Больное сердце - Татьяна Соломатина

Вернувшийся из туалета Иванников взирал на происходящее с ужасом, хотя был известным любителем с удовольствием поглазеть на красивое женское естество или умилиться малышу. У него самого на Земле было трое. На своей нормальной Земле. Где принято шутить и улыбаться в ответ на шутку, говорить гостям «дорогие» и сразу после родов знать, что у твоего ребенка между ног. На той Земле, где женщина рожает не в квартире, а в роддоме и после родов не выходит в вечернем платье, вращая бедрами, как на подиуме, а лежит такая неприбранная, но такая прекрасная и из глаз ее льются слезы счастья.

– Ничего им не говорите и ничего у них не спрашивайте. Разберемся с этим позже, – сказал Устинов, поглядев на своих окончательно растерявшихся спутников. – Не нужно портить праздник… – Показалось? Или в его ровный тон вкрались просительные и даже горькие нотки? – Людям, – добавил он.

– Людям?!!! Да какие же это, на хрен, люди? – прошипел Иванников. – Это какие-то…

– Степа. Тебя же попросили! – прервал бортинженера командир корабля. У Ключникова появилась догадка. Кажется, он стал понимать, в чем тут дело… Хотя нет. Это невозможно в принципе. Но даже если возможно, то зачем?!

– Охренеть! – говорил часом позже мятежный Степан, когда Устинов вез их по пустынному проспекту. – Павел, я, конечно, плохо разбираюсь, что там у женщин внутри, так глубоко я никогда не проникал. – Он коротко хохотнул. – Но как отец троих детей, родившихся самым естественным, мать твою, образом, я точно знаю, что околоплодными водами от здоровой нормальной женщины такую компанию не напоить! И что это за хрень зеленая: «Я еще не знаю, не смотрела»?!

Устинов хранил молчание. Изредка он морщил лоб, а однажды даже скривился и пожаловался пришельцам:

– В груди заныло.

– Это тебе надо к доктору. Это, Паша, сердце, – мягко сказал Ключников, внезапно перейдя на ты.

– На Земле врачей нет. И это только…

– Я не понимаю… – перебил Устинова Иванников.

– Павел Алексеевич, – вмешался командир, – на свой ритуал ты нас свозил, а теперь мы тебя на свой священный ритуал приглашаем. Знаешь, как называется натурально на наших русских языках?

– Как же?

– «Обмой новую планету», естественно! – Командир засмеялся, бортинженер загоготал, и – о чудо! – лицо главного инженера UP Corporation расплылось в улыбке.

Через поле навстречу им бежал бортмеханик Елизаров:

– Командир! Все в порядке. Через пару часов к нам прибудет корабль «Гуманитарий». И там был трос, и там был врач… – Последние слова он почему-то пропел. И следом засмеялся:

– Отлично! Как Звягинцев?

– Молодцом. Подумаешь, нога поломана. Иммобилизация и стакан обезболивающего. Все нормально. Вы как? Контакт установлен? – Семен покосился на Устинова.

– Ага. Сейчас продолжим устанавливать. Надеюсь, подотчетной ритуальной жидкости для протирки оптических осей было затрачено не более нормы?

– Никак нет! Я вообще оптические оси не протирал, а Егору выделил не веселья ради, а оказания медицинской помощи для.

– Оптическая ось – это всего лишь воображаемая линия. На нашей Земле, – сказал Устинов. – И для ее протирки никакая жидкость не требуется.

– А вот на нашей Земле мы всегда протираем оптические оси, Паш. Потому как если этого не делать, то можно потускнеть до смертельной скуки. Пойдем, и тебя сейчас научим. Петрович, закуска есть?

– Сейчас изобразим.

Компания расположилась у корабля. Елизаров раскрывал консервные банки и пластиковые упаковки.

– Я не ем ничего ненатурального. Или приготовленного по технологиям консервации.

– Мужик! Это не еда. Это натурально закуска, – сказал Павлу бортмеханик. – Так что есть тебе никто не предлагает, а вот закусывать придется. Ритуал!

Он достал пять стаканов, на треть наполнил их спиртом и долил водой из пластиковой бутылки.

– Наступает важный момент. И сегодня я прошу Сергея Андреевича Ключникова сказать пару слов в честь контакта с внеземной земной цивилизацией, – шутливо-официальным тоном произнес Елизаров. И протянул полный стакан с прозрачным, слегка тягучим, едко пахнущим содержимым командиру.

Тот принял, чуть поклонившись.

– Господа и господа, я говорю это впервые. И это прекрасно, – сказал Ключников и после паузы произнес немного громче: – За контакт земной цивилизации с земной цивилизацией! За тот колоссальный прогресс, которого мы добьемся, следуя нашим земным природам. Пусть контакт наш будет здоров! Причастимся единственной доступной нам сейчас ритуальной жидкостью, хоть она и запрещена к употреблению внутрь во время гиперпространственных перемещений и уж тем более во время контактов с представителями других цивилизаций. Но в любой инструкции для контактирующих есть пункт: «Действовать сообразно обстоятельствам». Вот я и действую. И к тому же не тратить же ритуальную жидкость, в самом деле, на протирку оптических осей! Есть контакт! – И опустошил бокал.

