Мюзотта - Ги Мопассан

Жильберта. Да, конечно.

Жан. Ваш отец заговорил со мной о моем дяде Мартинеле, которого он когда-то знал. Это сблизило нас. Но, разговаривая, я смотрел, как вы занимаетесь цветами.

Жильберта (улыбаясь). Вы даже слишком много смотрели на меня для первого раза.

Жан, Я смотрел на вас как художник и любовался вами, находя восхитительной вашу фигуру, позу и движения. После этого в течение полугода я часто бывал в вашем доме: меня часто приглашал ваш брат и влекло ваше присутствие. Я почувствовал ваше очарование, как человек, начинающий любить. Это была какая-то непонятная сила, неодолимо притягивавшая меня к вам. (Садится около нее с правой стороны стола.) Тогда у меня мелькнула смутная надежда, что вы, может быть, станете моей женой. Я постарался возобновить знакомство между вашим отцом и моим дядей. Они стали друзьями. Вы ничего не понимали в моих маневрах?

Жильберта. Понимала? Нет. Порой немного догадывалась. Но я была поражена, что такой человек, как вы, — в разгаре успеха, с таким именем, с такой славой — уделяет столько внимания скромной девочке, вроде меня, и я не могла по-настоящему поверить в искренность ваших намерений.

Жан. Но мы скоро сумели разгадать и понять друг друга.

Жильберта. Мне нравился ваш характер. Вы мне казались очень честным; кроме того, вы меня очень интересовали, я чувствовала в вас художника, вы пробуждали во мне мысль. Должна признаться, что и брат хорошо подготовил меня к тому, чтобы как следует оценить вас. Леон очень вас любит.

Жан. Я знаю. Думаю даже, что ему первому пришла в голову мысль об этом браке. (Помолчав немного.) Помните наше возвращение из Сен-Жермена, где мы обедали в павильоне Генриха Четвертого?

Жильберта. Еще бы!

Жан. Мой дядя и ваша тетушка сидели в глубине ландо. Вы и я — на передней скамейке, а ваш отец и Леон — в другом экипаже. Какая была чудная летняя ночь! Вы были со мной очень холодны.

Жильберта. Я так была взволнованна!

Жан. Вы, однако, должны были ожидать, что в один прекрасный день я задам вам этот вопрос; не могли же вы не знать, что я очень увлечен вами и мое сердце покорено.

Жильберта. Это правда. Но все же этот вопрос поразил и взволновал меня. Ах, я часто думала об этом потом и до сих пор не могу вспомнить, какие слова вы мне сказали! Вы не помните?

Жан. Нет. Они поднялись из глубины сердца и слетели с моих губ, как пылкая мольба. Помню только, я сказал вам, что перестану бывать у вас, если вы не оставите мне хотя бы искру надежды на ваше согласие, когда узнаете меня ближе. Вы долго раздумывали, прежде чем ответить, и ответили так тихо, что я чуть было не попросил вас повторить...

Жильберта (повторяя, как во сне). «...Мне было бы тяжело не видеть вас больше...»

Жан. Да!

Жильберта. Вы ничего не забыли!

Жан. Разве такие вещи забываются? (С глубоким волнением.) Знаете, о чем я думаю? Глядя на вас, заглянув в ваше сердце, душу и чувствуя, как мы понимаем и любим друг друга, я начинаю думать, что нас ждет впереди настоящее счастье! (Целует ее. Они сидят некоторое время молча.)

Жильберта (поднимаясь). Но я должна вас покинуть. (Идет к двери налево.) Я пойду приготовиться к отъезду. А вы пока идите к моему отцу.

Жан (идя за ней). Хорошо, но только скажите сначала, что вы меня любите.

Жильберта. Да... я люблю вас.

Жан (целуя ее в лоб). Любимая моя.

Жильберта уходит налево. Через секунду из средней двери выходит возбужденный Мартинель с письмом в руке.

Мартинель (заметив Жана, быстро прячет письмо в карман и старается принять спокойный вид). Ты не видал Леона?

Жан. Нет. Он вам нужен?

Мартинель. На два слова... Пустячная справка.

Жан (замечая Леона). Да вот он.

Леон выходит из правой двери. Жан уходит через среднюю дверь.

СЦЕНА ШЕСТАЯ

Мартинель, Леон.

Мартинель (быстро подходя к Леону). Мне нужно поговорить с вами пять минут. Случилась ужасная вещь. Никогда в жизни я не был так взволнован и в таком затруднении.

Леон. Говорите.

