Горсть патронов и немного везения - Олег Приходько

— Как тебя зовут, шибздик? — спросил я, усевшись на него верхом так, чтобы он мог увидеть сотовый аппарат в моих руках, и набрал первый попавшийся номер.

— Рябчик… Виктор Рябов, — простонал он.

— Алло! — томно отозвалась женщина в трубке.

— Дежурная! — заговорил я голосом ленивого мента, стараясь не оставлять пауз между словами. — Майор Столетник! Пришли-ка мне ПМГ, какая там поближе к моему дому! Срочно! — И отключился. — Сейчас ты у меня заговоришь, Рябчик! Сейчас я тебя вместе с ананасами пожую, а потом выплюну!

Кровь от падения на его лице уже смешивалась со слезами.

— Не надо, начальник, — всхлипнул он. — Отпусти! Я все так тебе расскажу, слышь? Гадом буду! Неделю как откинулся, припаяют — век свободы не видать!

— У у у; да! — поцокал я языком. — При такой биографии да с учетом статьи 317 нового Уголовного кодекса «Посягательство на жизнь сотрудника правоохранительных органов» свободу ты увидишь не скоро.

— Отпусти, начальник! Бабки себе возьми…

— Какие бабки?.. Вот эти, что ли? — обалдело посмотрел я на скомканные тысячи, рассыпавшиеся по лестнице. — Дача взятки должностному лицу при исполнении?.. Покушение с применением холодного оружия?!

— Да не покушались мы! Припугнуть хотели.

— Зачем? Быстро.

— Мы возле винного отдела стояли…

— С кем?!

— С этим… ну… как его… Бугаем…

— Который удрал?

— Ну… стояли, а из винного вышел такой прикинутый мужичок. «Что, — грит, — выпить охота?» Мы ему: «А то!» Он грит: «Тут один козел живет…»

— Козел — это я?

— Это он так сказал!

— Передача «В мире животных», — усмехнулся я. — Рябчик с Бугаем подвизались пугнуть Козла. Дальше!

— Дальше… дальше… это… ну, он сказал, что к нему сегодня в четыре телка в контору приходила…

(«К Рябчику, Бугаю и Козлу добавилась Телка», — мысленно принялся я сочинять за дедушку Крылова).

— … надо его на понт взять, чтоб раскололся — зачем. Мол, расколете — я вам ящик белой выставлю. И задаток дал — на пару пузырей…

— Адрес мой он тоже вам дал?

— Он… Пусти, начальник? Заметут ведь.

— Где Бугай живет?

— Да не знаю я, клянусь! Возле винного на Измайловском встретились, я его там раньше видел.

— А сам?

— Бомжую пока, паспорта нет…

— Где вы должны были с этим мужиком встретиться?

— Завтра там же, в десять.

— Как он выглядел? На тачке был?

— Вроде тачка… Белый «жигуль». Мы сразу в магазин вошли. Завтра он подъедет. Лысый…

— Ростом невелик?

— Не так чтобы… с тебя ростом… Лет под пятьдесят, костюм синий, с галстуком, в руке кейс вроде черный… Пусти, начальник, а?

— Значит, так, Рябчик. Слушай и не перебивай. Кастет и нож я оставляю у себя. На них твои «пальчики». Они же — в картотеке ГУИНа, как я понимаю. Сейчас приедет ПМГ, я скажу, что тебя упустил. Чеши живо, и желательно — в разные стороны. Но если завтра ровно в девять тебя не будет возле винного на Измайловском — я «случайно» твой арсенал найду, а дальше — знаешь сам.

Я слез с него, приказал собрать деньги. Несколько раз пробормотав слова искренней благодарности, заверенные фразеологическим оборотом «Гадом буду!», что соответствовало действительности, он скатился по лестнице. Я положил в карман улики и, торопясь наверстать упущенное время, поднялся к себе в квартиру.

В знак протеста против вынужденного воздержания и нарушения графика приема пищи Шериф навстречу мне не вышел, а только махнул хвостом и покосился на часы. Первым делом я бросился на кухню к холодильнику.

— Занят был, — объяснил я ему, — обои клеил. Потом собаку искал, черт бы вас побрал… бегаете за всякими суками!

На последнее слово он отреагировал поднятием головы, в глазах, запечатлевших скорбь израильского народа, промелькнула искорка интереса. Я поставил на газ сковороду, положил на нее пару антрекотов, купленных в кафе «Ласточка», и сел изучать параметры кавалера.

