Непогода - Диана Ставрогина

неспешно собираюсь домой. На улице до ужаса холодно и сыро, идет слабый, но, кажется, ледяной дождь, и ступать по неровно уложенной (все же ни в одном районе столицы нет такого количества шансов споткнуться, как в центре), скользкой плитке приходится осторожно.

По дороге домой я, набравшись смелости и сил, вдумчиво листаю сайт объявлений в поиске нового жилья, пока набитый пассажирами автобус плетется от остановки к остановке в вечерних пробках. Откладывать дальше попросту нельзя – мне нужно иметь свой угол, когда давно заготовленные в голове слова прозвучат вслух. Оставаться после просьбы о разводе в одной квартире с Антоном – к тому же в его собственной квартире, – будет уже слишком.

Мне до сих пор не верится, что впереди действительно случатся расставание и переезд. Прожив больше десятка лет в одиночку, я до странного легко привыкла к совместному быту с Антоном и теперь боюсь, что не смогу вернуться к прошлому укладу. Но я должна.

Вскоре мое намерение определиться с будущей квартирой и, быть может, договориться о просмотре на завтра, иссекает, вкладки с сайтами закрываются без особого сожаления, а я прислоняюсь головой к оконному стеклу и прикрываю глаза.

Позже. У меня есть еще несколько дней.

Стараясь не шуметь на случай, если Антон еще не проснулся, я открываю дверь своим ключом и почти бесшумно захожу внутрь, однако зря: в ванной журчит вода, из гостиной в прихожую падает свет и доносится бормотание телевизора. В этом доме только один человек оставляет всю электронику работать, пока сам торчит в душе не меньше получаса; я для подобного слишком тревожна.

Через пару минут, за которые я успеваю лишь разуться и снять с себя покрытое холодными каплями дождя пальто, из ванной комнаты выходит Антон. Шерстяная ткань в моих руках тяжелеет с каждой секундой, но сдвинуться с места и шагнуть к настенной вешалке удается не сразу.

– Привет. – На Антоне только намотанное вокруг бедер черного цвета полотенце, и я откровенно засматриваюсь, как ни разу не видавшая красивого мужского тела невинная девица.

Мой муж всерьез следит за собой: за фигурой, внешностью и здоровьем. Отчасти, благодаря профессии; отчасти потому, что хорошо знает цену себе и своей врожденной привлекательности. Будь он хоть чуточку самовлюбленным, не восхищаться им оказалось бы проще, но нет: его самооценка вполне здрава и адекватна.

В Антоне нет ни ложной скромности, ни нарциссизма. Он просто-напросто красив.

Совсем недавно мне чудилось, что я промерзла до костей, однако теперь в теле просыпается знакомый болезненный жар, от которого ноют мышцы и под кожей нервными иголками покалывает неутолимая тяга, – достаточно взгляда, чтобы желание физического контакта с одним единственным человеком опять нарушило мой хрупкий и нестабильный душевный покой.

– Вера, – замечает Антон удивленно, увидев меня у дверей, а после коротко улыбается. – Привет. Ты только пришла?

Я киваю.

– Устала?

– Да нет. – Я отвожу взгляд, словно по-настоящему боюсь, что Антону станет известно, чем я была занята в автобусе полчаса назад. – Пары сегодня прошли очень продуктивно, я довольна. – К счастью, здесь нет ни капли вранья.

Занятия удались, и как преподавательница я чувствую удовлетворение от проделанной работы, что случается далеко не всегда: результат приложенных мной усилий зачастую проявляется лишь со временем, а бывает, что не проявляется вовсе. Хуже всего – говорить перед аудиторией, не желающей тебя слушать. Сказанные слова пропадают, как в черной дыре, и ты черпаешь все больше и больше своих ресурсов, но ничего не получаешь в ответ, и остается лишь сосущая пустота.

Не знаю, как некоторым преподавателям удается большую часть своего рабочего времени тратить силы в никуда изо дня в день. Мне хватило нескольких раз, чтобы еще в первые годы карьеры отказаться от дополнительной нагрузки вне стен родной альма-матер, потому что безразличие студентов обходилось мне слишком дорого. После занятий я тревожно задумывалась, те ли путь и призвание избрала, и чувствовала расползающееся в груди бессилие.

Наш с Антом брак по природе своей чем-то напоминает этот эпизод из прошлого. Мои внутренние силы снова вычерпаны почти до дна, и я знаю, что во имя самосохранения пора разорвать сковавшую нас цепь.

– Супер, – Антон кивает и вольготно потягивается, а я безвольно скольжу взглядом по отчетливо проступившим на животе мышцам. – Перекусим или ты сначала в душ?

– М-м, что? – До отвлекшейся на эстетические радости замужней женщины меня не сразу доходит прозвучавший вопрос. – А, душ. Да, пожалуй, первом делом я ванную, если ты не очень голоден.

– Нет, я тебя дождусь, – заверяет он, отступая от дверей ванной комнаты.

– Если хочешь, то ешь, – я продолжаю тараторить, хотя прекрасно осознаю, насколько жалки и нелепы мои слова: ну просто речь бедной родственницы, не иначе. – Не стоит…

– Вера! – обрубает Антон с раздражением, и я осекаюсь. – Что за приступ самоуничижения? Или ты думаешь, я за двадцать минут умру с голода?

В ответ мне остается только пожать плечами. Ничего не могу с собой поделать последние месяцы – и чем больше времени проходит, тем плачевнее мое состояние.

– Что вообще с тобой происходит? – интересуется Антон, явно не удовлетворившись молчанием. – Ты странно себя ведешь, не считаешь?

Ого, неужели он, наконец, сподобился заметить?

Во мне зарождается злость. Довольно иррациональная и почти беспричинная, ведь я намеренно старалась вести себя, как обычно, и по возможности ничем не выдавала собственных чувств и переживаний, надеясь сохранить их вдали от внимания Антона. Тогда отчего мне сейчас так обидно?

– Все хорошо, – говорю я вслух и на ходу стягиваю через голову свитер.

Действие совершенно точно намеренное и провоцирующее, правда с неясной целью: то ли продемонстрировать Антону равнодушие, то ли прежде всего подразнить его и соблазнить? В моей душе уже на протяжении многих месяцев кружит тихая буря чувств и эмоций и требует выхода, но я могу позволить себе единичные порывы и не более того.

– Как скажешь. – Голос Антона звучит ровно. – Мойся и приходи на кухню.

Не оборачиваясь, я киваю и расстегиваю бюстгальтер, после чего наконец закрываюсь в ванной.

Внутри еще стоит пар после водных процедур Антона, но уже стылый и неприятный. Я ежусь. Мне снова холодно. Впрочем, мерзну я теперь часто, и единственное спасение – горячий душ.

Под обжигающими струями воды тело расслабляется и согревается. Я больше не чувствую себя нафаршированной, словно тушка курицы овощами, колотым льдом. Пусть ненадолго, но наступает покой, ненастойчиво прерываемый недавними воспоминаниями об Антоне.

Я тяжело вздыхаю, когда внизу живота и между ног возвращается утихнувшее на несколько минут томление, и выхожу из душа. Смотрюсь в наполовину запотевшее зеркало на