Вслед за ним вся компания поступила так же. Устинову ничего иного не оставалось, как пригубить.

Ритуальная жидкость инопланетных землян обожгла вкусовые рецепторы и заструилась горячим ручейком по пищеводу. Остановилась где-то в привратнике желудка, на мгновение замерла и щедро растеклась по солнечному сплетению. В ушах зашумело, как при резкой смене атмосферного давления. Сердце екнуло от неожиданности, передохнуло и снова пошло.

– Серый, может, инопланетянину больше не наливать? – шепнул командиру бортмеханик, завороженно глядя на выражение лица хлебнувшего разбавленного спирта Устинова. – Может, они тут реагируют на этиловый, как мы – на метиловый? Может, у них тут бензин без солярки – пустая трата денег? С виду-то они такие же, но иди знай. Должны же хоть чем-то жители одной планеты отличаться от жителей другой!

– Нет-нет, не беспокойтесь! Мы абсолютно идентичны натуральным. Ну, то есть – вам. – Устинов выдохнул. – Жидкость, содержащая С2Н5ОН, воздействует на мой организм точно так же, как и на ваши. В умеренных количествах вызывает чувство… Господи, хорошо-то как! – Павел вдруг потянулся, раскинул руки и задрал голову к небу. – Какая красота! Как давно я не смотрел на звезды. Ваши так же прекрасны?

– А то! – заверил его Елизаров, разливая по второму «коктейлю». – Ну, между первой и второй перерывчик небольшой!

– Очень даже большой перерывчик между первой и второй! – вдруг вставил Устинов.

– Это, брат Пашка, может, у вас, а у нас – пуля не должна пролететь.

– У вас, у нас, у тех, у этих. Большой, говорю, перерыв между первой и второй Землей!

– Немалый, немалый. – Все согласно загомонили. – Световых лет эдак…

– Да я не о световых, а о самых обычных летах. Вот тебе сколько лет, Елизаров?

– Сорок два. Полет нормальный.

– Сорок два, – передразнил его Устинов. – Я на восемьсот семьдесят девятую посадку захожу. Вот так вот!

– Во дает, хренов сын Адамов! Как его со ста граммов-то разобрало. Ну, мужики, по второй! За здоровье и, в свете открывшихся обстоятельств, за долголетие.

Мужчины чокнулись и выпили.

Устинов подскочил, сделал сальто, прошелся на руках и мягко приземлился на ноги. После чего сказал всей опешившей честной компании:

– В гробу я видал это долголетие.

– Люди тысячелетиями бьются над тайной бессмертия, а он, вишь, долголетие в гробу видал.

– Чего там биться? Нет никакой тайны бессмертия. Перед носом у вас бьется.

Команда недоуменно переглядывалась.

– Ну, хорошо, не перед носом. Просто я анахронизмы люблю. Прямо в ухо ваша «тайна бессмертия» бьется. Ключников, иди сюда. Иди-иди, не бойся. Землянин землянина не обидит.

Ключников подошел к внезапно очеловечившемуся Устинову. Тот расстегнул свою батистовую рубаху, обнажив идеальной красоты торс, и ткнул пальцем в основание грудины:

– Слушай!

Ключников был готов услышать все, что угодно: тиканье часового механизма, выходную арию тореадора из «Кармен» и даже глас божий. Но, прижав ухо к груди Устинова, услышал всего лишь… биение человеческого сердца. Прекрасное ритмичное биение обычного здорового человеческого сердца.

– Сердце. Простое человеческое сердце. Систола-диастола, – сообщил он в воцарившуюся тишину. Мужчины облегченно вздохнули.

– Простое? Систола-диастола?! – возмутился Устинов. – Глас божий! Так и знай, олух царя небесного, простое биение человеческого сердца и есть глас божий! В нем и заключена так называемая тайна этого вашего бессмертия, которое вы зачем-то ищете, пока оно спокойно бьется в груди каждого из вас. Люди живы сердцем, понял?! – Устинов почти кричал, прижимая руку к груди. – Сердцем живы! Не руками-ногами, не надпочечниками, поджелудочной и иммунитетом, не ротовой полостью и не прямой кишкой, и уж точно не умом с его рациональными до полного абсурда построениями. Сердцем… До поры до времени. Пока не перестанет биться сердце последнего человека. Вот до той поры и живы люди. – Он горько вздохнул. Внезапно скривился и схватился за левую грудь. – Вот, опять! Боли в проекции сердечного толчка – неблагоприятный прогностический признак. Пора. Пора бы, пока оно практически здоровое. Пора, а некому.