Истории с Джорджем - Роберт Шекли

-- В этом перцепторе есть что-то римское, правда?

Я не обращал внимание на болтовню мешка, и мне больше не хотелось смотреть на усеченные конусы. Даже без встречи с ними я знал, что между нами не может быть ничего общего. В тот миг мне грезилось что-то похожее на пухлое набитое ватой кресло. Я осмотрелся в поисках мягкой и удобной концепции, желательно с полосками и прочным остовом, чтобы она подольше стояла на своих маленьких ножках и не опрокидывалась слишком быстро.

А ведь то, о чем они говорят, действительно происходит: сначала возникает перцепция, потом она делится на объект и субъект восприятия, а затем на земле появляются цветы, или мы присутствуем при рождении блюза. Нет, вы можете хихикать, если хотите, но уверяю вас, тут совсем не до смеха. Давайте рассмотрим этот вопрос дальше. Допустим, мои глаза сейчас закрыты, потому что я ничего не вижу -- соответственно, ни одна из этих вещей не появляется. А потом они внезапно вспыхивают, и мне приходиться вертеться, как белке в колесе, чтобы запретить и сдержать их бег. Но что я могу поделать с алюминиевым патронташем или бронированной самоходкой, или этой яйцеобразной волной, которая набегает спереди? Такие вещи всегда возникают неожиданно, поскольку перцепции редко приходят по-одиночке; они смешиваются с друг другом и создают многоуровневые перцепторы, то есть вас, меня и ее.

На этом разговор, конечно, не закончился, но я был им сыт по горло. Фактически, у меня появилась такая перцепция, что я и так уже слишком много знаю, и что мне пора понемногу о чем-то забывать. Для начала мне захотелось забыть о Джордже, но я не учел его коробок -- этих отвратительных вещей, которые рябили своими полосками и протуберанцами, то ускользая, то появляясь у нас перед глазами; они были до странности неуловимыми и в чем-то даже волнообразными, и их неумолимое возникновение намекало на то ужасное и фатальное, что скрывалось за ними впереди. Ну вот, еще одна фраза уплыла, вытягивая во все стороны свои маленькие щупальца и стараясь зацепиться за любое слово, которое могло бы вернуть ее в безопасную гавань. По крайней мере, она пыталась стать идеей, идеей о коробках -- этих всевозможных контейнеров для материальных вещей и вместилищах невыразимого и непознанного.

Хотя, насколько я знаю, коробки еще не породили ни одной материальной вещи. И мне кажется, мы можем этому только радоваться.

-- Совершенно верно. Диалог из мешка с диалогом -- это довольно скверно.

Из мешочка текло все сильнее.

-- Ты чертовски прав. Течь становится все больше, и я должен сказать тебе, что ты глух, как пробка, если не слышишь фальши в том хоре, который поет сейчас в твои уши.

Мне удалось завязать узелок в уголке мешка и тем самым остановить на какое-то время этот нараставший поток слов. Хуже всего было то, что они имели какой-то здравый смысл. А что может быть хуже слов, которые, как нам кажется, имеют здравый смысл, верно? Ладно, мы все знаем ответ на этот вопрос, но каждый из нас обычно уклоняется от него в сторону, поскольку это не требует почти никаких усилий.

Да, конечно, у меня есть свои слабости и недостатки, но я действительно не ожидал, что дойду до ручки. Поэтому я выражаю огромную благодарность доктору и всем работникам нашей клиники. Вы сделали меня более чем спокойным. Я знаю, вам потребовалось войти в мою галлюцинацию, чтобы обезвредить ее для меня. И теперь, благодаря вашей дружеской поддержке, я могу вынести любую тарабарщину о коробках, конусах и море в лучах багрового заката.

Мне сказали, что один из ваших сотрудников называет это пусканием слюней. Или, возможно, он только подразумевает это. Должен признать, что подобная терминология не вызывает большого восторга, но вы и сами понимаете, что я имею в виду.

Помнится, еще до того, как меня сюда привезли, я жил в совершенно другом месте. Там было много хороших людей -- Задница, Макс и дядя Гарри. * Приятно вспомнить их милые лица. Я ведь до сих пор скучаю по неуловимой и двусмысленной улыбке дяди Гарри, когда он думал, что я на него не смотрю. И еще мне нравились его ботинки. Память возвращала все это кусок за куском. И даже старину Эрика. Я думаю, он удивился не меньше нас, когда понял, что пистолет оказался заряженным. Конечно, в тот момент он немного вышел из себя, и тут его, как назло, подхватила волна яванской революции. А незадолго до этого его бросила Лил, которая улетела в Шанхай, чтобы открыть Красного Петуха.

* Имеются в виду персонажи какого-то фильма. Я его видел, но забыл название (что-то похожее на "Шанхайскую лилию"). Главную роль исполняла Мэй Вест. Чуть позже наш псих к ней вернется.

В те дни они плавали на старинных парусных судах. Да вы и сами, наверное, помните -- их еще называли подкладными суднами. Типичный пример помрачения некоторых белых людей. Мне кажется, они даже не слышали о мешочках с диалогом. Хотя в этих людях было что-то серьезное и трогательное -- какой-то, знаете, тонкий намек на сомнение. Впрочем, не думаю, что вам понятен смысл моих последних слов, потому что я и сам ничего не понял. Прямо как свист во тьме. Ах, если бы я мог разорвать все это в клочья! Выдрать из уст свой красный, так сказать, кровоточащий язык. Может быть кто-то хочет что-нибудь добавить?

Усеченные конусы появились здесь задолго до коробок. Хотя, на мой взгляд, мы можем подвергнуть это утверждение большому сомнению. Где-то же мы должны начать сомневаться, верно? Обычно мы начинаем это в невинном возрасте, когда усеченные конусы еще не знают своих настоящих имен и считают нормальным явлением, что их всех раскрашивают в синий цвет. Наверное, вам кажется, что я вожу эту тему по кругу, но вы бы тоже так поступали, если бы обстоятельства вашей жизни издавались в такую чуждую эпоху, как моя.

-- Кто-то здесь начинает терять над собой контроль.

Это лилось из шва в мешке с диалогом.

-- Заткнись. Мы пытаемся пройти дальше. Мимо этих усеченных конусов. Поэтому лучше не создавай нам лишних трудностей.

Фраза потеряла равновесие, склонилась вправо, и рычаг весов качнулся вниз, словно в самом страшном кошмаре Эйфеля. Да-да, я знаю. Я обещал больше не упоминать об Эйфеле, а сам снова принимаюсь за старое. Но что уж тут сделаешь; мы простые обычные люди, верно?

В конце концов, Джорджу удалось вернуть коробки в комнату. Это потребовало напряженных усилий и толчков, потому что некоторые из коробок оказались более крупными, чем он их помнил. Сначала ему подумалось, что они подросли за время его отсутствия, но потом Джордж понял всю абсурдность подобного предположения. Конечно, их мог подменить кто-то другой, однако и эта догадка прошла мимо цели, поскольку тут не было никого, кроме Джорджа и его воспоминаний о безымянном рассказчике, который пытался сделать с ним что-то ужасное. К сожалению, Джордж не помнил, что именно хотел сделать рассказчик, потому что здесь всегда происходили какие-то новые катастрофы, заставлявшие нас забывать о прошлых бедах и несчастьях. Прямо как сейчас.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});