Ученица Хозяина Топи - Александра Каплунова

здесь не за золотом.

Что пред ней Хозяин Топи и гадать не пришлось. Так и описывали его, высокий, красивый обманчиво, статный весь из себя. Девицы, что к нему хаживали, говаривали, что и сами рады кровушкой поделиться за встречу с этим гадом лесным.

— Д-д-да, лепешек вот испекла, извольте отведать… — попыталась Весенья свернуть на более безопасную дорожку.

Улыбка Хозяина еще шире стала. Да и улыбка ли? Оскал…

— Вижу, похозяйничала, — засмеялся глухо, — но не слышала разве, что кровь девичью предпочитаю, твоя вот… — снова он оказался совсем близко. Словно перетек тенью вмиг, — сладко пахнет. А как бьется, — он коснулся ее черным гнутым когтем указательного пальца. Прижал бьющуюся на горле жилку, — прямо вот здесь, — нажал остро, от чего Веша снова вся вздрогнула. А после слизнул алую каплю, повисшую на кончике когтя его. Да взгляд при всем этом с нее не спускал.

Веша заторможенно как-то провела пальцами по шее, понимая, что он проткнула ей кожу.

Сглотнула.

Ну нет, напугать ее вздумал? Знала Веся, бабуля говаривала, что Хозяин нелюдим и уединение свое ценит пуще всего прочего. Что только нахрапом его взять можно, трусости не стерпит.

— Вы это прекратите! — И ногой притопнула, как дома репетировала. Готова была к тому, что пугать ее начнет. А чего еще ждать-то? Гостеприимства точно не стоило. — Я Весенья из деревни Большие Липки, пяти дней отсюдова. И пришла сюда учиться ведовской науке.

А внутри вся тряслась, как осиновый листочек. Да и не внутри тоже. Пальцы в кулаки сжала для надежности. Надолго ли хватит ее стойкости? Токмо и спасалась мыслью, что не слыхивали еще о людях, которых ведун бы без причины весомой со свету сжил…

Хозяин выпрямился, ухмылки с лица не стирая, облизнулся, размазывая по бледным, синеватым даже, губам алый росчерк.

— Весенья, — выдохнул, словно пробуя теперь на вкус ее имя.

Тот час саму ее пронзило что-то теплое. Дрожью ласковый жар прошел от затылка по спине, растекаясь по каждой клеточке тела. Стало душно, выдохнула шумно, не понимая, что происходит. Нити жара сплетались внутри натягивая ее в тетиву.

— Я… перестаньте, — попросила, хватаясь за край стола. Возмущение бунтовало где-то на границах разума, крича наперебой с удивлением.

Тяжело было думать, хотелось только смотреть в светящиеся желтые глаза окаянного. А тот словно завораживал ее, покачивался из стороны в стороны, проверяя, насколько взгляд ее к нему прикипел.

— Весеньюшка… — Сам снова приблизился, потянулся длинными пальцами, расстегнул верхнюю пуговку ее сарафанчика, чтобы ткань с плеча стянуть, — сладкая девочка весна…

Голос его звучал так нежно. И противиться действу сему совсем не хотелось. Пусть бы и выпьет ее досыта. Боли даже не ощутила, когда зубы острые кожу пронзили, охнула только от того жара, что в теле ярче стал.

А кот этот жмурился довольно, вкушая ее.

«Не вздумай ему даться!» — бабулин голос в голове прозвучал со всей строгостью. Тут же и жар сгинул, а зубищи в коже болью отозвались.

За миг до удара и сам Хозяин, казалось, ощутил неладное, да только сила Вешкина, уже успела развернуться, да шарахнула по кровопийце, что было мочи. Стол с лепешками полетел навзнич с грохотом протащился по полу. А сам хозяин тенью взметнулся, окутывая сумраком все пространство. Затмил огонь очага.

— Ведунья!? — зашипел, не то спрашивая, не то утверждая. — Убирайся!

И мрак густой в ноздри, да в рот потек, удушая.

Схватилась Веша за лицо, замотала головой.

— Не уйду! Я учиться пришла!

— Прочь! — Загремело со всех сторон одновременно. Из темноты нависло на нее чудище. Словно псина бешеная, пасть раззявив на нее глядела. Слюна с зубов окровавленных капала, глаза красным пламенем светились, шерсть черная вся шевелилась, точно на ветру. — Уходи!

И зарычало утробно, заскрежетало когтями.

— Я учиться пришла, — уже скорее пропищала сдавленно, чем прокричала. Хотелось в комочек сжаться, да спрятаться куда.

Псина сделала шаг, заревела уже, расползаясь, чтобы через миг взметнуться тучей воронья. Черным облаком клювов и перьев устремилась на нее стая, царапая, дергая за волосы, опрокидывая на пол.

Закричала Весенья, пряча лицо в ладонях. Снова шарахнула сырой силой.

— Меня! В моем доме! Дважды?! — сгустилась тьма, зазвенело тишиной. Секунда прошла, другая, как вдруг снова загрохотало все кругом, закружило вихрем, и вой и стон слышны были в этом сумасшествии. Рвало с нее одежду, дергало за ноги, за руки, за волосы. — Убирайся! — Ревело громко, оглушая, — Пошла вон!

Среди вихря беснующейся тьмы ярким маяком забрезжил свет выхода. Дверь на улицу была отворена, лунный свет буквально молил ее образумиться и выйти из башни.

Веша ползком двинулась к распахнутой двери с каждым движением ощущая, как усиливается вихрь. Снова и демоническая морда преисподнего пса замаячила клацая зубами совсем рядом, грозясь с каждым следующим достать, да оттяпать несчастной какую-нибудь конечность. Снова воронье за волосы задергало.

— Убирайся! — кричал прогневанно Хозяин из тьмы, словно везде одновременно будучи.

И Веша ползла к двери. Еще немного и свет коснется ее лица. Сотрет тьму.

Да только едва у двери оказавшись, ухватилась за ручку, подтянулась на ноги вставая и… захлопнула ее. Оставшись внутри.

— Я учиться пришла! — взывала из последних сил, уже ревя от страха, не находя в себе сил терпеть и давая слезам волю. — Не уйду!

Зажалась вся, сползая спиной по стене, поджимая колени к груди и прячась от ужасов.

Стихло. Только слышно было, как всхлипывает тихонько замученная.

— Так ты ее до приступа доведешь, Лисьяр, хоронить придется. Это через все болото тащить, а то ведь Болотник поднимет себе в свору и тогда точно покоя тебе не будет, — послышалось насмешливое.

— Заткнись, Мрак, — проворчал Хозяин. Веша снова вздрогнула. Голос раздался совсем близко. Подняла голову. Кухня снова в порядке была, даже стол на месте стоял и лепешки в порядке на тарелке разлеживали.

Хозяин сидел перед ней, в одном локте всего, одетый, в длинном черном одеянии, золоченой нитью письменами расшитый. Сидел на корточках, подпирая ладонью левую щеку, с явно обреченным выражением на физиономии.

— Уходи, по хорошему, а?

Веша вытерла ладошкой щеки от слез и головой помотала.

— Да не уйдет она, — на столешне рядом с противнем, на коем вторая порция лепешек остывала, сидел черный ворон небывалых размеров, — ты, почитай, ее и так и этак запугивал, а она вон дверь захлопнула у себя перед носом, — ловким клювом птиц подцепил одну из лепешек и подкинул, а после проглотил в один присест. Довольно крякнул, — ох, не уйдет.

Веша тоже крякнула. Или всхлипнула. Мало ей на сегодня? Теперь еще и зверье говорящее ее стряпню уплетает.