве именно сейчас, сразу после съёмок. Наложенный гримёром тон надежно, словно маской, закрывал лицо, и под ним невозможно рассмотреть его подлинное выражение. Генерал и без посторонней помощи имел физиономию игрока в покер, теперь же высмотреть в нём хоть одну искреннюю нотку представлялось неосуществимой задачей. Впрочем, вспомнилось Саранцеву, он ведь тоже загримирован. После неприлично затянувшейся паузы он негромко произнес:

— Мне нужно подумать.

— Подумайте, — сразу согласился президент. — Если бы вы сходу согласились, то сильно упали бы в моих глазах. Я вас не на гулянку зову. Впрочем, иного не ожидал.

Половину своей жизни Покровский распоряжался людьми, сначала взводом, потом всё большим и большим количеством, теперь он воспринимал несогласие подчинённых с недоумением. Удивляться ему приходилось редко, в тот раз тоже не довелось. Командуя под Кандагаром мотострелковым полком, он привык осознавать силу своих слов, которые несли другим людям кровь, жизнь или смерть. Однажды на марше его БТР попал под прицельный огонь ДШК, свернул на обочину и медленно остановился. Люди спешно попрыгали с брони на землю, а Покровский зачем-то нырнул в люк. В полумраке он увидел водителя, неподвижно и тяжело навалившегося на руль, и стрелка, сжавшегося в комок и втянувшего голову в плечи, словно ждавшего спасения свыше. Лучи света с гулким звоном один за другим пробивали броню, стало трудно дышать в дыму и вони калёного железа, но Покровский забрался на место стрелка и с расчетливой неторопливостью открыл ответный огонь. Каменные валуны — защита стократ лучшая, чем противоосколочная броня, пусть даже КПВТ «бэтэра» раза в два, если не в три, мощнее китайского ДШК. На стороне душманов, кроме опыта, ещё и выгодная позиция; на стороне подполковника Покровского — только глухое бешенство против подонков, смеющих пытаться остановить продвижение его полка по установленному в приказе маршруту. Мальчишеская вера в собственное бессмертие, присущая солдатам-срочникам, зрелым мужикам не дана. Их доля — наблюдать за вальсом смерти, отчетливо осознавая свою уязвимость. Многие критики использовали этот факт биографии Покровского как доказательство его непригодности для руководящих должностей. Мол, дело командира полка — правильная организация боевого охранения полковой колонны на марше, надлежащая подготовка солдат и управление ими в бою, а не пластание на груди тельняшки под вражеским огнем. Но критики в нашей жизни встречаются редко, а лишённым риторских талантов людям нравится иметь президентом дуэлянта, вышедшего живым из поединка без правил. Решения, принимаемые Покровским в штатской жизни, долго казались игрушечными, пока жизнь не вывела его на вершину. С тех пор он шёл по минному полю, осмысливая последствия каждого шага, но и принимая железную необходимость движения вперед.