Черные начала. Том 6 - Кирико Кири

знаю, в чём причина!

— И в чём же? — просипел я, едва сдерживая от боли слёзы и пытаясь встать с колен на ноги.

— Ты плохо уворачиваешься!

— Да быть не может! — всплеснул я руками. — И как я сам до этого не догадался?!

— Не знаю, вот я сразу это понял, едва кинул в тебя камень. Потому что уворачивайся ты хорошо, он бы в тебя не попал.

Тролль, блин…

— Дорогие, вы пока свободны, — махнул он рукой, и от служанок через мгновение и след простыл, настолько они быстро смотались. — Будь проще, и жизнь к тебе потянется!

На мгновение я представил, как ко мне стягивается вся живность из джунглей, от хищников до насекомых, которые откладывают в тебя яйца, и меня передёрнуло.

— Нет, спасибо…

— Эта техника очень важна, и она основана на простоте, которую ты испытываешь к жизни. Живи без напряжения, будь проще! Ведь ты, когда я кидаю в тебя камнем, напрягаешься, чтобы отпрыгнуть. Но когда хочешь взять кружку, ты ведь не напрягаешься ради этого настолько, что сможешь поднять весь стол с кружкой, верно? Или с тем же мечом, ты орудуешь ведь без лишних усилий.

— Я понимаю, но это легче сказать, чем сделать, а я второй день всего лишь пытаюсь постичь это. Ты сам сколько к этому шёл?

— Да сразу пришёл к этому, а что?

Эм… ладно, окей, но у меня есть отговорка: у меня культивационный кретинизм! Время обучения увеличено вдвое! Хотя уже пошли вторые сутки, а у меня прогресса нихрена нет от слова совсем.

Мартышкообразный поднял камень, взвесил его на ладони и вновь бросил в меня, но уже куда слабее и медленнее. Однако даже такого броска было достаточно, чтобы я напрягся так знатненько, чтобы увернуться.

— Вот! Вот о чём я говорил! Теперь видишь, да?! — обрадовался он непонятно чему.

— Эм… нет, не вижу, если честно, — признался я.

— Как я сейчас кинул камень?!

— Рукой?

— Вот именно! Рукой! Хотя стоп… погоди… Нет, это хороший, конечно, ответ, но, признаться честно, я всё же ожидал от тебя другого, — признался мартышкообразный. — Я кинул камень так, что тебе было достаточно просто чуть-чуть отклонить тело, просто качнуть в сторону, а ты весь отклонился. Весь! Но мог отклонить лишь часть!

Он мне в яйца кинул камень, если что. Но да, я его понял, здесь было достаточно тазом, как в танце живота, дёрнуть, чтобы пропустить его мимо, а я едва ли не весь крутанулся. Но блин, промеж ног чёт как-то совсем не хочется получить, тут любой испугается, как ни крути.

— Короче, я понял твою главную проблему. Ты боишься!

— Ну вообще да, ты мне в самое ценное целился.

— И мы это должны исправить! Для начала, ты должен научиться двигаться!

***

— Не понимаю твоего недовольства, — удивлялся он, когда мы шли по улице. — Разве там было не хорошо?! Разве ты не научился ничему полезному?

— Ты сейчас серьёзно? — я даже не знаю, чего испытывал больше, стыда или раздражения. Мартышкообразный бил все рекорды просто по своим рофлам, и мне становилось даже немного страшно.

— Это ведь всё ради твоего же блага! И ты только посмотри, с кем занимался! С кем! Сколько вокруг тебя девушек было! Прямо окружён был ими! Молодые, красивые, бойкие! Все как на подбор!

— И им всем шесть лет!

— Ну тебе прямо не угодишь… — покачал мартышкообразный головой.

Честно сказать, не этого я ожидал.

Не танцев.

Не танцев среди девушек.

Не танцев среди девушек, которым едва-едва наберётся шесть лет.

Не в школе для детей.

Спасибо, что не заставили меня обтягивающие рейтузы надевать.

Гой действительно не поленился взяться за моё обучение лично и на следующий день потащить меня в какую-то школу, где учили танцевать. И танцевать повёл не просто в школу, а в детскую школу, где учили какому-то странному танцу змеи, как его здесь называли. Он напоминал чем-то танец живота, но только вообще всем телом.

Я не буду описывать свои чувства, когда ты один-единственный парень посреди девчонок шести лет, которые смотрят на тебя удивлённо.

Ещё хуже было то, что у одной из стен сидели мамаши-обезьяны (в смысле, они приятные, но они обезьяны), которые смотрели на меня не только удивлённо, но ещё и с подозрением, как на педофила со стажем. Какое же это было унижение. Я был готов удавиться, хотя вроде как привык, что на меня почти все пялятся из-за глаз, да и вообще выделяющейся рожи.

И среди них восседал Гой с лицом гордого отца, который радуется достижениям своего сына.

Я думал, что достиг дна, но мне снизу постучался Гой и предложил спуститься к себе.

— Вы… вы опять… неправильно… — бормотала учительница, которая была обычным человеком. Ну хоть не мне одному здесь неловко.

— Давай, я верю в тебя! — захлопал Гой в ладоши. — И я горжусь тобой, знай об этом!

Господи, помоги мне научиться проваливаться под землю…

Под конец занятий к Гою подошла учительница.

— Ему… есть чему учиться. Он зажат, будто стесняется. Знаете, такая стойка, как… как…

— Как у бойца.

— Да-да, будто он не танцует, а дерётся с окружающими.

В это мгновение у меня нарисовалась картина того, как я дерусь с десятком шестилетних девочек. Они со всех сторон нападают на меня, бросаются, словно дикие звери, а я отбиваюсь, как медведь от волков.

— Ему ещё очень многому надо научиться, если он хочет освоить этот танец. Боюсь, в его возрасте это дастся нелегко…

— За две недели справитесь? — тут же спросил мартышкообразный.

— Я думаю, что это надо заниматься и днём, и ночью для результата, — покачала она головой. — Таких занятий ему будет ну очень недостаточно.

— Отлично! Вы наняты! — положил он ей мешочек с деньгами, и не успела та ответить, как он тут же утащил меня из школы.

— Ты серьёзно? — нахмурился я, едва мы отошли на десяток метров от входа.

— А что? Смотри, я всунул ей деньги в руки и быстро выскочил, пока не отказала, а значит, она деньги приняла и теперь просто обязана тебя обучать! Ну как?

— Я понимаю, к чему это всё, но это реально поможет? Эти танцы помогут мне уклоняться?

—