Грехи отцов - Джеффри Арчер

– Ты последний, кто ему нужен, – ответил Мэйсон.

Гарри хотел было заговорить, но карманник ловко вытянул из носка сложенную долларовую банкноту и в мгновение ока опустил ее в верхний карман кителя Мэйсона.

– Куинн тоже направляется в камеру три-два-семь, – сообщил Мэйсон младшему офицеру. Если Хесслер и заметил сделку, то комментировать не стал.

– Вы двое, за мной, – вот было все, что он сказал.

Куинн поспешил за Гарри, пока Мэйсон не передумал.

Новоиспеченных узников повели по длинному кирпичному коридору, и вскоре Хесслер остановился у маленькой душевой с двумя узкими, привинченными к стене деревянными скамейками, на которых валялась пара полотенец.

– Раздеться, – скомандовал Хесслер, – и принять душ.

Гарри медленно снял свой строгий костюм, элегантную кремовую рубашку, тугой воротничок и полосатый галстук, на которых настаивал мистер Джелкс, дабы произвести впечатление на судью. Вот только с судьей не повезло.

Гарри еще расшнуровывал обувь, а Куинн уже стоял под душем. Он повернул кран, и струйка воды нехотя потекла на его лысеюшую голову. Куинн поднял с пола кусок мыла и начал мыться. Гарри ступил под холодную воду второго душа, и мгновением позже Куинн передал ему маленький обмылок.

– Напомните мне поговорить с начальством о льготах, – сказал офицеру Куинн, беря полотенце размером не более кухонного и пытаясь вытереться.

Губы Хесслера остались поджатыми.

– Одеться, и марш за мной, – скомандовал он, прежде чем Гарри успел намылиться.

И снова Хесслер энергично зашагал по коридору; полуодетый и мокрый Гарри торопливо поспевал за ним. Они не останавливались, пока не подошли к двойной двери с табличкой «Склад». Хесслер решительно постучал, и та распахнулась, явив офицера с кислой физиономией человека, который утратил вкус к жизни. Он курил самокрутку. Увидев Куинна, офицер улыбнулся.

– Не уверен, Куинн, что твою последнюю робу успели вернуть из прачечной, – сказал он.

– Тогда выдавайте мне все самое новое, мистер Ньюбонд, – ответил Куинн. Он нагнулся, вытащил что-то из другого носка и снова украдкой передал Ньюбонду. – Запросы у меня скромные. Одно одеяло, две хлопчатобумажные простыни, одна подушка, одна наволочка… – Офицер поочередно брал названное и складывал на прилавок в аккуратную стопку. – Две рубашки, три пары носков, шесть пар трусов, два полотенца, одна кружка, одна миска, один нож, одна вилка, одна ложка, одна бритва, одна зубная щетка и один тюбик зубной пасты. Я предпочитаю «Колгейт».

Ньюбонд не делал комментариев, а груда все росла.

– Что-нибудь еще? – в итоге спросил он Куинна, как ценного клиента, который наверняка еще вернется.

– Да, моему другу лейтенанту Брэдшо понадобится такой же набор, а поскольку он офицер и джентльмен, то непременно получит самое лучшее.

К удивлению Гарри, Ньюбонд занялся сооружением второй груды. И все это, подумал он, благодаря заключенному, случайно подсевшему в автобусе.

– Следуйте за мной, – велел Хесслер, когда Ньюбонд успешно справился с заданием.

Гарри и Пэт схватили свои пожитки и устремились по коридору. По пути к камерам пришлось делать несколько остановок, пока дежурный офицер открывал и закрывал решетчатые ворота на переходах. Когда они наконец перешли в крыло корпуса, их приветствовал шум множества заключенных.

Куинн заметил:

– Вижу, что мы на верхнем этаже, мистер Хесслер, но я не стану пользоваться лифтом, поскольку мне нужны тренировки.

Офицер проигнорировал его замечание, продолжая шагать мимо галдевших узников.

– Мне кажется, вы говорили, что это тихое крыло, – произнес Гарри.

– Ясное дело, мистера Хесслера здесь недолюбливают, – прошептал Куинн за мгновение до того, как все трое подошли к камере номер триста двадцать семь.

Хесслер отомкнул тяжелую железную дверь и потянул ее на себя, чтобы впустить новоиспеченного и закоренелого преступников в дом, который Гарри заполучил в аренду на следующие шесть лет.

Гарри услышал, как она с лязгом захлопнулась позади. Он оглядел камеру и заметил, что с внутренней стороны нет дверной ручки. Две койки, одна над другой; стальная раковина, вмонтированная в стену; деревянный стол, также привинченный к стене, и деревянный стул. Его глаза остановились на железной параше под нижней койкой. Его замутило.

