Девушка с татуировкой дракона - Стиг Лapcсoн

— Привет, Роббан, — сказал Микаэль. — Если бы ты воспользовался мотором, тебе бы не пришлось сцарапывать краску со всех лодок в гавани.

— Привет, Микке. Я и гляжу, вроде знакомая фигура. Я бы с удовольствием воспользовался мотором, если бы смог его завести. Он испортился два дня назад, когда я уже был в пути.

Прямо через планширь они пожали друг другу руки.Целую вечность назад, в семидесятых годах, в гимназии Кунгсхольмена, Микаэль Блумквист и Роберт Линдберг были друзьями, даже очень близкими друзьями. Как это часто происходит со школьными приятелями, после выпускных экзаменов их дружба закончилась. Они пошли разными путями и за последние двадцать лет пересекались от силы раз пять-шесть. К моменту неожиданной встречи на пристани Архольма они не виделись по меньшей мере семь или восемь лет и теперь с любопытством разглядывали друг друга. Загорелое лицо Роберта обрамляла двухнедельная борода, волосы торчали в разные стороны.У Микаэля вдруг поднялось настроение. Когда пиарщик со своей туповатой компанией отправился к магазину на другой стороне острова, чтобы потанцевать на празднике летнего солнцестояния, он остался на яхте М-30 поболтать за стопочкой со школьным приятелем.Через некоторое время они, отчаявшись бороться с печально известными местными комарами, перебрались в каюту. Было принято уже изрядное количество стопочек, когда разговор перешел в дружескую пикировку на тему морали и этики в мире бизнеса. Оба они избрали карьеру, в какой-то степени связанную с государственными финансами. Роберт Линдберг после гимназии пошел в Стокгольмский институт торговли, а затем в банковскую сферу. Микаэль Блумквист попал в Высшую школу журналистики и значительную часть своей профессиональной деятельности посвятил раскрытию сомнительных сделок, в том числе и банковских. Разговор завертелся вокруг моральной стороны отдельных «золотых парашютов » note 14 — договоров, заключенных в 1990-х годах. Линдберг сначала произнес горячую речь в защиту некоторых из наиболее широко обсуждавшихся «золотых парашютов», а потом поставил стопку и с неохотой признал, что среди бизнесменов все же попадаются отдельные мерзавцы и мошенники. Его взгляд, обращенный к Микаэлю, вдруг стал серьезным:

— Ты ведь проводишь журналистские расследования и пишешь об экономических преступлениях, так почему же ты ничего не напишешь о Хансе Эрике Веннерстреме?

— А о нем есть что писать? Я этого не знал.

— Копай. Копай, черт возьми. Что тебе известно о программе УПП?

— Ну, было в девяностых годах что-то вроде программы поддержки с целью помочь промышленности стран бывшего Восточного блока встать на ноги. Пару лет назад ее упразднили. Я о ней ничего не писал.

— «Управление промышленной поддержки» — проект, за которым стояло правительство, а возглавляли его представители десятков крупных шведских предприятий. УПП получило государственные гарантии на ряд проектов, согласованных с правительствами Польши и стран Балтии. Центральное объединение профсоюзов тоже принимало посильное участие, выступая гарантом того, что шведская модель будет способствовать укреплению рабочих движений этих стран. С формальной точки зрения это был проект поддержки, основанный на принципе «учись помогать себе сам» и призванный дать странам бывшего соцлагеря возможность реорганизовать свою экономику. Однако на практике вышло, что шведские предприятия получили государственные субсидии и с их помощью сделались совладельцами предприятий этих стран. Наш чертов министр от христианских демократов был горячим сторонником УПП. Речь шла о том, чтобы построить целлюлозно-бумажный комбинат в Кракове, оснастить новым оборудованием металлургический комбинат в Риге, цементный завод в Таллинне и так далее. Средства распределялись руководством УПП, которое сплошь состояло из тяжеловесов банковской и промышленной сфер.

— То есть деньги брались от налогов?

— Приблизительно пятьдесят процентов вложило государство, а остальное добавили банки и промышленность. Но они едва ли руководствовались альтруистическими побуждениями. Банки и предприятия рассчитывали заработать кругленькую сумму. Иначе черта с два они бы на это пошли.

— О какой сумме шла речь?

