Право на возвращение - Леон де Винтер

Брам повернулся к экрану и увидел замедленный повтор броска. Игрок взлетел к кольцу и обеими руками опустил в него мяч. Мужчины в кафе зааплодировали.

Джонни пояснил:

— Измаил Хамдар. Его родители уехали из Хеврона в двухтысячном году. Родился в Хьюстоне. Два метра пять. Я поставил на него три сотни.

Он подозвал человека, разливавшего у соседнего стола черный, как деготь, кофе, высоко поднимая серебристую джезву и элегантно наклоняя ее над чашечками, и спросил по-арабски еще два стакана чаю.

— Если Хамдар заработает тридцать очков, я получу вдвое больше.

— Тридцать — это много, — заметил Икки.

— В последних десяти играх он набирал в среднем по тридцать шесть очков, — парировал Джонни.

— Сколько тебе еще осталось?

— Двадцать два.

— Много.

— Хамдар сейчас в наилучшей форме. Ему надо только чуть-чуть разогреться.

Джонни вытянул из мятой пачки сплющенную сигарету, прикурил от древнего «ронсона» и сказал:

— Когда-нибудь я посмотрю его игру вживую.

— В Хьюстоне?

— В «Хьюстонских ракетах».[4] В зале «Тойота».

— Тогда и я с тобой поеду, — сказал Икки.

Джонни повернулся к Браму:

— А ты?

— Что — я?

— Ты с нами поедешь?

— Конечно, поеду.

— Втроем, значит, — с удовольствием заключил Джонни.

Брам подумал, что пора заканчивать ритуальные пляски:

— А чем-нибудь другим мы не можем втроем заняться?

— Мы можем посмотреть на лос-анджелесских «Клипперов», — кивнул Джонни, освобождая место на столе для прибывшего тем временем чая. — И конечно, на Casa de Tarzan.

Икки обхватил ладонями стакан, словно хотел согреть руки; на самом деле ему стало неловко из-за вмешательства Брама. В кафе было не меньше тридцати градусов. А вентилятор лишь равномерно разгонял дым по всему помещению.

— Брам имел в виду девочку, — проговорил Икки.

Джонни поднял глаза:

— Брам — это ты?

— Да. Брам. Авраам. Ибрагим.

Икки смотрел на него выжидательно, хотел, чтобы как можно скорее стало ясно: он — подчиненный Брама.

— Я хочу перейти к делу, — сказал Брам.

Джонни скрылся за дымовой завесой.

— Конечно, перейдем к делу, хоть сейчас.

— Мы должны сперва разобраться, что каждый из нас имеет в виду.

— Вне всякого сомнения, — равнодушно ответил Джонни.

— Я пока не видел подтверждений.

— У меня они есть.

— Можно посмотреть?

Джонни пошарил под столом и достал кожаную папку. Он открыл замочек, вытащил конверт и протянул Браму:

— Только здесь не открывайте. После посмотрите.

— Но я должен получить подтверждение сейчас.

— Не теперь. Я не хочу, чтобы другие видели.

Икки шепнул:

— Самир сказал, что ты все знаешь.

— Самир ведет себя, как глупая баба. Он ничего не знает.

— Мы перейдем наконец к делу или нет? — спросил Брам. Он понимал, что давить на араба неразумно, но не мог справиться с накатившей злобой. В конце концов, они не подержанную машину приехали покупать.

— Мне не нравится вести дела, — холодно отрезал Джонни, — если мы заранее не договорились, в чем они состоят.

— Девочка, — сказал Брам, — Сара Лапински. Пропала три года назад.

Брам вытащил из кармашка рубахи сложенный листок бумаги и положил на стол. Это была копия цветной фотографии. Брам вспотел, и бумага стала чуть влажной. Джонни даже не притронулся к ней.

Брам сказал:

— Посмотрите. Это компьютерная обработка старой фотографии: так Сара должна выглядеть теперь, ей через три месяца исполняется восемь лет. Три года назад она исчезла с пляжа. Ее искали, прощупали морское дно в окрестностях, сделали объявление по телевидению. Ее видели в Герцлии, в Рамалле, даже в Норвегии, в Осло. Какие-то психи задерживались на работе, чтобы послать мэйл, что видели ее во сне и абсолютно уверены, что ее продали в гарем, в Эр-Рияд или Исламабад. Или что она пасет овец на ферме в Новой Зеландии. Пришло время вернуть ее домой. Мы привезли деньги. Так что мы готовы перейти к делу, если ты поможешь нам ее найти. Мы больше не будем задавать вопросов. Мы хотим одного: вернуть ее домой.

Мужчины позади Брама зааплодировали. Джонни поглядел на экран:

— Осталось двадцать очков.

