Любовь на Рейне - Джейн Арбор

— А вот сейчас вы говорите сущую чепуху, — промолвил он таким тоном, словно разговаривал с непослушным ребенком.

— Ничего подобного. Никто не может заставить меня принять наследство, а кроме того, должны же существовать какие-то более близкие Эрнсту люди, к которым может перейти все его имущество?

— Насколько мне известно, таких людей не существует. Разумеется, никто не в силах вас «заставить», однако разве вас не будет угнетать мысль о том, что, сделав вас своей наследницей, он действительно хотел, чтобы вы ею стали?

Вирджиния опустила взгляд на свои ладони.

— Вы снова судите за меня?

— Да.

— Причем на сей раз, как вам кажется, вполне обоснованно?

— На сей раз, — в тон ей ответил он, — я в этом полностью уверен. Вы просто не имеете права отказаться от того доверия, которое вам оказал Эрнст, даже невзирая на то, сколь умеренные чувства вы к нему питали.

Она подняла на него изумленный взгляд.

— Но я не в силах пойти на это! Разве я смогу жить здесь, пусть даже сам он, согласно завещанию, считал, что это так? Да и языковой барьер тоже… я ведь почти не говорю по-немецки. Я понятия не имею о виноградарстве, не умею управлять хозяйством, и все такое. Нет-нет, об этом не может быть и речи, и я завтра же скажу об этом герру Брундту.

Опершись обеими руками о подлокотники, Ингрэм Эш поднялся из кресла.

— На вашем месте я бы прежде хорошенько обдумал подобное решение.

— Не надо мне ничего обдумывать.

— И все же придется. Сегодня вы пребываете в некотором шоке; вас оскорбила тупая надменность Ханнхен, равно как и излишняя прямолинейность моих речей, а потому вы просто не готовы к тому, чтобы трезво решать свою судьбу, равно как и судьбу многих других людей. — Он замолчал и глянул на часы. — А сейчас мне пора…

Вирджиния также встала.

— Я же вернусь к себе в комнату и пораньше лягу в постель, — перебила она его. — Так что, поскольку сама Ханнхен не склонна общаться со мной, вы окажете мне большую любезность, если попросите ее не беспокоить меня, а также скажете, что я не хочу даже ее супа.

— Как вам будет угодно, хотя мне лично кажется, что таким образом вы уступите ей победу в первом раунде, а это едва ли разумно.

— Мне это совершенно безразлично, поскольку не далее как послезавтра окончательно отпадет потребность в каких-то дополнительных раундах.

— И все же я бы не спешил с выводами о том, чем завершится завтрашний день, В конце концов, вы могли бы согласиться хотя бы попробовать и посмотреть, как все это пойдет.

По пути к двери, чтобы открыть ее для Вирджинии, он остановился и, опустив взгляд, проговорил:

— Могу я попросить вас об одной услуге?

— Разумеется. О чем именно?

— О том, чтобы вы пригласили меня на свою беседу с Карлом Брундтом.

— Пожалуйста, если вам этого так хочется. Но зачем вам это надо?

— Просто у меня возникла мысль о том, что в лучшем случае я смог бы как-то повлиять на исход дела, а в худшем — выступил бы в роли вашего переводчика.

Вирджиния твердо посмотрела ему в глаза и произнесла:

— Мне доставит радость… ваше присутствие там… в качестве переводчика.

Как и в предыдущие дни пребывания Вирджинии на вилле, утренние кофе и булочки ей в комнату принес Альбрехт, а не Ханнхен. Позавтракав в постели, она оделась и лишь тогда почувствовала пагубный эффект нескольких проведенных без сна часов — часов беспрестанных метаний, лихорадочной работы мозга и все нарастающего — вплоть до глубокой полуночи — чувства самого примитивного, острого голода.

Накануне слегка перекусив перед тем, как Ингрэм Эш отвез ее на похороны, а затем выпив чашку чаю, она с тех пор не прикасалась к еде. Гордость не позволила ей отведать супа Ханнхен, однако, как показали последующие часы, чувство это оказалось весьма слабым заменителем питательных калорий. Немного позже, когда она окончательно поняла, что ей так и не удастся уснуть на голодный желудок, до нее донеслось едва слышимое поскребывание в дверь, сменившееся почти неуловимым позвякиванием посуды о металл — и ничего более.

Несколько минут она пыталась подавить в себе желание разобраться в происходящем, но затем все же сдалась. Снаружи у двери стоял жестяной кухонный поднос, не накрытый даже самой простенькой салфеткой, на котором расположились кувшинчик с молоком, кухонный нож и яблоко на тарелке. К яблоку была приколота записка, нацарапанная на маленьком кусочке бумаги:

«На тот случай, если разбитый нос окажется все же слабым утешением для проголодавшегося лица, предлагаю отведать витаминов А, В, С, Д и проч.».

Вместо подписи стояли инициалы — «И. Э.»

Уставившись на поднос, Вирджиния хотела было вслух прокомментировать подобную насмешку, однако яблоко смотрелось слишком уж аппетитно, да и молоко тоже было какой-никакой пищей. С жадностью набросившись на то и другое, она затем все же смогла немного поспать, впрочем, для того лишь, чтобы, проснувшись, вновь столкнуться с той же самой нелепой ситуацией, которая так досаждала ей накануне.

Одеваясь, Вирджиния мысленно репетировала предстоящую беседу с герром Брундтом — юридическим консультантом Эрнста Рауса, а теперь, получалось, и ее самой. О, как же хотелось ей быть наконец услышанной! Кто-кто, а юрист должен был понять обыденность и банальность тех обстоятельств, которые сопровождали ее знакомство с Эрнстом в Ниме; усвоить, что в перспективе ее ждет работа, к которой она намерена вернуться; уразуметь то, что она со всей решимостью отвергает сам факт своей помолвки с Раусом и что, с учетом всего вышесказанного, его решение завещать ей все свое имущество должно считаться по меньшей мере какой-то чудовищной ошибкой. И пусть потом юридические головы сами разбираются в сложившейся ситуации.

Вирджиния намеренно тянула с выходом из комнаты вплоть до того момента, когда вот-вот должен был прибыть герр Брундт. В салоне ее встретил Ингрэм Эш. Она сдержанно поблагодарила его за поднос с едой, признав, что его услуга оказалась весьма кстати.

Он кивнул.

— Ну и хорошо. Вернувшись, я и сам основательно проголодался и потому принялся рыться в кухонном шкафу. Вспомнив же, когда вы в последний раз кушали, я подумал, что кое-какая закуска и вам не помешает.

Ей очень хотелось узнать, где же это он отсутствовал до столь позднего времени, однако сам Эш ей этого не сказал, а минуту или две спустя в комнату вошел герр Брундт.

— Карл, ты пообедаешь с нами? — спросил его Ингрэм Эш. (Вирджиния отметила про себя, что в этих местах, похоже, все обращаются друг к другу на «ты» и по имени.)

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});