Пустое место - Сергей Учаев

И директор, и завуч, Анатолий Сигизмундович, задвинули, как обычно, речь. И у того, и у другого она ничем не отличается от прошлогодней. Это хорошо, это правильно. Единственный рациональный момент во всем этом первосентябрьском безумии. Экономия.

Ученики еще потоптались немного после ужасающего утренника, иначе не назовешь, и разбежались по домам. Молодцы. Что им еще здесь делать? Впереди еще целых девять месяцев в нашей псевдознаниевой утробе.

Ну а как все ученички разошлись, наши учителя, особенно из числа особ приближенных к императору, то есть директору, потянулись на пьянку. Учительская пьянка в этот день – нечто промежуточное между стандартным казенным банкетом и поминками. «Пати, пати, пати, йе, йе, йе!»

Я от императора стал лицом удаленным, не оправдал мужского доверия («мы – мужики, должны держаться вместе!») и меня никто теперь туда не зовет. Впрочем, не только меня. Нас таких по школе наберется достаточно разного возраста, правда, пола одного, женского, оппозиционных верховной власти уже по факту своего существования. Вот и соседка моя по кабинету весь прошлый год, Светлана Викторовна, географичка, уже пошла домой, а не на совет к нечестивым. За ней вся началка. В фаворе у директора только завуч по начальным классам – боевая валькирия образования, обладательница больших габаритов Марина Бесчастных, которую за глаза называют Бесчестных. Злые языки утверждают, что поста своего она добилась вовсе не за трудовые заслуги. Но я так не считаю, по нынешним временам, оказание интимных услуг начальству – это прямая обязанность подчиненного. С точки зрения морали, здесь, конечно, дело нечистое. Но, с другой стороны, я свечку не держал, и хотя интрига в духе Блина Клинтона вполне могла случится – Геннадий Павлович – мужчина в полном расцвете сил, да и Мариночка ему под стать, прямых доказательств ни у кого нет. Признаков директорской спермы на необъятном пиджачке или брюках Марины Ивановны никому обнаружить еще не удалось.

Врут, клевещут. Может быть и такое. Бабы. Завидуют чужому счастью. Кусают локти, что не они-с первые. Вот и сплетничают. Тут уж как хочешь уши закрывай, а все услышишь. Ну а при моей-то незаметности, молчаливости и крайне ограниченной популярности меня и вовсе не замечают. Пустое место. Болтают, особо не стесняясь. В итоге, я невольно в курсе всего – разладов в семье, цен на нижнее белье, вчерашнего досуга и финансовых проблем отдельных членов нашего не вполне дружного педагогического коллектива. Да что я, кажется, все ученики все это знают отлично. Ведь они тоже своего рода пустое место.

Мне предложить Палычу по части интимных услуг нечего. Староват я для такого рода нетрадиционных отношений, да и он, впрочем, тоже к ним не стремится, у него для этого Анатолий Сигизмундович есть. Шутка.

Поэтому я сижу сейчас дома, пишу вот этот дневник и наблюдаю краем глаза за тем, как разворачивается действие в «Доживем до понедельника».

Alone Traveller.

2 сентября

Школа, как ни странно, не занимает много места в моей жизни. Я там получаю деньги. И больше ничего. Что бы еще мог мне дать, этот второй дом? Работный. Пообщаться там не с кем. Дети учиться не хотят. Ну, так всегда было. В принципе, это ерунда, но это их нежелание страшно мешает тебе зарабатывать деньги. Не просто препятствуют, вроде бревна на дороге. А делают это активно, напористо, с выдумкой и задором. Хотя чаще всего совершенно бессознательно. Натура у них такая. «Дети – это маленькие кричащие механизмы». Выматывают донельзя. «Так ведь он за это сантики получает» Каждый день как Незнайка у доски. Впрочем, среди нас очень много Козликов, особенно женского пола, которые, не моргнув глазом, получают свою долю оплеух, а потом, честно-честно, в самом деле, бегут за этими самыми сантиками. Без излишней рефлексии, без моральных сомнений. Получили по морде и опрометью два раза в месяц, пятого и двадцатого, к банкомату (всех теперь на карточки перевели) получать. А затем шлеп-шлеп, в дом в семью кормить родное чадушко. Или два. Муж ведь тоже большой ребенок.

Героизм и самоотверженность, соседствующие с чисто утилитарным подходом. Психология проститутки. Брать-давать. Я так не могу. Мою конструкцию отчего-то усложнили, поэтому это скорее они, а не я бегают в школу за деньгами. Моя исходная посылка (я делаю это только за деньги) – так, преувеличение, желание казаться циничным и твердым как сталь. Этакий последний герой боевиков, чандлеровский детектив – золотое сердце в грубой обертке цинизма. Во мне нет ни практичности, ни героизма, которые свойственны нашим женщинам.

Я. Что я здесь забыл? Ответить на вопрос трудно. Наверное, просто задержался, потому что уже нигде больше не берут.

