Операция «Фауст» - Фридрих Незнанский

— Они отвалили.

— Кто?

Но я уже понял кто. Лана ушла с Гречанником. Пока я засовывал Моисеева в машину и объяснял Сереже, как найти дом в одном из переулков возле Неглинной, где жил Семен Семенович, Лана ушла с Гречанником. Я налил себе стакан водки и подсел к Грязнову:

— Давай выпьем…

— А не много ли, будет, Сашок?..

Остальное я помнил смутно. Каким-то образом я оказался с Ким в своем кабинете. Она села на краешек стола и потянула меня к себе.

— Ну же, Турецкий… — шептала она, — ну же, Турецкий…

Мой разум боролся с плотью и явно проигрывал в неравной борьбе. Я целовал горячие губы, а Ким судорожно расстегивала пуговицы шелковой блузки. «Ну же, Турецкий!» Я пытался что-то возразить сам себе, где-то в подсознании проносилось — нет, нет, не здесь… Ким положила мою руку себе на грудь… Мой разум выбросил белый флаг, и я торжествующе подумал: «А почему нет? Почему, черт возьми, нет?»

3

Обезвоживание мозговых капилляров достигло критической точки. Гипоксия, вызванная отеком атроцитов, увеличивалась с неимоверной быстротой. Я выпил три литра водопроводной воды и потом долго стоял над унитазом. В совокупности с пятнадцатиминутным холодным душем эта операция принесла свои результаты: я был полностью готов для глубокого оздоровительного сна.

До начала рабочего дня оставалось двадцать минут.

Я не мог найти свою машину. Не помнил, куда ее поставил два дня назад. А может быть, ее сперли. Я сел на скамейку возле магазина «Тимур», вынул сигарету, но не мог взять ее в рот: я вчера не только перепил, но и перекурил. Где же все-таки моя тачка?.. «Моя» — это не совсем точно. Мой отчим, директор Мосспортторга, бывший партийный работник, деляга и махинатор, перепуганный кампанией против хозяйственных жуликов, рассовал свои «трудовые сбережения»: дачу оформил на мою мать, «Жигули», на которых ездит сам, записал на имя дочери от первого брака, а очередь на «Москвич»-универсал передал мне. Он выложил денежки при покупке автомобиля под условием, что я оформлю полную его страховку, которую и буду платить сам. Он поверил моему чекистскому (по его выражению) слову — по первому его требованию продать машину указанному им лицу и деньги передать ему. Отчим рисковал минимально: я написал долговую расписку на имя моей матери на полную стоимость машины. Я старался не думать о вчерашнем. Не то чтобы меня мучили угрызения совести — я не считал себя коварным соблазнителем. Как, между прочим, и соблазненным подростком. Я просто не знал, что мне делать. Как вести себя с Ким. Я почти реально ощутил ее ласковые руки на моем затылке и даже потрогал свою голову, чтобы прогнать это ощущение… Я запутался. Я себя ненавидел… Я вчера встретил девушку, которая должна была стать моей судьбой. Она ушла с Гречанником. Они просто ушли. А я настроил себя на дикую ревность. Ну что, подойти к Ким и сказать: «Извини, мы не должны были этого делать. Мне нужна другая». Весь ужас был в том, что именно так я и чувствовал. Но даже под угрозой расстрела я бы не мог так сказать. Сволочь. Почему я все испортил? В эту секунду я вспомнил, где оставил машину, у кинотеатра «Горизонт».

* * *

По графику работы с практикантами я должен был с утра со Светланой Беловой ехать в микрорайон Матвеевское и проникнуть в прорабское помещение. Сам прораб уже сидел в тюрьме, и мне надлежало пригласить понятых и произвести изъятие документов по всем правилам уголовного процесса. Для следствия это было не так уж важно (копии документов уже были в распоряжении бухгалтера-эксперта), но Пархоменко настаивал на демонстрации практикантке рутинной работы следователя, в данном случае — так называемой «выемки».

На работу я опоздал на час. Мне надо было найти Лану, но я просто-напросто боялся открывать двери кабинетов, боялся встречи с Ким… Я направился прямо в кабинет к Пархоменко.

— Леонид Васильевич, извините за опоздание…

— Ах, о чем вы говорите, Александр Борисович! Вы столько перерабатываете…

Ослиное лицо зампрокурора города приобрело выражение некоторой приятности. Но что это он такой любезный сегодня? И тут же я понял причину столь неожиданной перемены: в полуоткрытую дверь в «комнате отдыха» я увидел Лану. Она сидела за маленьким столиком, заваленным папками, и что-то писала. Пархоменко перехватил мой взгляд:

— Чтобы не терять времени даром, я поручил Светлане Николаевне составить статистическую справку прекращенных дел…

Старый бабник, со злостью подумал я (хотя Пархоменко было всего тридцать девять лет), пристроил себе девочку под боком, да еще разыгрывает передо мной спектакль. Не хватало еще в соперники заместителя прокурора Москвы… Значит, наша поездка откладывается на неопределенное время — составление этой дурацкой справки займет не меньше двух дней.