Если верить тому, что было написано в книге, был он вынослив, несмотря на малый рост, чистоплотен, любил детей и ладил с другими домашними животными, то есть был вполне гармонической личностью, не в пример большинству двуногих. К сложностям относились потребность в ежемесячной ванне, частые отиты, необходимость ежедневного расчесывания. Особо подчеркивалось, что кавалер — собака комнатная, в питомнике содержать ее нельзя. Весить он должен от 5,4 до 8,2 килограмма; судя по кредитоспособности Илоны Борисовны, «мой» экземпляр весил все десять. Следующая строчка: «Легко приспосабливается к жизни в городе и в сельской местности» — означала, что искать его нужно и в окрестных селах тоже. У него был соплеменник, с тем же названием, в котором отсутствовало слово «кавалер». У кавалера был более длинный нос, он был крупнее (что заметно облегчало его поиск). В США известен под названием «английский той-спаниель». Если до завтрашнего полудня я его не найду в Москве и окрестностях, придется ставить вопрос перед Ямковецкими о поездке туда.

Вырезав картинку кавалера, я перевернул антрекоты на сковородке и позвонил в Шереметьево-2. Самолет из Брюсселя прилетал в двенадцать сорок, то есть в запасе у меня, помимо вечера, ночи и утра, было еще сорок минут. Оставалось молить Бога, чтобы пошел дождь и рейс задержали, тогда поиски продлятся и я смогу заработать еще.

Дома был бедлам: здесь я держал недорогую офисную мебель для конторы, оставшиеся рулоны обоев, лаки, краски и прочее, чему скоро суждено было перекочевать в бюро. Хотелось разгрести все это, стереть пыль, вымыть полы, покончить с переездом; я вовсе не собирался начинать дела до окончания ремонта, теперь же все зависело от кавалера клиентки, которого я уже потихоньку начинал ненавидеть.

Я открыл сейф, достал оттуда четыре бланка договора — для себя, клиентки, налоговой и ОВД, пистолет и разрешение на ношение (что, по нашим законам, вовсе не давало права на его использование; случись такое — доказать, что в тебя целились из «борзов» три пьяных чеченца, требуя снять золотые коронки, будет очень проблематично), заполнил под копирку документы, расписался, поставил штамп, дату, печать. Оставалось отнести это клиентке, и я было собрался упредить наш с Шерифом приход к ней звонком, но Шериф упредил мой звонок лаем: из кухни валил черный дым от сгоревших антрекотов.

Больше в доме еды не было: яблоки он не ел, кофе не пил.

— Ладно, не рычи, — миролюбиво сказал я. — Пойдем мимо гастронома, куплю тебе палку вареной колбасы, сядешь на лавочке и поешь как человек.

Из солидарности я не стал есть и сам. Не забыв выложить свои баксы и кастет Рябчика, разрешения на который у меня не было, взял друга на поводок и отправился на променад.

Пес Шериф достался мне от знакомого киевского генерала, который погиб, спасая мне жизнь. Его звали Константин Андреевич Хоботов, мы с ним тогда увели у банды партию красной ртути, за нами гнались… Я его никогда не забуду. Не знаю, есть ли теперь такие генералы. Жена его друга, погибшего в Афганистане, Валерия Тур-Тубельская уехала в Париж. Несколько раз я бывал у нее, а в начале этого лета мы обвенчались в храме Воскресения Христова в Медоне, после чего я вернулся в Москву, где вырос, где живут моя сестра и мои племянники, где похоронена моя мать; в Россию, которую я никак не могу понять своим умом и измерить общим аршином. И, говорят, не я один. Валерия осталась там — у нее другая судьба, здесь она была былинкой в поле, а там нашла себя. Мы оба знаем, что я не буду жить в Париже, а она не вернется в Москву, но мы — родственные души, и Богу было угодно соединить их под венцом. Такая вот история — старая, долгая и совсем-совсем другая…

Я вспоминал ее, сидя на лавочке напротив дома номер один на Сиреневом бульваре, пока Шериф чавкал, дожирая батон «Останкинской» колбасы. Жлоб! Я бы с ним непременно поделился.

На Сиреневый меня привело одно-единственное обстоятельство: отсюда, от своего дома, сегодня утром в одиннадцать часов по местному времени начала обычную ежедневную прогулку моя клиентка Илона Ямковецкая с кавалер-кинг-чарлз-спаниелем Борей. И все! И — точка! Что ею интересовались какие-то подвыпившие типы, если и касалось меня, то в прейскурант не входило. Мы договорились о том, что я буду искать Борю, — больше мы ни о чем не договаривались.

— Ну, пожрал? А слюни кто, я буду подтирать?

Шериф икнул в знак благодарности, и мы пошли искать кавалера. Уж если начинать, так начинать с самого что ни есть начала. От печки. Вот отсюда, со двора, где у подъезда клиентки судачили типичные московские старушки. Я собрался с ними побеседовать, но Шериф начал беседу первым: подняв лапу, он пописал на куст шиповника, отчего последнему была только польза, но бабушек этот необдуманный поступок моего друга привел в нервическое состояние.