Григорий VII. Его жизнь и общественная деятельность - А. Вязигин

Пополняя пробелы в знаниях, необходимых для общественного деятеля, Гильдебранд не пренебрегал и другими занятиями: он сам впоследствии писал, что в Кельне “был воспитан в строгой дисциплине”, то есть расширил свои познания в области светских и духовных наук. Справедливости ради нужно, однако, сознаться, что эти познания не отличались особенной глубиной и Григорий VII всегда был плохим ученым и богословом.

Пребывание при императорском дворе длилось недолго: Григорий VI вскоре умер (около 1048 года), а Гильдебранда охватила мучительная тоска по родине, скорбь по утраченному другу и сознание, что при жизни Генриха III нечего и думать о проведении в жизнь своих мечтаний. В тесной монастырской келье хотел он похоронить свои надежды и упования и загладить пред небом прегрешения, содеянные для их осуществления. С этой целью он выпросил у императора позволение отправиться в Клюни. Здесь благодаря беседам с благочестивыми старцами в душе Гильдебранда взошли семена отречения, презрения к миру и его соблазнам, сознания тщеты его радостей, созрело намеренье посвятить свои дни аскетическим упражнениям и созерцательной жизни. Так прошло сколько-то времени. Но внутренний голос шептал Гильдебранду, что он хоронит силы, предназначенные для великой цели, для борьбы и победы над царившим в мире злом. Что пользы, думал он в бессонные ночи, спастись одному, когда кругом все созидают себе своими заблуждениями вечную гибель. Лучше одному погибнуть, но спасти всех, всюду победить грехи и страсти и тем самым водворить на земле обетованное царство Божье. Учение о непротивлении злу претило всему душевному складу Гильдебранда, которого пожирала жажда деятельности на общую пользу. А тут еще – обусловленные нервной, не в меру впечатлительной природой и слабостью тела, изнуренного подвижническими упражнениями, – чудесные знамения указывали на него как на небесного избранника: по единогласному свидетельству друзей и врагов, искры сыпались по временам из его одежды, огненное сияние окружало голову, вещие сны сулили господство над миром; сам апостол Петр неоднократно являлся ему и предрекал необычайное торжество, неслыханный успех. Друзья и сторонники верили в святость и божественное происхождение этих предзнаменований и высоко ставили Гильдебранда как человека, на котором явно почиет благодать Божья. Зато враги объясняли все чудеса магией, знакомством с нечистыми духами, унаследованным от Герберта, – обвинение, тяготевшее над всеми лучшими и свободными умами средних веков.

