Бомарше - Ф Грандель

В чем только не обвиняли Бомарше! Каких только преступлений ему не приписывали, пусть он даже и не отравил своих жен. Кого только он не обворовал? Или не предал? И чем, скажите, он занимался в то время, когда бедняга Гюден, его верный "негр", писал за него "Севильского цирюльника"? Поищем же хорошую сторону этой мерзкой натуры, иголку в стоге сена, короче, грех, в котором он неповинен. Я уже приготовился, довольный собой, написать слово "содомия", да вовремя припомнил шевалье д'Эона.

Все ложь, но подозрение остается. Неприятный душок. Я ощутил его во всех книгах, посвященных, если можно так выразиться, Бомарше. Да, разумеется, в основном справедливость по отношению к нему восстановлена. Но некоторым адвокатам дело Бомарше, должно быть, показалось слишком изнурительным, коль скоро они не довели его защиту до конца. Смыв основную грязь, они сочли за благо не касаться мелких пятнышек, уж не для того ли, чтобы все выглядело "более естественно", как знать? Например, хищничество Бомарше, его неуемное стяжательство. В этом конкретном - капитальном, как следовало бы выразиться - пункте позиция всех исследователей Бомарше, похоже, не подлежит пересмотру. Разве он не был крупным дельцом? И т. д. Остановимся на минуту. Отрицая эту очевидность, уж не теряю ли я с места в карьер всякую объективность, не пишу ли как автор, влюбленный в своего героя? И, следовательно, ослепленный! Не пойду ли я на уступки хоть в этом пустяке, не признаю ли, что прибыль и вправду была его главной целью, деньги - его страстью? Нет. Поскольку, согласившись с этим, я вынужден был бы обойти молчанием дело его жизни - борьбу за независимость Соединенных Штатов Америки.

Ведь именно тут он якобы показал себя человеком корыстолюбивым, можно сказать, опьяненным возможностью ворочать миллионами. Но что им руководило жажда наживы или глубокое убеждение? Или же - посмотрим трезво необходимость заработать на жизнь? И защитить свои идеи? Вот - не так ли? главный вопрос. Я выбрал этот пример - есть и другие, но преимущество этого в его наглядности. Если вести этот процесс честно, ответ должен быть ясен. Существуют три возможных приговора, четвертого не дано: невиновен, виновен или виновен, но со смягчающими обстоятельствами. Так вот, насколько мне известно, ни один суд еще не вынес оправдательного приговора. Удивлю ли я кого-нибудь, добавив, что большинство склонялось к смягчающим обстоятельствам? Мы же понимаем! Всякому, кто старше пяти лет, известно, что человек двойствен, что в металле, из которого он отлит, есть всякие примеси. Прекрасно. Но действительно ли двойственность - ключ ко всем нашим поступкам? Неужели мы так уж никогда и не монолитны, так уж никогда не невинны? Полно! Вернемся к фактам. В данном случае они сокрушающи. Для обвинения. Все непреложно подтверждает, что в этом существеннейшем для его жизни деле Бомарше ни одного дня не руководствовался собственными интересами и, напротив, пожертвовал своим состоянием, довольно солидным, во имя своих идей. И все же, повторяю: только смягчающие обстоятельства, которые не снимают сомнений. Думаете, я преувеличиваю? Возьмем Андре Moруа, человека по натуре мягкого и умеренного, о котором мне никогда не доводилось слышать, чтоб он выступил как лжесвидетель или проявил склонность к доносительству. Что же пишет он в своей "Истории Соединенных Штатов"? "В Лондоне Бомарше познакомился с одним американцем, Артуром Ли, который рассказал ему о нуждах своих соотечественников и о том, с какой легкостью эта страна может оплатить табаком и другими товарами то, что она закупит. Артур Ли был любитель приврать, но Бомарше, не знавший этого, тотчас углядел возможность комбинаций, которые принесут ему славу и доход". Пожалуйста - материал для обвинения! Десятью строками дальше Андре Моруа пишет как ни в чем не бывало: "... [Бомарше] проявил невиданную активность, он поставил американцам военное снаряжение, достаточное для экипировки двадцати пяти тысяч человек, за что ему так никогда и не было уплачено. Недоразумение так и не разъяснилось при жизни Бомарше, он умер в нищете..." Вот - смягчающие обстоятельства! Я докажу с помощью документов, давно опубликованных и вполне доступных любому историку, что действия Бомарше были продиктованы исключительно политическими мотивами и что он как человек истинно благородный всегда ставил честь выше прибыли. Ну и что?