— Слушай, Джонни, речь идет о девочке. — Голос Брама звенел от злости. — Ты можешь понять, что есть люди, которые ее очень любят? Или у тебя мозги усохли и в голове осталась только ненависть к жидам и восторг перед великими талантами арабских торговцев? Так мы как раз и приехали кое-что купить.

— Думаешь, ты чего-то добьешься, если будешь меня оскорблять? Одно неверное движение, и мы с удовольствием отрежем тебе голову. Фильтруй базар.

— Ты блефуешь, — отозвался Брам, понимая, что отступать нельзя. — Тебе нечего нам дать. И ты ни хрена не знаешь о девочке.

— Я деловой человек, — ответил Джонни. — Я знаю, когда могу добыть просимое, а когда нет.

— Просимое — Сара.

— Вы меня не поняли. Сары больше нет.

Икки облизал губы и испуганно поглядел на Брама.

— Ты, значит, вызвал нас сюда, ничего не собираясь нам дать? — спросил Брам агрессивно.

Джонни равнодушно пожал плечами:

— Самир — он у нас мечтатель.

— Пошли отсюда. — Брам поднялся со стула, но Икки схватил его за руку.

— Я много лет знаю Самира. Он сказал, нам надо поговорить с тобой.

— Не понимаю, чего я тут с вами разговариваю, — отозвался Джонни. — Ну ладно, Самир собирался сообщить вам нечто особенное. Поэтому я вас и позвал.

— Что? — Брам сел.

— Что она умерла.

— Умерла? — повторил Икки, вцепляясь титановыми пальцами в руку Брама.

— Что девочка умерла полгода назад.

— А Самир знал об этом? — спросил Брам.

— Нет.

Икки лихорадочно подыскивал слова, но так ничего и не сказал.

— Умерла от чего? — спросил Брам.

Внимательно рассматривая тлеющий кончик своей сигареты, Джонни сказал:

— Насколько мне известно, она заболела семь или восемь месяцев назад. И через несколько недель скончалась. — Он снова поглядел на экран. — Я хочу сказать, нам не о чем говорить, раз она умерла. Этого не должно было случиться, но это случилось. И ее не бросили, как собаку, в яму. Ее похоронили, как положено.

— И кадиш прочли? — пробормотал Икки.

Джонни покачал головой:

— Ты на какой звезде живешь? Конечно, нет.

— Она была еврейкой, — произнес Икки непреклонно.

Джонни затушил сигарету и тут же достал новую. «Ронсон» в его руке выплюнул язычок пламени. Он старался вести себя, как крутой парень, но видно было, как тяжело ему сообщать такие новости.

Брам спросил:

— Ты можешь назвать имена?

Джонни поглядел на него с жалостью:

— Ты это серьезно?

— Где она похоронена? — спросил Икки.

— В освященной земле. Она теперь, должно быть, в раю, иншалла, — он снова поглядел на экран. — Осталось восемнадцать очков. Грандиозный парень. — И повернулся к Икки: — Мне очень жаль. Могу себе представить, что вы чувствуете. Такая, excusez le mot,[5] херня вышла…

4

Икки молча выводил автомобиль из лабиринта переулков. Брам тоже молчал. Икки не довел расследование до конца, окажись Джонни мошенником — им пришлось бы заплатить деньги за умершую девочку. Стояла жуткая жара, а кондиционер в «ровере» сломался. Брам открыл со своей стороны окно, и это беспокоило Икки. Дурные предчувствия не оставляли его. Презрительно сжав губы, он нервно вел автомобиль по улочкам арабского города.

Брам заглянул в конверт, полученный от Джонни. Там оказалась фотография Сары, она лежала на спине, сложив руки, словно спала; белое платье, розы и гиацинты на груди, глаза закрыты — снимок, сделанный на смертном одре. Брам убрал фотографию в конверт. Может, потом у него достанет сил снова посмотреть на нее.

Теперь можно закрывать дело.

В первые недели родители, обратившиеся к ним за помощью, звонят по десять раз на день, посылают эсэмэски, мэйлы, пытаются принимать участие в розысках, надеясь заглушить боль потери, и от этого неизбежно возникают личные связи. Делом Сары Лапински занимался Икки. Если бы им удалось выкупить девочку, Икки сам позвонил бы ее матери. Плохие новости сообщал Брам. Обязанность сообщать о катастрофах лежала на нем, как на старшем из партнеров. Двадцать восемь раз приходилось ему делать это. В армии служили офицеры, которым приходилось десятки раз посещать семьи погибших. Приказ командира — у них не было выбора. У Брама выбор был. В шести случаях им удавалось отправить на поиски могил полицию, но, хотя именно полицейский звонил в двери и сообщал родственникам грустную новость, Браму приходилось при этом присутствовать. Он никогда не видел Батьи Лапински, а теперь именно он должен сообщить ей о смерти дочери — если, конечно, Джонни не соврал. Убедительно ли выглядит фотография? В этом Брам не был уверен.