Остров забытого бога - Олег Азарьев

— Сильно голодные люди, Петя, — заметила она, — запросто могут слопать нерадивого повара. Сырым!

— Фу, какие гадости вы говорите, мадам! — отозвался Петя, тщательно перемешивая варево.

— Это она нарочно, чтобы отбить нам аппетит, — пояснил Костя.

— Понятно. Чем меньше мы съедим, тем больше ей достанется.

— Не претендую, — сухо отозвалась Марина. — Сомневаюсь, что ужин будет объеденьем.

— А ты встань и понюхай котелок, — обиженным тоном сказал Петя. — Запах просто божественный. — Сам он понюхал ложку, подул на нее, хотел было облизнуть, потому как запах незамысловатой стряпни ему и в самом деле нравился, но решил, что совать после этого ложку в котелок будет антисанитарией. Он решил снять пробу позже, когда масса в котелке окончательно дозреет. Ждать оставалось недолго.

— Видишь, Костя, он даже ложку лизнуть опасается, — съехидничала Марина. — Чтобы потом всю ночь по кустам не бегать, морской воздух не портить.

— Язва Сибирская… — горестно сказал Петя в пространство. — Лишу жратвы и наследства.

— Наследства? — не удержалась Марина. — Пары рваных трузеров и стоптанных кроссовок?.. Али-Баба Корейко!

— Ты, Петя, лучше ей дай ложку облизнуть, — подсказал Костя, усмехаясь. — Если останется живой, значит можно и нам откушать.

— Ну да, верно. Кобра от яда не умирает, — вздохнул Петя.

— Фиг вам, сами облизывайте, — отозвалась Марина. — Я бы сейчас горячего чайку…

— Или холодного пивка… — мечтательно молвил Петя.

— Ну не-е-ет! — заявил Костя. — Вот этого точно не будет! — Он погрозил пальцем в ту сторону, где в мокрый песок у самого прибоя был зарыт ящик с пивом. — Не дам! Холодное пиво — для жаркого дня! А для такого вечера — и горячий чай сойдет. Тоже, между прочим, неплохо.

— Холодное пиво для жаркого дня… — повторила Марина задумчиво. — Какой слоган!

— Небось по телику слышал, — встрял Петя.

— Клевета! — возразил Костя. — Только сейчас озарило.

Петя изогнулся над котелком, шумно потянул носом и зачмокал губами.

— Ты, Питер, — сказала Марина, — сейчас похож на ведьму из сказки про Элли. Которую пришибло не по-детски. На Гингему… или Бастинду… как их там…

— Осталось только домиком ему по башке треснуть… — добавил Костя мстительно.

Петя зачерпнул из котелка и принялся старательно дуть на густую пахучую смесь в ложке. Потом, вытянув губы, начал осторожно, чтобы не обжечься, пробовать.

— Ну? — спросил Костя. — Что там твоя адская кухня, придворный отравитель?

— М-м-м… — Петя закрыл глаза. — Чудо!.. Какой изысканный вкус! Именины желудка.

Марина слушала, как Петя и Костя хорохорятся, треплются и хохмят, как они весь день и весь вечер играют в веселье и бодрость, как они демонстративно показывают ей и друг другу, что им обоим всё нипочем, — слушала и при этом неторопливо, урывками, раздумывала: почему они так заметно ершатся-петушатся? Не потому ли, что сами не очень-то уверенно чувствуют себя на островке посреди моря и что-то гнетет и беспокоит их — что-то подспудное и темное, древнее, полузабытое, загнанный в самый дальний угол, но так и не изжитый полностью животный страх перед неизвестностью и опасностью — страх, который теперь, ощутив эту опасность и неизвестность, пытается высвободиться из пут и оков цивилизации. Маленький такой страшок, усохший за тысячелетия, но по-прежнему назойливый, живучий… Ей и самой на этом островке было немного не по себе. Особенно сейчас, к ночи, тьме…

Костя резко встал.

— Так! Ну, всё! — сказал он грозно и решительно. — За попытку уморить нас голодом я отстраняю тебя от котелка и поварешки…

— Поздно! — перебил его Петя со злорадством. — Харч готов. Садитесь жрать, пожалуйста. — Он взял перекладину с котелком за концы, снял с рогулек и поставил котелок рядом с кострищем.

Не прошло и минуты, а в котелок уже окунались три деревянные ложки, стремительно выгребая в старые эмалированные миски тягучее варево.

— Да, пахнет стряпня недурно, — приговаривал Костя. — Хотя на вид…

— Если на вкус она такая же, как и на вид… — недоверчиво сказала Марина.

— Миски проглотите! Кладите больше! — напутствовал Петя. — Тут даже мясом попахивает. Где-то рядом с тушенкой лежало…

Когда миски оказались полными, а котелок и в самом деле пустым, Костя вспомнил о хлебе. Марина подсказала, что хлеб у него в палатке, в армейской сумке. «И остальное тоже», — добавила она.

— Ах, ну да! — отозвался Костя. — Надо же обмыть новоселье!.. Петя! А ты чего расселся? А чай кто поставит? Ты же у нас дежурный кок сегодня!.. Давай, дорогой. А то лишу боевых ста грамм.

Петя застонал, бережно поставил миску на песок и с кряхтением поднялся с бревна, покрытого свернутым спальником.