Но, помимо развития в Гильдебранде мистицизма, пребывание в Клюни имело для него большое значение и в другом отношении. В то время монастыри с клюнийским уставом раскинулись сетью по всему Западу, и все признавали клюнийского аббата своим главой; самая строгая дисциплина царила в этих монастырях, и приказания верховного начальника исполнялись беспрекословно и точно. Тут Гильдебранд воочию должен был убедиться, что не одна грубая сила и деньги владычествуют над миром, что нравственные силы играют громадную роль в деле приобретения власти над людьми: тот, кто господствует над душой, сильнее властвующего над телом. Вот неизбежный вывод, к которому должен был прийти Гильдебранд, сравнивая мощь Генриха III, против которого нередко восставали непокорные вассалы, и менее заметную, но более прочную власть смиренного аббата, которому безусловно повиновались. Поэтому для господства над миром нужно нравственное право, основа которого – религиозное чувство. Гильдебранд осознал это, когда понял, что только вера давала в руки аббата такую беспредельную власть. Если же основой истинного и прочного могущества могла быть только религия и нравственное превосходство, то пока церковь не стала на недосягаемую нравственную высоту, она и не могла быть средоточием мира. Наиболее, как известно, роняли церковь в глазах ревнителей реформы брачные отношения духовенства и симония. Гильдебранд, однако, не с одной только узкомонашеской точки зрения смотрел на эти нестроения. Благодаря своему обширному кругозору, он отлично понимал, что проведение безбрачия сделает духовенство менее зависимым от мирян и обратит в покорное орудие святой церкви: цепь, приковывающая священнослужителя к миру, разорвется, так как у него не будет ни родных, ни детей, для которых столь часто вступают в сделки с совестью. Гильдебранд совершенно оправдывал собственным примером подобное воззрение: никогда, ни в одном из своих писем он не вспоминает об отце, матери и родных, как будто их совсем не существовало на белом свете; отцом он называет апостола Петра, матерью – святую римскую церковь. Таких же крайних взглядов придерживался Гильдебранд и относительно симонии. Завзятые клюнийцы подводили под понятие симонии всякое вмешательство светской власти в дела церковные и требовали устранения ее (светской власти) от какого бы то ни было участия в заведовании церковными владениями и санами. Гильдебранд стал на ту же точку зрения. Таковы были отвлеченные выводы, к которым привело Гильдебранда его пребывание в Клюни. Недоставало только живого примера, которым можно было бы проверить точность этих заключений, но и такой пример не заставил себя ждать. Дело в том, что порядок царил в Риме только во время пребывания там могущественного императора; как только он перешел Альпы, в вечном городе начались волнения, один за другим умирали папы, назначаемые Генрихом. Ходили слухи, что Бенедикт ядом устранял своих преемников. Наконец никто не хотел ехать на верную смерть, и немецкие епископы отклоняли от себя опасную честь, несмотря на усиленные просьбы, даже приказания императора. Только после долгих упрашиваний и продолжительных увещеваний его родственник, епископ Тульский Бруно, принял папский сан, но поставил два условия: во-первых, чтобы назначение Генриха было, сообразно канонам, одобрено римским клиром и народом, во-вторых, чтобы ему в спутники был дан Гильдебранд, с которым он не раз сталкивался при дворе и чьи блестящие способности успел оценить. Генрих III согласился исполнить желание Бруно, но Гильдебранд долго не хотел и слышать о возвращении в мир и только вследствие приказания аббата покинул Клюни и последовал за вновь назначенным папой. В одеждах кающихся, во власяницах, с босыми ногами и посыпанными пеплом головами совершали они свой путь и вступили в Рим под восторженные крики населения. Такой необычный наряд сильно польстил гордости римлян и глубоко поразил их сердца: они немедленно провозгласили Бруно папой под именем Льва IX (1048 – 1054).

С этой поры возрождение папства стало на твердую почву.

