"Ты только отыщи его…" - Джеймс Чейз

— Это можно, — сказал я. — Послушайте, я вынужден думать о работе. Если ваш отец когда-нибудь узнает, что я забавлялся с его дочерью, мне конец. Я серьезно. Он бы позаботился о том, чтобы я, пока жив, не получил работы ни в одной газете.

— А разве вы забавляетесь со мной? — спросила она, удивленно вытаращив глаза.

— Вы понимаете, о чем я.

— Он не узнает — зачем это ему?

— Он может узнать. Бели кто-то видел, как я прихожу или ухожу, это может дойти до него.

— Значит, вам нужно быть осторожнее, а это нетрудно.

— Эта работа для меня все, Хелен. Это моя жизнь.

— Да, романтиком вас, пожалуй, не назовешь, а? — сказала она и засмеялась. — Мои итальянские друзья не думают о работе, они думают обо мне.

— Я не ваши итальянские друзья.

— Ах, Эд, да сядьте вы, пожалуйста, и расслабьтесь. Вы уже здесь, и совершенно незачем заводиться.

И я сел, сказав себе, что у меня не все в порядке с головой, раз я здесь.

Она подошла к горке.

— Вам шотландского или хлебной?

— Шотландского, пожалуй.

Я наблюдал за ней, гадая, зачем она пригласила меня в такое позднее время. Она вовсе не казалась обделенной вниманием.

— Ах, да, Эд, пока не забыла: взгляните-ка на эту кинокамеру. Я купила ее вчера, а спуск что-то не работает. Вы разбираетесь в кинокамерах?

Она жестом указала на стул, где висела дорогая кинокамера в кожаном футляре. Я встал, открыл футляр и извлек 16-миллиметровый «Пейяр Болекс» с трехлинзовым объективом.

— Ого! Ничего себе, — сказал я. — Зачем вам понадобилась такая штука, Хелен? Она, должно быть, дорогая.

Она засмеялась.

— Цена действительно немалая, но мне всегда хотелось иметь кинокамеру. У девушки должно быть хоть одно хобби, разве не так? — Она бросила мелкого льду в два стакана. — Буду на старости лет вспоминать, как жила в Риме.

Я повертел камеру в руках. Мне вдруг пришло в голову, что она живет не по средствам. Ее отец сказал мне, что выдает ей по шестьдесят долларов в неделю. Он заявил, что не хочет, чтобы у нее было больше денег. Я знал цены на квартиры в Риме. Эта обходилась долларов в сорок в неделю. Я глянул на горку, заставленную всевозможными напитками. Как же она умудряется так жить? А тут еще эта дорогая кинокамера…

— Вам кто-нибудь оставил наследство?

Ее глаза забегали, на мгновение она, казалось, смутилась, но лишь на мгновение.

— Если бы. А почему вы спросили?

— Это не мое дело, но все это, наверное, стоит немалых денег, да? — Я обвел рукой комнату.

Она пожала плечами.

— Наверное. Отец выдает мне щедрое пособие. Ему нравится, чтобы я так жила.

Говоря это, она не смотрела на меня. Даже не знай я, сколько именно дает ей отец, я все равно почувствовал бы ложь. Я был заинтригован, но решил, что это не мое дело, и переменил тему разговора.

— Так что с камерой?

— Не работает спуск.

Когда она указывала, ее палец коснулся моей ладони.

— Он на предохранителе, — сказал я. — Вы нажимаете вот на эту штучку, и тогда спуск работает. Предохранитель ставят, чтобы случайно не заработал мотор.

— Силы небесные! А я чуть не отнесла ее сегодня обратно в магазин. Надо бы прочесть инструкцию. — Она взяла у меня камеру. — Я никогда ничего не понимала в механизмах. Вы только посмотрите, сколько я накупила пленки. — Она указала на письменный стол, где стояло десять коробок с 16-миллиметровой пленкой.

— Уж не собираетесь ли вы ее истратить целиком на Рим? — спросил я. — Тут на всю Италию хватит.

Она бросила на меня странный взгляд, в котором я уловил какое-то лукавство.

— Большую часть я приберегаю для Сорренто.

— Сорренто?! — Я был озадачен. — Значит, вы собираетесь в Сорренто?

Она улыбнулась.

— Вы не единственный, кто едет в отпуск. Вы когда-нибудь были в Сорренто?

— Нет. Так далеко на юг я никогда не забирался.

— Я сняла виллу совсем рядом с Сорренто. Она славная и очень-очень уединенная. Пару дней назад я летала в Неаполь и обо всем договорилась. Я даже условилась с одной женщиной из близлежащей деревни, чтобы она приходила и убирала.

Я вдруг почувствовал, что рассказывает она мне все это неспроста. Я бросил на нее быстрый взгляд.

— Прекрасно, — сказал я. — Когда вы едете?

— Тогда же, когда и вы в Искию. — Она положила камеру на стол, подошла и села рядом со мной на кушетку. — И, как и вы… я еду одна.

