Набат в Диньдоне - Лев Лукьянов

— Представляете, святой отец, — объяснил он. — Утром чуть свет — я еще штанов не успел надеть — является этот тип и говорит: «Следуйте за мной!»

— Я выполнял приказ господина комиссара, — жалобно сказал чин полиции. — А господин Сервантус не стал слушать, а сразу стукнул меня по шее. По инструкции я имел право применить оружие…

— Тогда святому отцу пришлось бы тебя отпевать! — вставил ресторатор.

— Вот видишь, сын мой, с тобой могло случиться большое несчастье! — разъяснил священник полицейскому. — И мне задал бы лишнюю работу. Благодари господа, что он не оставил тебя в трудную минуту…

— Ну кто мог подумать, что приход моего подчиненного обидит нашего дорогого Сервантуса! — искренне огорчился комиссар. Все хорошо знали о большом состоянии ресторатора, доставшемся ему в наследство от тетушки.

А в Диньдоне не было случая, чтобы полиция портила отношения с состоятельными людьми.

Выпроводив полицейского за дверь, комиссар усадил Сервантуса и сказал:

— Друзья, я пригласил вас для очень важного разговора…

4

— Пришла пора всем нам вместе подумать! — торжественно начал комиссар. Он возвышался над деревянным барьером, будто оратор над стойкой трибуны. — Вы, дорогой Сервантус, являетесь славным представителем наших коммерческих кругов, олицетворением здравого смысла и делового расчета. Вы, уважаемый Моторолли, ведете за собой интеллигенцию города, несете в своих руках… как бы это сказать… Вы несете тяжелую ношу разума и знаний. О вас, отец Кукаре, я даже говорить не хочу. Все знают, какие основы добра и святой веры вы вкладываете в души людей. Вы — мои друзья! И по-дружески я вам сейчас раскрою одну служебную тайну…

Комиссар внушительно замолчал.

— Ну! — подстегнул его нетерпеливый аптекарь.

— Вот уже четыре года, как у меня не было ревизии из главного полицейского управления! — понизив голос, сообщил Фьють. — Четыре года! Это о чем говорит? Это говорит о том, что главное полицейское управление о нас забыло! А если забыло полицейское управление, — значит, забыла республика! И если мы с вами ничего не предпримем, всем будет плохо. Нам уже плохо… Город опасно болен. Я не боюсь этого слова — он умирает. Да, друзья, Диньдон при смерти…

Комиссар говорил долго, но слушали его внимательно. Плачевное положение Диньдона давно уже никому не давало покоя. Священник думал о том, что все меньше и меньше прихожан посещают воскресные богослужения. Теперь во время проповедей отцу Кукаре приходилось пересказывать детективные истории из американских журналов, которые он специально выписывал в качестве подсобной литературы. Истории были одна страшнее другой. Но даже это не помогало…

Ресторатор, шевеля губами, подсчитывал убытки последних месяцев. Они неуклонно росли. Гибель «Помпеи» была предрешена…

Аптекарь был в несколько лучшем положении. Лекарства нужны всем — богатым и бедным. Бедным даже чаще, чем богатым. Но приходилось торговать в кредит. Долго так продолжаться не могло…

— Я вижу, вы согласны со мной, друзья, — продолжая комиссар. — Мы должны напомнить республике о нашем Диньдоне, о самих себе. В противном случае нас ждет судьба Вавилона. Диньдон исчезнет с лица земли, засыпанный пылью веков…

Чиновник подошел к окну и распахнул его.

— Прислушайтесь, господа!

Вытянув шеи, все прислушались. С улицы доносился истошный крик несушки.

— Курица! — пояснил комиссар, ткнув пальцем в окно. — Обычный куриный крик, и ничего больше! А ведь лет десять назад в это окно доносились гудки автомобилей, говор толпы. Помните? Выйдешь на улицу, глаз радуется: «фиаты», «рено», «мерседесы»… У вас, господин аптекарь, помнится, был «ситроен» сорок пятого года, четырехцилиндровый, седан…

Любимым коньком комиссара был автомобиль. В его гараже вот уже много лет стоял приобретенный по случаю старый «форд». Раз в неделю комиссар выводил его на свежий воздух, но выезжать за ворота машина отказывалась наотрез. Мотор кашлял, чихал, отплевываясь черным дымом, и в конце концов, захлебнувшись бензином, умолкал на неделю.

— Опять карбюратор, — вздыхал комиссар и с помощью подчиненных закатывал машину в гараж. Несколько вечеров подряд он ковырялся в моторе, потом все повторялось…

Когда Фьють начинал говорить об автомобилях и дорожных приключениях, его трудно было угомонить. Поэтому, услышав о «ситроене» сорок пятого года, священник поспешил перевести разговор на другое шоссе.

