Пугачев - Абрам Исаакович Гайсинович

Он расправился с непокорной слободой еще более жестоко, чем его предшественник. Расправа длилась два месяца и кончилась тем, что всю Ветку отправили на поселение в Сибирь.

Народное сказание сохранило память о «выгонке».

Пустыня была всем прибежище,

Ныне уже и там нет убежища.

Рассыпают нас, разлучают нас…

Дождалися мы жестокой зимы,

Выслали всех без всякой вины…

Теперь все замолкло и нет ничего.

Погибло, истлело, травой заросло.

Перестаньте петь веселые птицы!

Скоро улетайте за моря от нас,

Скажите за морем, что уже нас тут нет;

К нам не прилетайте к будущему лету,

Пущай распевает здесь одна сова

Летучие мыши и воробьев стада!{9}

Еще на Дону Пугачев слышал о Ветке. В качестве невольного участника карательной экспедиции ему пришлось познакомиться с этим местом пристанища беглых. Скоро и сам он побежит туда….

Разгром Ветки кончился. Пугачева, как и всю казачью команду, отправили на родину, на Дон. Пугачев пробыл дома три-четыре года. Он обременен семьей; у него пятеро детей. Надо заняться хозяйством. Оно нуждается в постоянном присмотре, в хозяйском глазе. Но служилый казак — человек подневольный. Пугачева постоянно отрывают от дома, посылают «в разные партии» ловить беглых подданных державы российской. И Емельяна поразило это обилие людей, мечтавших уйти от неволи. Он видел отчаянное сопротивление беглецов, узнал проторенные дорожки, что вели за рубеж.

Подобные экспедиции в Польшу повторялись неоднократно. Пугачев отлучался из дому часто, на месяц — на два. В промежутках между отлучками он занимался хозяйством, вкладывая в это дело много энергии, ума, оборотистости.

В 1768[1] году Пугачев, вместе с одним товарищем, затеял торговые дела и поехал в село Котловку, приписанное к Авзяно-Петровскому заводу крупнейшего уральского богача Евдокима Демидова. Заехали к приписному крестьянину Карпу Степанову, по прозвищу Карась. Компаньоны купили у местных крестьян деготь, холсты, погрузили на купленное тут же судно и отправились вниз по Каме и Волге к Царицыну. Повидимсму, деньги давал компаньон, Пугачев же помогал закупать товары, следил за их погрузкой и отправкой, возился с работными людьми. Денег было недостаточно, чтобы на месте расплатиться за покупки. Крестьянин Вавилов, продавший им деготь, отправился вместе с покупателями в Царицын, чтобы там, после продажи товаров, получить с них долг.

В Котловке Пугачев мог познакомиться с жизнью приписных к заводам и работных людей, узнать их тяжкую и горькую жизнь. Видел он также богатых крестьян, ведших крупные торговые операции. Эти знакомства еще пригодятся Емельяну.

В 1768 году началась война с Турцией. Российский помещик стремился завоевать у Турции тучные земли Причерноморья. В союзе с купечеством российские крепостники добивались исключительных прав на Черном море, чтобы их корабли свободно везли в чужеземные страны лен, пеньку, хлеб и все, что добывалось кабальным трудом крепостного люда. И снова — в третий раз — погнали Пугачева на войну. Опять бесконечные переходы под знойным, немилосердным солнцем. Опять ржаные сухари и похлебка. Русские генералы утверждали даже: «Русский солдат настолько привык к ним [сухарям], что сладкий пшеничный хлеб ослабляет его».{10} Опять ночевки в седле или на сырой земле. Опять солдаты «везде стянуты и задавлены так, что естественных нужд солдат отправлять не может: ни стоять, ни сидеть, ни ходить покойно ему нельзя. Тесак как огонь горит, но полоса заржавела вместе с ножнами. Ружье как зеркало чисто, но не может целко выстрелить от уродливой ложи».{11} Это была царская крепостническая армия конца XVIII века, где храбрый выносливый русский солдат «в слезах горьких с’едает сухарь свой, проклиная службу и командиров, озираясь только по сторонам, где бы скорее к побегу найти дорогу и случай?»{12} Вдобавок все командиры беззастенчиво разворовывали армейский провиант, полковые деньги, обмундирование. Они обращали солдат в своих, крепостных, принуждали их работать на себя, подчиняли палочному строю императорской армии.

Безымянный грамотей из солдат сочинил трагикомическую стихотворную челобитную «к богу от крымских солдат». Челобитная датирована «холодного месяца, морозного числа, неурожая в Крыму денег, года».

…Ныне же Адам с Евою живет в раю,

А нас оставил в проклятом крымском краю,

Показав как дрова рубить косами

И сбирать в поле навоз нашими руками;

День и ночь на плечах кизяк носим,

И в том тебе, господи, и на праотца просим.

Адам обращался всегда наг в трудах.

Лишились и мы через то сапог и рубах,

Обносились в Крыму, а купить денег нет,

И так мучимся уже много лет;

Трудно жить в Крыму, а снесть не можно,

Об’являем, господи, всю нужду нашу неотложно.{13}

А «измайловского полку гренадер» Иван Макаров в горьких частушках описывал армейское житье-бытье:

Я отечеству защита —

А спина моя избита,

Я отечеству ограда —

В тычках, палках — вся награда.

О, солдат! ты горемыка,

Хуже лапотного лыка.

Твоей жизни хуже нет,

Про то знает и весь свет.

Тебя дуют, тебя бьют.

Так, как полосу куют.

И собаку чтут дороже!

Палкой бьют тебя по роже,

Разбивают глаза, губы,

Не забудут тут и зубы.{14}

Пугачев служил хорунжим в команде полковника Ефима Кутейникова, у атамана Тимофея Грекова. Сначала его отправили со всей командой на зимовку в Бахмут. Весной казачью команду отправили к Бендерам. У этой турецкой крепости Пугачев участвовал в многочисленных сражениях. Взять ее не удалось — осаждающие были слишком малочисленны. Прошло лето. Команда Кутейникова поредела, истощилась Пришлось казакам зимовать в селах Веревкине и Пр0топоповке, на реке Донце.

Весной отряд Кутейникова, влившийся в армию графа Панина, снова направился в очень тяжелый переход к Бендерам. Нестерпимый зной и проливные дожди сменяли друг друга, ночью мучили сильные холода. Край был истощен проходящими войсками: деревни выжжены и разорены до основания, травы и хлеба истреблены на корню. Жители перебиты, уцелевшие скрывались в горах. Вокруг бушевала чума.

Здесь произошел малозначительный, но интересный эпизод. Однажды Пугачев напился пьяным. Собутыльник спросил его, откуда он взял такую хорошую саблю: саблей государь жалует отличившихся казаков, а за Пугачевым не числилось никаких особых заслуг. Пугачеву казалось недостойным рассказывать прозаическую историю о сабле, снятой с павшего в бою казака или