А то, что Фигаро - лакей! А то, что Бомарше - драматург, вдобавок драматург, который смешит! А то, что он повсюду сует свой нос! Так мы, во Франции, говорим о людях многосторонних. Лакей, комический писатель, суется во все - тут попахивает шельмой! Великое дело, что этот шельма противостоял королям и министрам, не опустил головы перед Комитетом общественного спасения, решившим его обезглавить, великое дело, что этот лакей послужил Франции не хуже Верженна, великое дело, что этот комик шесть раз попадал в тюрьму за свою любовь к истине, великое дело, что этот человек, повсюду совавший свой нос, совался в некоторые вещи не менее успешно, чем Леонардо да Винчи, он ведь "авантюрист", "низкий человек"!

Я не уверен, что смогу вас убедить. Это дело везения или таланта. Но если даже меня постигнет неудача, поверьте, можно написать прекраснейшую книгу о Бомарше, который был отнюдь не таким, как о нем говорят. И не таким, как он говорил о себе сам, поскольку был человеком веселым и не принимает себя всерьез.

1

НЕИЗВЕСТНО ЧЕЙ СЫН

Какая у меня, однако, необыкновенная судьба!

Неизвестно чей сын...

Со времени отмены Нантского эдикта протестанты были во Франции вне закона. Они не имели права вступать в брак, и дети, произведенные ими на свет, жили и умирали незаконными. Им был закрыт доступ к большинству ремесел, в частности к тем, которые зависели от цехов. К примеру, протестант не мог быть часовщиком.

Чтобы обеспечить себе права гражданского состояния, основать семью, спокойно заниматься ремеслом, кальвинисту приходилось подчиниться закону и, следовательно, отречься от своей веры. Эмигрировать, погибнуть или притворяться - таков был выбор. Если для того чтобы покинуть родину, требовались материальные средства, чтобы покончить с собой - душевные силы, то притворство или приспособление были доступны большинству. Когда нужно накормить детей и дать им имя, иными словами, обеспечить им возможность выжить, отец, поверьте, редко колеблется.

"7 марта 1721 года я дал клятву отринуть кальвинистскую ересь. Париж, церковь Новых Католиков.

Андре-Шарль Каран".

С этой бумагой в кармане отец Бомарше, которому было двадцать три года, получил возможность оставить армию - он был драгуном, - обвенчаться с некой девицей Пишон, произвести на свет законных детей и открыть на улице Сен-Дени мастерскую, где в дальнейшем он проявил свои дарования и делал часы, как был научен своим отцом, владельцем часовой мастерской в Лизи-сюр-Урк, неподалеку от Mo.

Все это кажется куда как просто и легко - на бумаге. Но кто и когда отрекался под угрозой от своей веры или убеждений не притворно? За личиной, навязанной извне, лицо нередко остается прежним.

7 марта 1721 года Андре-Шарль Карон сознательно смошенничал. Это было известно ему и станет известно его детям, как только они достигнут возраста, когда человек способен понять и возмутиться. К чему же в таком случае соблюдать законность? И стоит ли придавать цену гражданскому состоянию, полученному подобной ценой? Стоит ли держаться за имя Карон? Чем оно лучше Ронака? Или Бомарше?

Можно ли уважать, принимать всерьез такое общество, такую систему, которая вынуждает разумных людей жить во лжи? И раз уж все равно приходится лавировать, разве не соблазнительно поставить на карту самою жизнь, не теряя ни на минуту душевного веселья, иными словами - не позволить себя провести? Бомарше, как мы увидим, понял это очень рано. Он носил маску, но необходимость кем-то казаться никогда не мешала ему оставаться самим собой, даже напротив. Среди писателей XVIII века Бомарше, вне всяких сомнений, протестовал больше всех. Будем справедливы, одарен для этого он был щедро.

Я считаю необходимым с самого начала заверить читателя, что отнюдь не выдумываю некоего Бомарше, удобного для моих целей, и именно поэтому должен уточнить: на рабочем столе нашего героя всегда лежала папка с документами о "Гражданском состоянии протестантов во Франции", и на протяжении всей своей жизни он не переставал бороться за смягчение судьбы меньшинств, как религиозных, так и расовых. Бомарше никогда не забывал, что, не слукавь его отец, он родился бы неизвестно чьим сыном.

И если на его счет обманывались и продолжают обманываться по сей день, причина в том, что ему никогда не изменяло веселье. Но разве веселье не извечное прибежище угнетенных? Когда опускалась ночь, немецкую солдатню поражали смех и пенье за закрытыми ставнями варшавского гетто. Невзгоды учат ценить комизм, и юмор. Тому, - кому лишь случайно, вопреки норме, удалось выжить, проскользнув сквозь сеть или отрекшись от веры, поневоле приходится, если он задумается, увидеть смехотворность жизни. Чтобы принимать себя всерьез, нужно, вероятно, не пережить ничего серьезного.