— Господь не оставит всех нас, — пообещал отец Кукаре. — Я тоже очень обеспокоен судьбой прихода. Но у господа очень много дел. Он крайне загружен. Я думаю, мы должны ему помочь и сами о себе позаботиться… Дети мои, я вспоминаю такой случай. В одном шумном уголовном процессе за океаном участвовала голливудская кинозвезда Лана Тернер. Ничего особого она из себя не представляла. На мой вкус, наша Вея ничуть не хуже… Так вот, эта кинозвезда стала гаснуть. Ее перестали приглашать сниматься. И вдруг четырнадцатилетняя дочь Ланы ударом ножа убивает любовника своей матери — молодого гангстера Джонни Стоманпотано!..

Увлекшись рассказом, священник вскочил и попытался пырнуть аптекаря воображаемым ножом. Моторолли поспешно отодвинулся.

— Представляете, гангстер, кинозвезда и ее дочь! — с воодушевлением говорил отец Кукаре. — Треск в газетах был страшный! Не прошло и двух дней, как Лана Тернер снова стала самой популярной звездой Голливуда. Вот нечто подобное нужно нашему городу, дети мой. Взрыв, шум, бум!

Закончив, отец Кукаре задрал сутану, вытащил из заднего кармана брюк плоскую стеклянную фляжку с золотистой жидкостью, по цвету подозрительно напоминавшей коньяк, отвинтил пробку и отхлебнул из горлышка.

— Надо действовать! — И святой отец сделал еще один порядочный глоток.

Первым на призыв священника откликнулся прямолинейный Сервантус.

— Все это, конечно, так, — задумчиво протянул ресторатор. — Но у нас нет ни одной кинозвезды. А если мы примемся вообще за любовников, то придется перебить полгорода. Кто же тогда будет ходить в мой ресторан?

— Сын мой, не надо понимать столь упрощенно, — успокоил его отец Кукаре, убирая фляжку.

— Детективные истории нам не помогут, — сказал комиссар. — Этим не удивишь. В столице каждый день поножовщина, грабежи. Даже газеты теперь не обращают внимания на такие пустяки.

— Вы меня неправильно поняли! — начал оправдываться отец Кукаре. — Я вовсе не призываю к насилию! Это противоречит установкам всевышнего. Лану Тернер я вспомнил как пример, как поучительную историю, чтобы направить ваши мысли на путь исканий.

— Господа, позвольте мне, — вмешался аптекарь.

Подождав, пока все повернулись в его сторону, Моторолли начал:

— Вам, разумеется, известно, что, благодаря своим убеждениям и своему фармацевтическому образованию, я неверующий. Но в трудный момент я всегда обращаюсь к нашей святой церкви.

Аптекарь слегка поклонился священнику.

— Господин Кукаре, а что, если в нашем городе произойдет чудо? Обычное святое чудо? Оно привлечет верующих со всех концов света! О нас заговорят газеты. Да что газеты! Мы будем выступать в субботней телевизионной программе «Спеши увидеть». К нам начнут приезжать туристы.

— Послушайте, ведь можно будет заняться гостиницей! — восхитился владелец «Помпеи». — У меня пустует весь второй этаж. Ей-богу, неплохая мысль! Что вы скажете, святой отец?

Священник покачал головой:

— Невозможно. Должен вас огорчить, дети мои. Все чудеса планируются заранее. К сожалению, в списке чудес этого года, который я получил от епископа, Диньдон не значится…

Но Сервантус вовсе не хотел так быстро расставаться с мыслью о чуде и о гостинице.

— На черта нам нужен епископ! А если самим придумать чудо?

— Твоим языком шевелит нечистый! — возмутился отец Кукаре. — Разве можно нарушать указания свыше! Я очень огорчен твоим вольнодумством, сын мой…

Расстроенный священник снова достал фляжку.

Истомленное жарой солнце уже наполовину окунулось в море, а совещание все еще продолжалось. Какие только не обсуждались предложения!

Нашествие из других миров было отвергнуто, так как отец Кукаре не был осведомлен о точке зрения церкви на таковые.

Основание крупнейшего в мире игорного дома с пляжем показалось заманчивым, но упиралось в отсутствие денежных средств.

Неподдельный интерес вызвало предложение ресторатора объявить Диньдон городом честных людей и лишить все дома входных дверей. Однако, вспомнив о стеклянной двери, украшавшей аптеку, Моторолли усмотрел в этом предложении выпад против себя и наотрез отказался. Комиссар его поддержал, сказав, что отсутствие входных дверей привлечет в Диньдон воров со всей республики…