Момент истины - Рут Валентайн

Однако к тому времени, как весна уступила место знойному лету, все уже знали точно, что хитренькая Эйва сумела захомутать самого «золотого» жениха во всем Канзас-Сити. Все чаще и чаще она стала отлучаться с курсов и из больницы, договариваясь с подружками о подмене. Запросы Гордона росли, ему хотелось проводить с Эйвой все больше и больше времени. Она уже так замоталась, что хотела было бросить все… ради маленького золотого колечка на среднем пальце левой руки. Эта мысль стала появляться у нее в голове все чаще и чаще. Она любила мечтать об этом. Как это, должно быть, здорово — сидеть рядом с франтоватым молодым мужем в ложе Своупов в опере или вместе появиться на выставке в музее искусств.

С некоторых пор Эйва дежурила по ночам в коридоре третьего этажа, поминутно срываясь с места, увидев у себя на пульте замигавшую лампочку. То какому-нибудь мучающемуся бессонницей пациенту нужно было принести стакан воды, другому требовался аспирин, третьему еще что-нибудь… Все смотрели на нее и спрашивали себя: отчего эта девочка выглядит такой неземной, нежной, ласковой?

Эйва не знала усталости и со всеми больными была предельно предупредительна. Вокруг нее словно образовалась некая волшебная розовая дымка, окутавшись которой она летала по коридорам, выполняя все желания пациентов, даже самые нелепые.

Однако по-настоящему Эйва загоралась жизнью, только когда в каменных воротах больницы показывался «ягуар» Гордона. Она лучилась счастьем, надеждой и любовью, отправляясь с милым в клуб на танцы или в театр. Она познакомилась с друзьями Гордона и всех без исключения очаровала. Ее ум произвел приятное впечатление на его родителей и сестер. Эйва стала частой гостьей на томных воскресных вечерах — таковы здесь были летние развлечения — в красивом старом, выстроенном еще в колониальном стиле, особняке Своупов за городом.

— С тех пор как Гордон закончил колледж, мы его почти не видим. Спасибо вам, дорогая, что вы его тащите к нам, — лениво говорила Эйве миссис Своуп, когда они сидели на веранде и наблюдали за подвижной белой фигурой, которая передвигалась внизу на теннисном корте. — Вы очень любезны, милочка.

Сердце Эйвы наполнялось радостным томлением. Она всем здесь нравилась: и родителям Гордона, и его сестрам — Соне, вечно мрачной девочке, и Мидди, миловидной веснушчатой девчушке-сорванцу. Эйва чувствовала, что могла бы переехать сюда хоть завтра — ни у кого не возникло бы возражений. Она провела вместе со Своупами Рождество. Посещая этот дом почти каждый день, она стала ощущать, что постепенно становится, как и все семейство, «восточной уроженкой», хотя жила в этих местах всего третий год.

А потом вдруг Гордон выкинул такое! Словно бомба разорвалась среди бела дня.

Прошел год с того памятного утра, когда они встретились у магазина. Нет, Гордон никогда ничего особенного ей не говорил. Кроме того разве, что любит ее, что не сможет без нее жить, что недурно было бы подыскать какое-нибудь подходящее место, где они построят себе дом с мансардными окнами, какие бывают в английской деревне. И они, разумеется, съездят в Англию, — наверное, на медовый месяц, думала Эйва с замиранием сердца, а также во Францию и Испанию. После этого Гордон целовал ее и вообще становился столь пылким, что Эйве приходилось даже порой немного охлаждать его.

— Я изучаю медицину, Горд. И знаю, что происходит при определенных обстоятельствах между молодым человеком и девушкой…

Эйва ждала, когда же он наконец предложит ей выйти за него замуж. Ей хотелось быть уверенной, хотелось увидеть на руке кольцо и написать Триш о своей помолвке.

И она написала сестре. Только это письмо было все залито слезами, и там не было ни слова о помолвке. Ибо у Гордона не было никакого намерения жениться на ней. Вместе этого он собирался поехать в Швейцарию со своим закадычным другом Барни Фарреллом, который всегда делал попытки поцеловать Эйву, когда они оставались одни.

Проигнорировав ее огорчение, или попросту не заметив его, Гордон с воодушевлением рассказывал Эйве о том, какие радости ждут его в поездке.

— Ты только представь! Путешествие по Европе! С рюкзаками за спиной и на велосипедах! Только так тебе удается проникнуться духом той или иной страны и по-настоящему узнать ее людей. Меня охватывает такое волнение! — Он одной рукой приблизил Эйву к себе, другой продолжая вести машину. — Мать сначала взбесилась, но отец смог убедить ее. Он всегда хотел, чтобы я как следует повеселился перед тем, как войду в бизнес. — Гордон коснулся щекой ее щеки. — Эй, что-то ты не очень рада за меня!

— Как… как долго тебя не будет?

— Господи, да откуда же я знаю, милая? Полгода. А может, год. Понимаешь, разобраться можно будет только на месте. Если выяснится, что Европа — это скука, мы быстро вернемся. — Его голос аж зазвенел от возбуждения. — Но я думаю, что мы пробудем там больше полугода. Потому что отец сказал, чтобы я на обратном пути заехал на несколько месяцев в Лондон. Он организует там маклерскую контору, ну и хочет, чтобы я сделал почин, так сказать.

Сердце Эйвы едва не остановилось. А она-то полагала, что неразрывно связана со Своупами, разделяет их интересы, вкусы, привязанности, уже стала чуть ли не дочерью той хрупкой, изящной женщине, его матери, и сердечному, почтенному мужчине, его отцу… Она-то уже представляла себя сестрой двух девочек, у которых от нее уже давно не было секретов. Что стряслось? Если она им не понравилась или они решили встать между ней и Гордоном, то почему они не сделали этого раньше? А теперь она оказалась в той незавидной роли, когда приходится объяснять людям, что произошло, или, что еще хуже, выдумывать разные небылицы, и при этом стараться высоко держать голову и втайне, с болью в сердце, мучиться сомнениями и одиночеством.

Когда пришло время, Эйва попрощалась с Гордоном и Барни вполне достойно. Она была на всех прощальных обедах, которые в совокупности можно было назвать «программой проводов». Она смеялась, шутила, говорила о красоте и уступчивости испанских сеньорит и французских моделей. А вокруг дымились руины ее несбывшихся надежд, осколки любви, которую она хотела посвятить этому ни о чем не задумывающемуся, беззаботному юноше.

В те последние дни она почти ненавидела его.

Некоторое время он писал. Из Швейцарии приходили почтовые открытки с изображением коров с колокольчиками на шее на фоне заснеженных гор. Из Германии Гордон написал лишь одно письмо. Сообщил, что там идут дожди и ему не терпится перебраться в Испанию, где светит вечное солнце, спрашивал, скучает ли она по нему? «Скоро ты поедешь в свой Лаос, — писал он. — И таким образом твоя мечта станет реальностью. Желаю тебе счастья в жизни и работе».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});