– Твоя койка верхняя, потому что срок у тебя первый, – сообщил Куинн, прервав его размышления. – Если я выйду вперед, переберешься на нижнюю, а твой новый сосед пойдет наверх. Тюремный этикет, – объяснил он.

Гарри встал на нижнюю койку и медленно застелил свою. Затем вскарабкался на нее, улегся и опустил голову на плоскую, жесткую подушку, мучительно сознавая, что должно пройти некоторое время, прежде чем он научится спать по ночам.

– Можно еще один вопрос? – обратился он к Куинну.

– Можешь, только потом не раскрывай рта до утренней побудки.

Гарри вспомнил фразу Фишера в свой адрес – почти слово в слово – перед первой ночью в школе Святого Беды.

– Вам удалось пронести значительную сумму денег – почему охрана не конфисковала ее на выходе из автобуса?

– Потому что, если они это сделают, – ответил Куинн, – ни один заключенный больше не станет проносить с собой деньги и вся система развалится.

3

Гарри лежал на верхней койке и глядел в покрытый однослойной штукатуркой белый потолок, до которого мог запросто дотянуться кончиками пальцев. Матрас был комковатым, а подушка настолько жесткой, что забыться сном удавалось лишь на несколько минут.

Мысли его вернулись к Сефтону Джелксу и тому, как легко избавился от него старый адвокат. Он явственно слышал, как отец Тома Брэдшо говорит Джелксу: «Снимите с моего сына обвинение в убийстве – вот и все, что меня заботит». Гарри пытался не думать о предстоявших шести годах, на которые мистеру Брэдшо было плевать. Но стоило ли это десяти тысяч долларов?

Он выбросил из головы адвоката и стал думать об Эмме. Он очень по ней тосковал и отчаянно хотел написать ей, что все еще жив, но знал, что это невозможно. Что она поделывает, думал он, осенним днем в Оксфорде? Как начался ее первый студенческий год? Ухаживает ли за ней кто-нибудь?

Как поживает ее брат Джайлз, его закадычный друг? Сейчас, когда Англия вступила в войну, оставил ли Джайлз Оксфорд и записался ли в армию? Если да, то Гарри молился, чтобы Джайлз остался жив. Сжав кулак, он постучал по краю койки, сердясь, что ему не дали сыграть его роль. Куинн промолчал, заподозрив у Гарри «горячку первой ночи».

А Хьюго Баррингтон? Видел ли его кто-нибудь с момента исчезновения в тот день, когда Гарри должен был жениться на его дочери? Сумеет ли тот обелить свое имя – ведь все уверены, что Гарри погиб? Он выбросил из головы Баррингтона, по-прежнему отвергая возможность того, что этот человек был его отцом.

Когда мысли повернулись к матери, Гарри улыбнулся своей надежде на то, что она достойно распорядится десятью тысячами, которые Джелкс обещал отправить ей, как только он займет место Тома Брэдшо. Гарри надеялся, что с парой тысяч на счету она оставит работу официантки в отеле «Гранд» и купит тот маленький домик за городом, о котором она частенько рассказывала ему. Это упование было единственным светлым моментом во всем нелепом спектакле.

Как дела у сэра Уолтера Баррингтона, который всегда относился к нему как к внуку? Если Хьюго был отцом Гарри, то сэр Уолтер и есть его дед. И если дело вскроется, то Гарри получит шанс унаследовать имущество Баррингтонов и фамильный титул, а со временем станет сэром Гарри Баррингтоном. Но Гарри не только хотел уступить эту честь своему другу Джайлзу, законному сыну Хьюго Баррингтона, но и отчаянно желал доказать главное: его настоящим отцом был Артур Клифтон и он вправе жениться на любимой Эмме. Гарри пытался забыть, где ему предстоит провести следующие шесть лет.

* * *

В семь часов утра сирена разбудила тех заключенных, которые отсидели достаточно долго, чтобы уметь наслаждаться ночным сном. «Когда спишь, ты не в тюрьме», – это были последние слова Куинна за мгновение до того, как он забылся и захрапел. Храп не тревожил Гарри. Его дядя Стэн выводил рулады почище.

В течение долгой бессонной ночи Гарри принял для себя несколько важных решений. Чтобы пережить отупляющую жестокость потерянного здесь времени, «Том» сделается образцовым заключенным в надежде на то, что за хорошее поведение ему уменьшат срок. Он получит работу в библиотеке и станет вести дневник, в котором расскажет о том, что произошло перед судом, и обо всем происходящем за решеткой. Он будет поддерживать себя в форме на случай, если война в Европе еще не закончится, и сразу, как освободится, пойдет в армию.