Пугачев - Абрам Исаакович Гайсинович

так вить не скоро довезут. А пора приходит, штоб сеять пшеницу. Так я знаю, што я прав буду и меня отпустят из Черкасска — за меня и старшина Аловленской Михайла Макаров старается, и писал к войсковому есаулу письмо; да то моя беда, што уйдет время севу — так я совсем разорюсь. — так пожалуй, бога ради, возьми ты меня на свои поруки, што ты меня в Черкасск отвезешь, а я-де тебе шесть рублев заплачу.{37}

Худяков уважил просьбу своего старого приятеля. Почему бы и нет? Казак пострадал невинно, за него хлопочут старшина и сам войсковой есаул, его не сегодня-завтра освободят, да и заработать можно. Худяков взял Пугачева на поруки и под вечер следующего дня отправил его со своим сыном в Черкасск. На третий день сын явился домой и рассказал, что Пугачев бежал.[2] Доверчивый Худяков жестоко поплатился за то, что упустил арестанта: его высекли плетьми, а старшину, отдавшего Пугачева на поруки, посадили на месяц на хлеб и воду.

Пугачев поехал на реку Койсуху, где правительство поселило выгнанных из Польши беглых раскольников. В раскольничьей слободе Черниговке (Белгородской губернии, Валуйсксго уезда) Пугачев выдал себя за казака команды Краснощекова, которая находилась где-то недалеко. Он спросил у встречного мужика, не знает ли тот человека, который отвез бы его к казачьей команде. Проводник нашелся в лице Алексея Коверина. Пугачев просил отвезти его до села Протопоповки, в тридцати верстах от города Изюма, где. якобы, находился обоз, Краснощекова.

Поехали. Беглецу-Пугачеву не имело никакого смысла являться к Краснощекову. Умелый и опытный притворщик решил сыграть на религиозных чувствах Алексея Коверина.

Вечером, когда спутники остановились на ночлег в чистом поле и начали варить кашу, беглец решил использовать располагающую к доверию обстановку.

— Што, брат, доброй человек, — обратился он к Алексею, — мне хочитца пожить для бога, да не знаю, где б сыскать таких богобоязливых людей.

— Я знаю такова человека набожнова, который к себе таких людей принимает, ответил Коверин и указал на раскольника Осипа Коровку из Кабаньей слободы, Изюмского полка.

— Пожалуй, бога ради, отвези меня к нему.{38}

Пугачев знал, что преследуемые правительством раскольники скрывают у себя немало беглого люда, что они не выдадут раскольника, спасающегося от властей.

Пугачев, которому в конечном счете были совершенно безразличны церковные споры и разногласия, естественно тяготел к раскольникам, преследуемым официальной церковью и правительством. Он искал убежища в среде таких же, как он, отверженных российским государством и его церковью людей. Здесь, на реке Койсухе, Пугачев завязал первые связи с раскольниками, связи, которые будут постепенно крепнуть и поддерживать Пугачева до конца его борьбы.

Утром тронулись в путь, вечером приехали на хутор Коровки. Острожный Пугачев послал вперед Коверина узнать, пустит ли Коровка «человека, который хочет пожить для единого бога». Коверин вскоре вернулся с Коровкой. Пугачев встал с телеги и полный смиренного почтения сказал:

— Пожалуй, Осип Иванович, прими меня к себе бога ради.

Тронутый смирением и благочестивыми намерениями пришельца, Коровка ответил:

— Милости прошу, поди брате, за иной.{39}

Пугачев рассказал, что он беглый донской казак и что бежал он потому, «што в службе никак богу угодить не можно».

Гостеприимный хозяин выразил полное сочувствие ищущему бога казаку. Сообщил, что и сам он с сыном страдал семь лет «за крест и бороду», долго сидел в тюрьме. Пугачев — не первый беглый, нашедший приют в его доме, да только много хлопот доставили ему беглецы.

Кончил Коровка тем, что боится держать у себя Пугачева, так как сюда часто наведываются воинские команды, и посоветовал ему направиться к Бендерам, где разрешают селиться всем «без разбору».

Пугачев ухватился за эту мысль.

— Ну, делать нечего, теперь поеду за Кременчуг, там у меня осталось, когда шел из-под Бендер, много серебра и платья, потому что тогда за язвой ничего не пропускали. Взяв оное, поеду к Бендерам; слышно, что там генерал Каменский поселяет всякого и там жить будет свободно.

Коровка рад был избавиться от гостя. Он заверил его, что и сам поедет туда всем домом, если только Пугачев узнает, что у Бендер принимают всех.

Пугачев отправился в Протопоповку. Дальше двигаться без паспорта было опасно. Единственным знакомым в этих местах был все тот же Коровка. Решив использовать знакомство до конца, Пугачев предпринимает простой, но хитроумный маневр. Несколько дней скитается он по дорогам и слободам — Коровка Должен подумать, что за это время Емельян успел побывать около Бендер. Решив, что времени прошло достаточно, Пугачев вернулся к раскольнику.

— Что Емельян Иванович, был ли под Бендерами, — спросил его хозяин, — селятся ли там?

— Селятся, только надобно ехать туда самому и выправить указ.

— Мне самому ехать туда невозможно, а возьми ты сына моего Антона.

Единственное затруднение заключалось в том, что у беглеца не было паспорта.

Коровка вызвался помочь и в этом. Он согласился дать Пугачеву паспорт, выданный ему с сыном Антоном для торговли. Бывалого казака нисколько не смутила перспектива поехать под чужой фамилией. Он так обрадовался, что обещал Коровке перевезти и его на вольную бендерскую землю.

— Ты, — говорил Пугачев Коровке, — ни хлеба не сей, ни сена не коси, нонче непременно поедешь[3].

Взяв у Коровки пятьдесят рублей и пару лошадей. Пугачев отправился вместе с сыном раскольника в Кременчуг, оттуда в Крюков и дальше к Елизаветинской крепости. Выехали на бендерский тракт. По дороге шли и ехали разного звания люди. Они рассказали, что никакого нового поселения в Бендерах не заводится. Антон Коровка посоветовал ехать в Стародубскую Климову слободу.

Стародубский район был вторым, после Ветки, важнейшим центром раскола. Сюда, как и на Ветку, сходились разные люди: преступники бежали из тюрем, крестьяне спасались от помещиков, солдаты и казаки от тягот военной службы, раскольники— от религиозных преследований. Особенно выросло значение Стародубья после второй ветковской «выгонки». Стародубье представляло для беглецов значительные удобства: край находился далеко от российских административных центров, от загребущих лап российских властей. Отсюда совсем недалеко и до польской границы. При случае можно и совсем убежать из России, а потом, возвратясь, записаться выходцем из-за рубежа.

Народ здесь жил бедный. Скудная почва Северной Украины давала плохие урожаи. В неурожайные годы приходилось пухнуть с голоду. Бедность доходила порой до того, что закладывались почитаемые за святыню «складни», а иногда они с горя пропивались в шинках. Пришельцам было тем труднее, что лучшие земли были уже заняты коренным населением. Возникали бесконечные тяжбы, драки и ссоры за землю. Приходилось итти в крепостную