Новый первосвященник, сторонник клюнийских взглядов, со строгой последовательностью стал проводить в жизнь церковные преобразования: на целом ряде соборов издавались и повторялись постановления против симонии и браков духовенства. Но в то же время Лев старался поднять авторитет папства, выступая защитником притесненных; он постоянно разъезжал с этой целью по Европе, порвал всякие сношения с византийской церковью, полагая, что она без достаточного уважения относится к римской, и всячески отстаивал верховные права папства на юг Италии, где жители изнывали под железным игом норманнов, не щадивших даже церковных владений для удовлетворения своей алчности. Увещевания, пастырские послания, даже отлучения не помогали; оставалось силой меча прекратить грабежи и насилия; просьбы о помощи, обращенные к императору, оставались гласом вопиющего в пустыне: поглощенный германскими осложнениями Генрих дал было Льву довольно значительное войско, но затем, по совету епископа Гебгарда, отозвал его обратно. Тогда папа решился собственными средствами расправиться с норманнами. Раздался боевой клич римского первосвященника, и толпы итальянцев вместе с небольшим количеством немцев стали под его знамена. Произошла роковая битва при Чивителле, и сам папа попал в плен. Правда, на бранном поле норманны преклонили колена пред Львом и умоляли о прощении, но не уступили ни пяди из захваченных земель. Вскоре, глубоко потрясенный неудачей, Лев скончался. Его нравственное влияние на современников было чрезвычайно велико, тем не менее духовное оружие оказалось недостаточно мощным даже в руках такого мягкого и кроткого человека, каким был покойный папа: зло настолько проникло в жизнь, что могло с успехом выдержать борьбу, направленную на его искоренение; грубая сила преклонялась перед нравственной мощью, но не уступала своих позиций. Печальная участь Льва послужила для Гильдебранда поучительным примером: Гильдебранд понял, что для торжества папства нужно одновременно поднять его нравственно и усилить материально. Но средства обыкновенные медленны и недейственны там, где противник не стесняется в их выборе; его можно победить только тем же оружием. Теперь Гильдебранд смело и прямо пошел к намеченной цели: одной рукой он ниспровергал церковные нестроения, другой собирал отовсюду средства для успешного ведения своего дела. Недаром, отдавая должное изумительным его талантам, Лев не раз замечал: “Если ты, Боже избави, вступишь на апостольский престол, то приведешь в смятение целый мир”. Вообще, уже при Льве Гильдебранд занял выдающееся положение, будучи возвышен в сан иподьякона и получив в свое ведение хозяйственную часть и управление обширными церковными владениями. Здесь в полном блеске обнаружились способности Гильдебранда: он в короткое время значительно увеличил церковные доходы, но их все равно не хватало, так как, пользуясь смутами, многие захватили папские земли; Гильдебранд создал милицию святого Петра и вооруженной рукой отнял многое из утраченного. Но для содержания милиции нужны были деньги, и в их приобретении обнаружилась полная неразборчивость Гильдебранда: он сошелся с евреями и при их посредничестве стал давать в рост унаследованные от Григория VI деньги, продавал свое содействие в различных делах, причем далеко не всегда брал под свою защиту правое дело. Зато при исполнении ответственных поручений, возлагаемых на него папой, Гильдебранд был неуклонно беспощаден, до безжалостности справедлив, а ему не раз приходилось заменять Льва IX, когда тот покидал Рим для разъездов по Европе. Исполняя одно из таких поручений, он должен был исследовать учение Беренгара, отрицавшего “пресуществление” святых даров во время евхаристии. Учение это произвело сильное впечатление на Гильдебранда, и он хотел защитить смелого проповедника, советуя ему обратиться за решением самого папы в Рим, где обещал оказать поддержку. Но именно в это время пришла весть о смерти Льва. Гильдебранд поспешил в Рим, чтобы повлиять на назначение нового папы, и поспел вовремя: ни клир, ни народ римский не могли столковаться на ком-либо из кардиналов; некоторые подавали голос и за Гильдебранда. Последний заявил решительно о необходимости избрать пастыря из другой церкви, чем устранялись поводы к столкновениям, спорам и недоразумениям. Это предложение восторжествовало, и Гильдебранд отправлен был уполномоченным к германскому двору для избрания нового папы. Выбор Гильдебранда пал на виновника неудачи Льва IX, епископа Гебгарда. В этом по-видимому опрометчивом поступке скрывался, однако, необыкновенно тонкий и верный расчет: Гебгард был самым могущественным лицом в империи после Генриха и, сделавшись папой, мог увеличить средства апостольского престола. Кроме того, прекращалось противодействие усилению папства, так как оно теперь становилось близким ему делом. Немудрено, что Генрих отказывался исполнить желание Гильдебранда и сам епископ не хотел работать против плодов собственной деятельности. Тем не менее настойчивость Гильдебранда победила: Гебгард принял папскую тиару, заявив предварительно, что все, принадлежащее св. Петру, должно быть возвращено ему, разумея под этим церковные владения, права и льготы, дарованные клиру и папству. Император дал на это полное согласие, уступив пламенным убеждениям Гильдебранда и его непоколебимой уверенности в справедливости подобного требования. Но уступчивость Генриха была куплена довольно дорогой ценой: он не упускал из виду итальянских происшествий и хода церковных преобразований и видел, насколько оправдались его прозорливость и опасения по отношению к Гильдебранду; а потому, желая отстоять неприкосновенность прав светской власти, связал Гильдебранда торжественной клятвой о том, что ни он и никто другой с его помощью не сядет на апостольский престол без согласия императора или его сына и наследника. Такой поступок Генриха объясняется также подозрениями, вызванными в немецком духовенстве прибытием другого посольства от римского дворянства. Это посольство отрицало полномочия Гильдебранда и обвиняло его в честолюбивых замыслах.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});