Мартинель. Я кончал партию на бильярде. Вдруг ваш слуга приносит письмо. Оно адресовано господину Мартинелю, без имени, с припиской: «Очень срочно». Думая, что оно адресовано мне, я вскрыл его и читаю. А письмо написано Жану, и говорится в нем о таких вещах, что я совсем потерял голову. Я стал искать вас, чтобы посоветоваться; надо что-то предпринять, и сейчас же!

Леон. Говорите!

Мартинель. Я человек решительный, господин Леон, и если бы дело касалось меня, я бы ни у кого не спрашивал мнения, но дело идет о Жане... Я не знаю, что делать... Это так серьезно... И тайна принадлежит не мне. Я узнал ее случайно.

Леон. Говорите, не сомневайтесь во мне.

Мартинель. Я не сомневаюсь в вас. Возьмите письмо. Оно от доктора Пеллерена, врача и друга Жана, нашего общего друга. Он ловелас, прожигатель жизни, врач хорошеньких женщин, но он не написал бы этого, не будь крайней необходимости. (Протягивает письмо Леону, тот читает его вслух.)

Леон (читает). «Дорогой друг. Мне очень тяжело, особенно в такой день, сообщать вам то, что я считаю своим долгом открыть. Но я говорю это только, чтобы оправдать себя, так как знаю, что, поступи я иначе, вы, может быть, никогда не простите мне этого. Ваша бывшая любовница, Анриетта Левек, умирает и хочет проститься с вами. (Бросает взгляд на Мартинеля, тот делает ему знак продолжать.) Она не доживет до утра. Она умирает. Две недели тому назад она родила ребенка. Вы его отец, она клянется в этом на смертном одре. Пока не было никакой опасности, она не хотела сообщать вам о существовании ребенка. Теперь, видя себя обреченной, она зовет вас. Я знаю, как вы любили эту женщину. Поступите, как найдете нужным. Ее адрес: улица Шапталь, 31. Жму вашу руку, дорогой друг».

Мартинель. Вот! И это сваливается на нас сегодня вечером, то есть в такой момент, когда подобное несчастье становится угрозой для всего будущего, для всей жизни вашей сестры и Жана. Как бы вы поступили на моем месте? Скрыли бы это письмо? Или отдали? Скрыв его, мы, может быть, спасем положение, но это кажется мне непорядочным.

Леон (решительно). Да, это непорядочно! Надо отдать письмо Жану.

Мартинель. Но как он поступит?

Леон. Пусть сам решает, как ему поступить! Мы не имеем права от него скрывать.

Мартинель. А если он спросит моего совета?

Леон. Не думаю, чтобы он это сделал. В таких случаях спрашивают совета только у своей совести.

Мартинель. Но он относится ко мне, как к отцу. Если он хоть на минуту задумается, как ему поступить, — отдаться ли порыву великодушия или охранять свое счастье, — что мне ему посоветовать?

Леон. То, что вы сделали бы сами.

Мартинель. Я пошел бы. А вы?

Леон (решительно.) Я тоже.

Мартинель. Но ваша сестра?

Леон (печально, садясь перед столом). Да, бедная сестренка. Какое несчастье!

Мартинель (после некоторого колебания, порывисто переходя с правой стороны сцены на левую). Нет, это слишком жестоко. Я не дам ему этого письма. Пусть я буду во всем виноват, но я его спасу.

Леон. Вы не можете так поступить, сударь. Мы оба знаем эту бедную девушку, и я с дрожью спрашиваю себя, не этот ли брак — причина ее смерти. (Вставая.) Будь что будет, но если вас три года всем сердцем любила такая женщина, мыслимо ли не проститься с ней, когда она умирает?

Мартинель. Как поступит Жильберта?

Леон. Она обожает Жана... но она горда...

Мартинель. Примирится ли она с этим? Простит ли?

Леон. Сильно сомневаюсь, особенно после всего того, что говорилось об этой женщине в нашей семье. Но что поделаешь! Надо сейчас же предупредить Жана. Я иду за ним и приведу его к вам. (Направляется к средней двери.)

Мартинель. Как мне сообщить ему?

Леон. Просто отдайте письмо. (Уходит.)

СЦЕНА СЕДЬМАЯ

Мартинель (один). Бедные дети! В разгаре счастья, в разгаре радости... И та, бедняжка, страдающая на пороге смерти... Черт возьми! Жизнь иногда слишком несправедлива и слишком жестока.

СЦЕНА ВОСЬМАЯ

Мартинель, Жан, Леон.

Жан (быстро выходя из средней двери). Что случилось, дядя?