— Тогда я займусь своими делами, Леонид Васильевич.

— Да-да, товарищ Турецкий, займитесь. Ответственность на нас сейчас лежит очень большая…

Его понесло… Лана подняла зеленые глаза от бумаг — в них плясали насмешливые чертики.

— …Центральный комитет возложил на прокуратуру задачу — быть координатором всей правовой системы в стране! — не унимался Пархоменко. — Наша задача — выявлять любое преступление, злоупотребление, даже проступок. Поэтому главное сейчас… поэтому наш коллектив…

Пархоменко запнулся, подыскивая слова, и я не преминул воспользоваться передышкой.

— Я пошел работать, Леонид Васильевич! — сказал я с энтузиазмом и выкатился из его кабинета.

Одному ехать на стройку не было никакого смысла. И вообще работать не было никакою смысла: больше всего на свете мне хотелось спать. И я пошел к Меркулову.

— Константин Дмитриевич, я сейчас еду в район проспекта Вернадского (это я придумал только сейчас, стоя перед Меркуловым), давайте вашу квитанцию, я зайду в химчистку насчет вашей дубленки.

— Что-нибудь случилось, Саша? Я вздрогнул:

— Где?

— Я не знаю — где.

— С кем?

— С тобой…

— А что?

— Ты выглядишь, как будто вышел из тюрьмы… Он долго рылся в карманах, нашел розовый листочек, протянул его мне…

— Поезжай, проветрись. И выпей таблетку седальгина: помогает… И еще у меня будет к тебе большая просьба: когда не хочешь отвечать на вопросы, — а это иногда с нормальными людьми встречается, — так мне и скажи: «Сегодня на вопросы не отвечаю». И тогда я не буду их задавать…

Ну зачем я наврал насчет проспекта Вернадского. Гораздо проще было сказать, что не могу работать, голова разламывается с перепоя. Это Пархоменко можно вешать лапшу на уши, и даже нужно. Для того не существуют понятия: восприятие, интуиция, сомнение. Документ, подпись, звонок из ЦК — это для него факты.

— Седальгин — то у тебя есть?

— Нет…

Он опять порылся в карманах и вытащил начатый блок таблеток.

— На, выпей сразу две…

— Спасибо большое… Костя, ты меня прости, я сегодня не в своей тарелке…

— И выпей двойной кофе, только не сразу, через час…

Через два часа я вернулся и победно выложил перед Меркуловым оформленные по всем правилам документы на получение из приходной кассы 373 рублей.

— Они что, с ума сошли?

— Мало, конечно…

— Да я же купил ее уже подержанную у соседа по дому за три сотни!

— Ты за них не переживай, они твое дубло кому-нибудь за шесть сотен перевалили.

— Но ведь это же из государственного кармана…

— Константин Дмитриевич, если государство не может обеспечить сохранность личной собственности…

— Хорошо, хорошо. Не дури… Спасибо тебе… Да, Саша, только что ко мне приезжал полковник Балакирев из комитета. Его отделение занимается взрывом в метро по их линии, и они оперативным путем вышли на этого «Фауста». В Ереване действует подпольная организация НОПА — национально-освободительная партия Армении. Ее возглавляет Фауст Акопович Геворкян. Кажется, он артист цирка.

— Ну, вот и славно. Раскрыли так раскрыли. Мне то что? Фауст. Армяне любят своих детей называть именами из литературной классики: Гамлет, Изольда…

А куда девался «террорист» Святов, у него что — имя не подходящее для гебистов? Интересно узнать, что это за «оперативный путь», которым они вышли на эту… как ты сказал — КНОПА?

— Не фиглярничай, Саша. Судя по сводкам МВД, это та самая группа, которая устраивала беспорядки во время ноябрьских демонстраций в Ереване.

— Ну да. Знаю. Поджигали мусорные урны. И их привлекли за хулиганство.

— Я вижу, тебе не нравится эта версия.

— Да нет, почему не нравится? Гладкая версия.

Я старался убедить Меркулова, а точнее — самого себя, что это дело меня не касается. Но перед глазами стояла страшная картина. Десятки обугленных тел… С госбезопасностью не поспоришь. Они из чего хочешь дело состряпают.

— Ну что ты там бормочешь? Тебя все еще снедают профессиональные амбиции? Саша, если объективность такова…