Черные начала. Том 6 - Кирико Кири

я. То есть я ненавижу подобное, никогда бы не надела, — обвела она рукой своё платье и покраснела. — Просто у меня… как сказать… выбора особого не было.

— Тебе идёт, — улыбнулся я.

— Э-э-э… спасибо… — Цурико конкретно так смутилась, покраснела, не зная, куда деться, и начала крутить головой, будто кого-то высматривала. — А ты с кем пришёл?

— С мужиком одним. Интересным, скажем так…

— Вижу, твоё положение не сильно отличается от моего, да? — посмотрела она на мой ошейник. — Тебя хоть не трогают? Всё норм?

— Да, более чем, кстати говоря. Я бы даже это рабством не назвал, пусть это так и выглядит. Кстати, а где твоя? Она пришла?

— А ты уже знаешь, кто у меня?

— Знаю, мне рассказали, к кому ты попала, — кивнул я и постучал по ошейнику. — Он у тебя даже выглядит более дорого, так и не скажешь, что это за обруч.

— Всё-то ты знаешь, — фыркнула Цурико недовольно.

— И где твоя принцесса-обезьяна? — огляделся я. — Она пришла или лично по таким мероприятиям не ходит?

— Ты сдурел?! — перепугалась она не на шутку и через мгновение уже стояла около меня, закрыв рот ладонью. — Совсем рехнулся?!

— Чего? — вырвался я из её объятий.

— Ты кого обезьяной назвал, кретин?! — испуганно спросила она, оглядываясь. — А если бы она тебя услышала?!

— Так а что я сделаю? Она же реально обезьяна.

— Ты дебил?! Сказать такое девушке, что она обезьяна, даже если она действительно обезьяна?! Тебя из какого вольера выпустили, тупень?!

— Ну а как её называть? Мартышкой?

— Заткнись! Заткнись, сейчас же! — зашипела Цурико и заткнула мне рот уже двумя ладонями. — Не говори такого. Просто Ваше Высочество! Не называй обезьяну обезьяной, ты понял?!

Я закивал головой.

— То-то же, — буркнула она злобно, оглядываясь.

Народ не обращал на нас никакого внимания, будучи слишком занятым своими делами. Мы просто стояли в толпе, которая перетекала из стороны в сторону, не обращая внимания на двух людей, что чуть ли не жались друг к другу у всех на глазах.

Забавно, но что я, что она избегали слова «рабство». Возможно, потому что фраза «ты в рабстве» звучит довольно странно и не очень приятно. Мне-то плевать, я могу в любую секунду уйти, но вот Цурико это могло обидеть, учитывая её глупую гордость и слишком вспыльчивый характер.

И кстати говоря…

— А Цурико, а ты что здесь делаешь? — осторожно спросил я. — Только не говори, что…

— Записываться на турнир, — тут же ответила она.

— Да, именно это я и боялся услышать, — вздохнул я. — Я надеялся, что тебя здесь не увижу.

— В смысле, надеялся, что меня здесь не увидишь?! — возмутилась она. — Думаешь, я тебя не уделаю?!

— Ты совсем дура, раз не понимаешь, что мы будем сражаться на турнире против друг друга и, возможно, насмерть? — нахмурился я.

— А, это… А я смотрю, ты обо мне волнуешься? — недовольно спросила она.

— А ты типа этого не заметила?

— Придурок… — буркнула Цурико. — Да знаю я, что мы будем сражаться, но чё это за хрень сразу: я надеялся, что тебя здесь не увижу. Всё норм будет, я тебя побежу и вытащу, фиг ли тут думать-то?

— Ага…

— Чё, ага? Думаешь, я не доберусь до финала? — сразу же начала Цурико быковать.

— Слушай, ты всегда такая дура, которая не чувствует границ и постоянно ведёт себя как дворовое хулиганьё, которое что-то там пытается из себя строить, или только при мне?

— Я… да ты… — она аж задыхаться начала, хлопая ртом и не зная, что ответить.

— Просто это иногда раздражает.

— Я тебя раздражаю?!

— Да, ты меня раздражаешь, поэтому закрой рот и не порть радость от нашей встречи всей этой хернёй, что летит у тебя изо рта, пожалуйста.

Цурико похлопала ещё несколько раз ртом, явно желая что-то сказать или же наоборот, не зная, что ответить, но заткнулась. Правда, всего на секунды три-четыре.

— Это было обидно, — пробурчала она.

— Мне обидно, когда я всю эту чушь слышу, — ответил я. — И вообще, я у тебя всё хотел спросить, моя сумка…

— Прошу прощения, — раздался за нашим голосом грубый мужской голос.

Мы оба обернулись к фигуре, которая стояла за нами.

Опля… друзья кошатники, как называл их мартышкообразный. Вернее, всего один. Высокий, полностью укрытый покрывалом, что только лицо было видно, перед нами мужчина, у которого лицо было как у какого-то опасного ассасина из арабских стран. Около его правого глаза была татуировка, а нос в нескольких местах был проколот пирсингом. Выглядело, как это ни странно, круто.

— Да, чем могу помочь? — кивнул я, окинув его взглядом.

— Когда мы входили, ты назвал нас кошатниками, — его голос был как высеченный из камня. Есть мелодичные голоса, а есть такие, будто топором рубят. Вот у него был второй тип.

— Эм… позвольте поправить, я вас никак не называл, так как первый раз вижу. Все вопросы к моему хозяину, который кричал на всю улицу это. И сразу скажу, что лично я считаю это некрасивым и оскорбительным.

Я без какого-то зазрения совести сразу же сдал мартышкообразного. Ну а фиг ли он тут орал на всю улицу, а отвечать мне, верно?

— Мне не интересно, кто именно из вас двоих кричал моей госпоже «кошатница», — ответил он. — Вы её оскорбили.

Так…

— Тогда позвольте принести извинения за своего господина и за его слова, — я слегка поклонился. — Он идиот.

Унижался ли я перед этим челом?

Да нифига. Я не чувствовал перед ним ни страха, ни трепета, я не лебезил и не пытался вымолить прощения из-за своей трусости, поэтому, как бы это ни выглядело со стороны, внутри я не чувствовал, что унижаюсь, а значит, на всё остальное срать.

Ведь если его реально обидели, то с чего он должен проглотить обиду, верно? Пусть этот мартышкообразный просит у него прощения. Здесь я его полностью понимал.

Правда, сейчас мартышкообразного не было, но был я, и мне как-то не очень хотелось конфликта, поэтому мне было банально проще просто попросить прощения и отправить его обратно