Она посмотрела на меня. От ее призывного взгляда у меня заколотилось сердце. Она наклонилась ко мне, ее пухлые алые губки раскрылись. Не успел я сообразить, что делаю, как она оказалась в моих объятиях, и я ее поцеловал.

Мы не отрывались друг от друга секунд, наверное, двадцать, и я действительно завелся, потом почувствовал, как ее руки упираются мне в грудь, отталкивая меня, и это настойчивое, сильное движение привело меня в чувство. Я отпустил ее и встал.

— Мы сумасшедшие, нельзя так себя вести, — сказал я, дыша, как старик, который взбежал по лестнице. Я отер с губ помаду.

— Нельзя так себя вести в Риме, — сказала она, откидываясь назад и улыбаясь мне, — но не в Сорренто.

— Послушайте… — начал было я, но она подняла руку, останавливая меня.

— Я знаю, что вы чувствуете. Я не ребенок. Я чувствую то же самое по отношению к вам, — сказала она. — Поедемте со мной в Сорренто. Все устроено. Я знаю, как вы относитесь к отцу и работе, но обещаю, что вы будете в полной безопасности. Я сняла виллу на имя мистера и миссис Дуглас Шеррард. Вы будете мистером Шеррардом, американским бизнесменом в отпуске. Там нас никто не знает. Разве вы не хотите провести месяц со мной вдвоем?

— Но мы не можем этого сделать, — сказал я, понимая, что препятствий этому нет, и желая этого. — Нельзя же вот так, очертя голову…

— Не перестраховывайтесь, милый. Ничего страшного. Я все спланировала очень тщательно. Я поеду на виллу в своей машине. Вы приедете на следующий день поездом. Местечко славное. Дом стоит на высоком холме над морем. До ближайшей виллы не меньше четверти мили. — Она вскочила на ноги и принесла крупномасштабную карту, лежавшую на столе. — Я покажу вам, где это. Смотрите, вилла отмечена на карте. Она называется «Bella Vista»[2] — прелестно, правда? При ней есть сад — апельсиновые и лимонные деревья и виноград. Она стоит особняком и понравится вам.

— Еще бы, Хелен, — признал я. — Я действительно хотел бы съездить туда. Но что с нами будет, когда этот месяц закончится?

Она засмеялась.

— Если вы боитесь, что я стану ждать от вас предложения руки и сердца, то вам нечего опасаться. Замуж я не собираюсь еще несколько лет. Я даже не знаю, люблю ли я вас, Эд, но определенно знаю, что хочу побыть с вами месяц наедине.

— Но мы не можем, Хелен. Это было бы ошибкой.

Она коснулась пальцами моего лица.

— Сделайте милость и уйдите сейчас, хорошо? — Она похлопала меня по щеке и отстранилась от меня. — Я только что вернулась из Неаполя и очень устала. Говорить больше не о чем. Я обещаю вам полную безопасность. Теперь все зависит от того, хотите вы провести со мной месяц или нет. Я обещаю, что не буду ставить никаких условий. Подумайте. Давайте больше не встречаться до двадцать девятого. Я буду встречать на вокзале в Сорренто поезд из Неаполя, прибывающий в три тридцать. Если вас не будет в поезде, я все пойму.

Она прошла в холл и приоткрыла входную дверь. Я подошел к ней.

— Ну, погодите, Хелен…

— Пожалуйста, Эд, давайте больше ничего не будем говорить. Либо вы будете в том поезде, либо вас там не будет. Вот и все. — Ее губы коснулись моих. — Спокойной ночи, милый.

Мы обменялись взглядами.

В коридор я вышел, уже зная, что поеду тем поездом.

Часть II

I

До отъезда в Сорренто оставалось пять дней. За это время еще многое надо было сделать, но я обнаружил, что мне трудно сосредоточиться.

Я был похож на подростка, с нетерпением ожидающего первого свидания. Это меня раздражало. Мысль о том, что я проведу месяц наедине с этой восхитительной девушкой, по-настоящему меня взбудоражила. В моменты отрезвления — а их было мало — я говорил себе, что спятил, если иду на такое, но утешал себя тем, что на Хелен можно положиться. Раз она сказала, что мне ничего не грозит, значит, так оно и есть. Я убеждал себя, что буду последним дураком, если откажусь от ее предложения.

За два дня до моего отъезда в Рим прибыл Джек Максуэлл, чтобы заменить меня на время отсутствия.

Я работал с ним в Нью-Йорке еще в 1949-м. Он был умелым газетчиком, но звезд с неба не хватал, ограничиваясь колонкой новостей, на которые у него был нюх. Мне он не очень нравился. Он был слишком красив, слишком обходителен, слишком хорошо одет, и вообще всего в нем было слишком.

По-моему, я нравился ему не больше, чем он мне, но это не помешало мне устроить ему шикарный прием. После того как мы провели пару часов в редакции, обсуждая предстоящую работу, я предложил ему вместе пообедать.