Привычное проклятие - Ольга Голотвина

— Ой, да что госпоже наговорили? — всплеснула руками Дагерта. — Какие у нас сады, какие южные деревья? Глухомань тут! Властителей с замками почитай что нету, потому как земли королевские. Есть, правда, замок одного из Спрутов, этак сутки пути, но сады высокородный господин не разводит. Уж я бы знала, на постоялый двор все слухи стекаются.

«Почему она путешествует одна? — недоумевал Кринаш. — В спасенной дорожной суме уцелел кошелек, юная дама платит не скупясь. Деньги, стало быть, имеются, а родни, чтоб позаботиться, — никого? Или такая родня не людская, что отпустила молодую женщину одну в опасный путь?»

Кринаш поймал себя на том, что думает о госпоже как о женщине, даме. Ни разу не назвал эту юную, хрупкую особу девушкой или барышней.

Гостья, помрачнев, поднялась из-за стола:

— Спасибо за угощение, хозяюшка. Пойду, спать пораньше лягу.

— Ой, — огорчилась Дагерта, — или мы госпоже не угодили? Съела-то всего ничего!

Гостья бросила взгляд в миску, словно пытаясь понять, что она, собственно, ела.

— Нет-нет, все было вкусно. Просто я устала.

— Сейчас возьму свечу, провожу…

— Не оставляй гостей, хозяюшка. Я помню, куда ты отнесла мои вещи.

Кринаш вскользь подумал, что его умница Дагерта отвела гостье лучшую комнату. Настоящие господские покои, даже кровать с балдахином!

Но про какие сады расспрашивала госпожа? Почему ее слова тревожат Кринаша?

«Южные деревья…»

Перед глазами поплыли тонкие прямые стволы, перистые легкие листья, цепкие змеи лиан, яркие цветы.

Да не может этого быть! Госпожа говорила совсем о другом! Может, в замке у Спрута растет какая-нибудь чахлая пальма в кадке, а слухи превратили эту кадку в сады!

Но на сердце тяжело, вино потеряло вкус, застольные истории скользят мимо слуха.

А зачем гадать? Пойти да спросить госпожу! Сейчас, сразу, пока она не легла спать!

Кринаш поднялся на галерею, опоясывающую трапезную. Впереди мелькнула женская фигурка, скрипнула дверь — гостья скрылась в комнате.

И сразу — вскрик, грохот, треск! Ну будто в комнате делает приборку Недотепка!

Хозяин без стука ворвался в комнату — и узрел невероятное зрелище.

Гостья, только что тихая и усталая, преобразилась странно и страшно. Свирепо оскалясь и выкрикивая что-то бессвязное, она лупила подсвечником забившегося в угол мужчину. Кринаш узнал бродячего торговца, который вчера завернул на постоялый двор. Парень даже не помышлял о защите, только закрывался руками от ударов и подвывал от ужаса. Будешь подвывать, если у обезумевшей от гнева женщины такое лицо — вот-вот клыки полезут!

Кринаш, разумеется, не стал этим любоваться. Решительно отобрал у гостьи подсвечник, твердо ухватил ее за локти:

— Все, все уже! Успокоимся, не будем никого убивать! Этот тип посмел дотронуться до госпожи?

— Вор! — гневно выдохнула женщина. — Ворюга!

А, вот оно что!

— Ты для этого влез в комнату госпожи? — строго вопросил Кринаш.

Потрясенный парень не мог даже кивнуть. Впрочем, все и так было ясно.

— Пошел со двора, — холодно сказал хозяин. — И чтоб я тебя больше не видел.

Эти слова вывели воришку из шока.

— Ради Безликих! — возопил он. — Под открытым небом, ночью! Это в ваших-то краях! Имей совесть, Кринаш! Душегуб ты!

— Насчет совести молчал бы, воровская морда. Беги, пока совсем не стемнело, в деревню, ткнись в «Жареный петух». Туда всякую сволочь пускают, были б деньги.

Парень шагнул к двери. Но страх уже перебродил в злобу. Он угрюмо оглянулся:

— Воровская морда… Ты, хозяин, глянь на подоконник. Вот из-за этого сокровища баба чуть человека насмерть не уходила!

Женщина метнулась к подоконнику, схватила что-то, спрятала в рукав. Но у Кринаша взгляд цепкий, приметливый. Он успел рассмотреть, из-за чего дама впала в такую ярость.

Крупная речная галька. Посередине просверлена, в дыру продет кожаный ремешок.

Хозяин поморщился, представив, какую историю расскажет в деревне выгнанный торговец о странных делах, что творятся на постоялом дворе Кринаша.

— Эй, ты! — окликнул он парня. — А ну, поди сюда! Если боишься по темноте топать, так и быть, оставайся.

Спать ляжешь в пристройке, где Верзила и Молчун. Скажешь парням, пусть за тобой приглядят, чтоб не спер чего. Понял? Брысь!

Торговец был в ярости, но не посмел даже сплюнуть себе под ноги. Просто повернулся и ушел, злобно топая по деревянной галерейке.

Кринаш со строгим лицом прислонился к дверному косяку:

— Теперь с госпожой беседовать будем. На этом постоялом дворе я хозяин. Отвечаю за гостей. И мне ни к чему неприятности. А потому хочу знать: почему моя госпожа изволила так гневаться из-за камня на кожаном ремешке?

Женщина сверкнула глазами, надменно вскинула подбородок и хотела что-то сказать, но Кринаш опередил ее:

— Только не надо красивых баек о подарке любимого, который тот подобрал на месте последнего свидания! Когда в моем доме появляется такая штуковина, я сразу думаю о магии. И хочу знать, чего от этой магии ожидать!

Женщина шагнула вперед, явно желая произнести что-то гневное. Но подвели нервы, которым сегодня крепко досталось. Гостья судорожно, со всхлипом вздохнула и разревелась. Горько, навзрыд.

Кринаш обреченно потер шрам на лбу: ему в очередной раз выпала роль утешителя и доброго советчика! Что ж, и это иной раз входит в обязанности хозяина постоялого двора.

* * *

— Мы с Хашуэри росли вместе: мой отец командовал стражей в Замке Белых Утесов. Играли, бегали в лесу. Он рвался на подвиги: побеждал чудовищ, завоевывал королевства…

Ульфейя Серебряная Иволга всхлипнула и плотнее закуталась в шаль, которую дала ей Дагерта.

Сама хозяйка возилась в пристройке-кухне, заваривая успокоительные травы. Она не задала ни единого вопроса. Если понадобится ее помощь, муж сам скажет.

Заплаканная гостья сидела рядом с Кринашем на заднем крыльце, куда увел ее хозяин, чтоб на холодном ветерке скорее погасли разгоряченные щеки.

— Когда в Хашуэри проснулся Дар, все в замке были в восторге. Как же! В потомке Первого Медведя пробудилась чародейная сила! — Ульфейя поджала губы, помолчала немного и закончила почти враждебно: — Все радовались. Кроме меня. Я как раз поняла, что жду ребенка. Я и раньше была ему не пара, а уж для Истинного Мага…

В голосе молодой женщины зазвенели опасные нотки. Не сорвалась бы на истерику! Кринаш спросил нарочито сдержанным тоном:

— А какой Дар у высокородного господина?

— Охранный. В детстве озорничал: проведет ладошкой над порогом — и полдня никто не может в комнату войти. Никто не знал, что это его проделки, а я не выдавала. И еще он хорошо чувствует чужую магию.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});