— Ты утверждаешь, что «Сканска» не занимается спекуляциями? А разве не у них исполнительный директор был уволен за то, что позволил кому-то из своих парней растратить полмиллиарда на сомнительные сделки? И как насчет их поспешного вложения колоссальных сумм в дома в Лондоне и Осло?

— Идиоты, разумеется, есть на любом предприятии мира, но ты же понимаешь, что я имею в виду. Эти компании хотя бы что-то производят. Они хребет шведской промышленности и все такое.

— А при чем тут Веннерстрем?

— Веннерстрем в этой истории выступает как темная лошадка. Этакий паренек, взявшийся из ниоткуда, без всяких связей в тяжелой промышленности, которому тут, казалось бы, и делать нечего. Однако он сколотил на бирже колоссальное состояние и вложил капитал в стабильные компании. Вписался, так сказать, окольными путями.

— Дело было в девяносто втором году, — рассказывал Роберт. — Веннерстрем внезапно обратился в УПП и сообщил, что хочет получить деньги. Несомненно заручившись предварительно поддержкой заинтересованных лиц в Польше, он представил план, который предполагал создание предприятия по производству упаковок для продукции пищевой промышленности.

— То есть собирался производить консервные банки.

— Не совсем, но что-то в этом духе. Представления не имею, какие у него были связи в УПП, но он преспокойно заполучил шестьдесят миллионов крон.

— Это становится интересным. Вероятно, я не ошибусь, если предположу, что больше этих денег никто не видел.

— Неверно, — сказал Роберт Линдберг.

Многозначительно улыбаясь, он подкрепился несколькими глоточками водки.

— После этой классической бухгалтерской операции последовало вот что: Веннерстрем действительно основал в Польше, в Лодзи, фабрику по производству упаковок. Она называлась «Минос». В течение девяносто третьего года УПП получало восторженные отчеты, потом наступила тишина. В девяносто четвертом предприятие «Минос» внезапно лопнуло.

Роберт Линдберг поставил пустую стопку с громким стуком, будто желая показать, как именно лопнуло предприятие.

— Проблема УПП заключалась в том, что не существовало какой-либо отлаженной системы отчетности по проектам. Ты же помнишь то время. Падение Берлинской стены наполнило всех оптимизмом. Ожидался расцвет демократии, угроза ядерной войны осталась позади, и большевики должны были за одну ночь сделаться настоящими капиталистами. Правительство хотело поддержать демократию на востоке. Каждый бизнесмен стремился не отстать и помочь строительству новой Европы.

— Я и не знал, что капиталисты с таким энтузиазмом ударились в благотворительность.

— Уж поверь, это было хрустальной мечтой любого из них. Россия и восточные государства являются, пожалуй, крупнейшим в мире незаполненным рынком после Китая. Промышленность помогала правительству без больших хлопот, тем более что компании несли ответственность лишь за малую долю расходов. УПП поглотило в общей сложности порядка тридцати миллиардов налоговых крон. Ожидалось, что деньги вернутся в форме будущих прибылей. Формальным инициатором создания УПП являлось правительство, но влияние промышленности было столь велико, что на практике руководство программы пользовалось полной независимостью.

— Понятно. За этим тоже что-то кроется?

— Не спеши. Когда проекты запускались, никаких проблем с финансированием не возникало. Финансовый рынок Швеции еще отличался стабильностью. Правительство было довольно тем, что благодаря УПП могло говорить о крупном шведском вкладе в дело установления демократии на востоке.

— Все это, стало быть, происходило при правительстве консерваторов.

— Не мешай сюда политику. Речь идет о деньгах, и глубоко наплевать, назначают министров левые или правые. Значит, дело двинулось полным ходом вперед, а дальше возникли валютные проблемы, да еще несколько недоумков из числа новых демократов — помнишь «Новую демократию» note 21 ? — завели песнь о том, что общественность не получает информации о деятельности УПП. Один из их грамотеев перепутал УПП с Управлением в области международного сотрудничества и решил, что речь идет о каком-то дурацком проекте поддержки реформ вроде танзанийского. Весной девяносто четвертого года была назначена комиссия для проверки деятельности УПП. К тому времени уже накопились претензии к нескольким проектам, но первым обследовали «Минос».