— Только ради ста грамм.

Он быстро подвесил маленький котелок с водой над огнем, пошуровал кривой веткой в угасающем костре и подбросил на угли щепок и сучьев.

Марина опять лежала на матрасе, ей по-прежнему было удобно и спокойно, разве что малость прохладно и свежо — с моря начал задувать сырой и зябкий ветерок. Она терпеливо ждала, пока стряпня в ее эмалированной миске остынет, а ребята угомонятся.

По стенам внутри Костиной палатки метался желтый круг света — Костя рылся в вещах. Временами было слышно, как он чертыхается. Наконец полог в палатке откинулся и появился Костя — в одной руке фонарик, в другой поллитровая бутылка водки с пластиковыми стаканчиками на горлышке, слева подмышкой круглый черный хлеб в запаянном пакете, справа — охотничий нож в ножнах. Он сел выключил фонарик и бросил рядом с корягой.

— Питер, тебе поручаю хлеб, — сказал он озабоченно. — А я займусь розливом драгоценной влаги.

Бутылка осторожно приземлилась рядом с фонариком, хлеб перелетел в руки Пети, нож воткнулся ножнами в песок возле костра. Петя дотянулся до ножа и начал вспарывать пакет на хлебе, а Костя вытаскивал стаканчики, как матрешек, друг из друга и ввинчивал их донышками в песок. Потом открутил крышку на бутылке и бережно разлил жидкость по стаканчикам.

— Держите посуду. — Он по очереди передал полные стаканчики в протянутые руки.

— Ах, как славно, — вздохнул Петя полной грудью. — Минуты райского блаженства.

— Заметьте — обещанного, — не без гордости добавил Костя.

«А ведь он прав», — подумала вдруг Марина. Ей тоже почудилось, что наступили минуты если не счастья, то покоя и блаженства, когда можно забыть обо всем, что осталось за пределами этого островка, забыть о прошлом и будущем и наслаждаться только безмятежным настоящим.

— Ну, готовы? — произнес Костя торжественно. — Тогда за остров! «Сбылась мечта идиотов», как сказал бы незабвенный Ося Бендер.

И они дружно выпили.

Каша закончилась очень быстро. Костя вертел в руках пакетики из-под каши и супа быстрого приготовления. Марина свернулась клубочком на матрасе, а Петя грустно смотрел в костер. Все молчали. Тишину нарушал шумный накат ночных волн и треск веток в костре. Потом Костя пошевелил ногой жестяную банку из-под тушенки и задумчиво произнес:

— Когда я собирался сюда, отец покрутил эти концентраты, вот как я сейчас, и говорит: эх, нам бы такие, когда мы были студентами и шастали по лесам и горам.

— Ну-у, тогда много чего не было, — подал голос Петя.

— Тушенка и тогда была, — заметила Марина.

— Но, говорят, лучше качеством… — сказал Костя. — Да и не о ней речь.

— Зато не было ни мобилок, ни компьютеров, ни плееров, ни флэшек, ни спутникового телевидения, ни компьютерной графики, ни три-дэ анимации, — проговорил Петя. — Каменный век за углом. И как они только жили?

— В самом деле, — пробормотала Марина. — И как они жили без СПИДа, экстази, героина, «паленой» водки, мафии, террористов, инфляции, взрывов и стрельбы на улицах, мировых кризисов, заказных убийств, извращенцев, маньяков и прочих нынешних прелестей?

— В общем-то, дружно и весело, — сказал Костя с легкой завистью. — Как ни странно, веселее, чем мы сейчас. — Он скомкал пакетики и бросил в костер.

— Чему же завидовать? — пожал плечами Петя, нарезая хлеб. — Диктатура, цензура, очереди, еще что-то там такое… дрянь всякая.

— Наверное, это их только сплачивало. А дрянь… Отец говорит: нынешние уроды-политики о хорошем почему-то стараются не вспоминать. А дрянь всякая, как ты это назвал, — она, как была, так и осталась. Ну, может, кое-что слегка видоизменилось. Политики стали брехливее и подлее. Хотя при коммуняках их, собственно, у нас и не было. В политику нашу нынешнюю все помои слились — бездари с раздутым тщеславием, подонки с ворованными деньгами, аферисты со связями, чиновники-взяточники… Все осталось, как было, только в более крупных и менее потаенных масштабах… Я отцу верю. В самом деле, человек своим внутренним складом в принципе измениться не может. Какой была его натура три… нет, тридцать тысяч лет назад, такой она и осталась. Если брать по крупному, наша жизнь не очень то отличается от допотопной. Ну, в чем-то немного лучше, а в чем-то немного хуже. Только технический прогресс добавился, да и то лишь за последние сто лет. — Костя достал из кармана шортов сигареты и зажигалку, закурил. — Как я понял, им, тогдашним студентам из отцовской компании, было весело, потому что им повезло: подобралась дружная группа единомышленников… А можно и так сказать, что жили они в то время — вопреки тому времени. Но не все. Отец говорит, те из тогдашних студентов, кто был начальскими жополизами, подлецами и шестерками, теперь, как правило, большие чиновники, но остаются прежними жополизами, подлецами и шестерками. Только теперь не особенно и скрывают это. Да и некоторые нормальные тоже спаскудились…