Так вот, детей приходится воспитывать. Многие, в том числе упомянутые выше Козлики женского рода, полагают, что без этого можно обойтись. Мол, протерпи урок – и все. Это, конечно, в корне неправильная позиция. В школе, как в зоне, надо показывать характер. Только с умом. А не то тебе устроят темную. Ну не в прямом смысле, но все-таки. Когда-то, антипедагогично, в духе «воспитывать не надо», рассуждал и я. Но это до того, как мои мечты разбились о педагогические реалии. Так что все кончилось хрестоматийно: «Гуэрески, гив ми ля фромбула».

Подход «воспитание как средство самозащиты», кстати сказать, исповедуют многие наши здравые учителя – числом три штуки, ну или пять, не зараженные буржуазным гуманизмом. Ученик, в сущности своей – животное, и как всякое животное требует строгого обращения с собой. Строгого, не в смысле «хлестать по морде», хотя и это лучше чем ничего (страдания ведь очищают и закаляют?), а в смысле простоты и четкости указаний. Тумана оно не любит, деградируется в неопределенности требований. Становится плохим животным, человеком. Так что нагрузка в виде ценных указаний должна быть постоянной.

Впрочем, что это я все о работе, да о работе?

Это, наверное, потому, что первосентябрьский синдром не прошел для меня даром. Не для жалоб же на свою школьную судьбинушку я завел дневничок. Но, увы, если окинуть взором всю мою невзрачную жизнь – описать совершенно нечего. Совершенная серость. Законопослушен. Всегда был, и, скорее всего, буду таким. Особыми способностями не обладаю. Не был, не состоял, не участвовал, не привлекался. Даже на оккупированной территории не проживал, равно как и мои родственники. Позор.

3 сентября

Сегодня до дневника добрался лишь поздно вечером. Проклятая работа отнимает слишком много времени. Собственно уроков не то чтобы так уж много, мне ведь дали ставку, не больше. В глазах общественности, которая стабильно тянет по полторы, по две – явный показатель опалы. С удовольствием дали бы и меньше. Но меньше по деньгам не устроило бы уже меня. В общем, в итоге получилось и много, и немного одновременно, в зависимости от того, с какой стороны посмотреть. По идее работать нетрудно. Если учесть, что к урокам я не сильно-то и готовлюсь. Зачем? Дело здесь не в том, что я – эрудит и светило в области педагогического мастерства по меркам среднестатистической школы. Просто я не вижу смысла особо лезть из шкуры. Никто не оценит. На самом верху подавай инновационные методы, нашему директору, понятное дело, успеваемость, а самим ученикам все пофигу и фиолетово. Вести уроки на полную катушку, это что-то сродни наступлению на фронте, когда соседи и слева и справа отстают от твоего темпа и завязли где-то далеко в тылу. Возрастает риск окружения. Коллеги также этого не одобрят. «Не рви жилы, а то нам план подымут».

В общем, надо к людям помягче, на вопросы смотреть ширше. Но до какой тут широты, когда житья не дают! Хочешь пофилонить чуток, расслабиться за своим столом, в окошко глядючи, но нет, не дозволяется. Вот и втягиваешься в педагогическую работу на свою голову.

Однако я не об этом, а о том, почему раньше прийти домой не получилось.

Причина тривиальная: Палыч с Сигизмундычем обрушили на нас внеочередное собрание педагогического коллектива. Что-что, а собираться они любят. В кабинете ведь сидеть скучно. Уроки вести неинтересно.

Сигизмундыч информатику преподает, у него точно скучно. Дети руководство пока еще боятся, а обсуждать в этой самой информатике особо нечего. Все сосредоточено тыкают пальчиками в кнопки. Тишина.

Палыч ведет историю с обществознанием в старших классах. Там все тихие у них.

Власть применять никакого резона. А вот баб наших заставить побегать хоть какое-то развлечение. «Учение с увлечением».

Народ проявил некоторое словесное недовольство в кулуарах: «Какого, ёпрст, рожна? Ведь пять дней назад собирались. А есть, кто и первого еще в тесной и не только дружеской обстановке».

Когда такого рода экстренные собрания скликают на большой перемене, мне это нравится. В перемену все равно не укладываемся – бабы у нас обычные, а значит говорливые и бестолковые. Вон одна Костылева Надежда Ефимовна, которая по домоводству, оно же технология, как начнет переспрашивать, так меньше чем полчаса не займет. Да и директор не торопится, ведь здесь вопросы, в основном, все его – бумажки всякие, «к нам едет ревизор», организация праздников и дней памяти. За ученье с него не спросят, а вот за бумаги и активную гражданскую позицию – это да. Бабы за это тоже очень переживают. Хотят смотреться хорошо, ну, или не хуже, чем соседние школы. Не все, конечно, но большинство. В итоге залезаем в бурном и заинтересованном обсуждении аж на пол-урока. Абстрактно, с высот педагогической этики, плохо, а так хорошо: «солдат спит, служба идет».