Ноль часов по московскому времени. Новелла II - Алекс Норк

− Здравствуйте, Марина Сергеевна. Совершенно не собирался сегодня вас беспокоить, и примите от меня…

На другом конце торопливо говорят, что надо встретиться, что лучше быстрее.

− А где бы вы хотели?

… предлагает на квартире у дяди, у нее дома беспорядок, а к нам подъехать − машина осталась у ресторана…

− Хорошо-хорошо, тем более − должен отдать вам ключи. Буду там через тридцать минут.

Приезжаю на пять минут раньше.

Поднимаюсь.

Она уже прогуливается по площадке, движения резковатые, нервные.

Я еще из Министерства позвонил в местное отделение, чтобы не дергались − скоро буду открывать дверь. Металлическая дверь закрыта только на один верхний замок − он захлопывается, второй, ниже, срезан автогеном.

И вчера еще заметил, замок внешней решетки тоже не тронут.

− Марина Сергеевна, вы где вчера ключи обнаружили?

− Изнутри, в нижнем замке.

− Который срезан?

− Да. Он обычно всегда их там оставлял.

— А который на защелке почему цел?

— Он был не закрыт, просто внутрь оттянут.

Помогаю ей снять меховую куртку и чувствую − плечи слегка подрагивают.

− Давайте пройдем в ту комнату.

− Где иконы?

− Да.

Она идет вперед.

Входит и крестится на иконы, поворачиваясь от стены к стене… шепчет что-то…

Я вдруг начинаю бояться − а не лучше ей сейчас полежать в больнице под успокаивающими уколами.

Или…

− Марина Сергеевна, не выпить ли вам немного коньяка? Просто понизить нервное напряжение.

− Да?.. Я вчера перебрала, голова побаливает.

− Так тем более.

− Да?.. Хорошо.

Идет в ту первую комнату.

Что-то там открывается и слегка звенит.

…

Через пару минут тишины слышу:

− Не могли бы вы сюда пройти?

Коньяк подействовал, но и энергетика упала, как падает звук от спущенных струн; женщина сидела у стола в кресле почти что без сил.

Я сел сбоку рядом.

− Этого не может быть.

Понял − про катастрофу, но в каком смысле «не может»?

Впрочем, переспрашивать не понадобилось.

− У него же мало было алкоголя в крови, так?

− Мало.

− И он отлично водил машину.

− А если сердце?

− Отлично работало. Он ходил в спортивный зал два-три раза в неделю.

Слова ее сейчас произносились медленно, иногда − с интервалами.

− Это невозможно, господин капитан. Простите, кажется, Дмитрий?

− Да, называйте по имени.

− Вы меня тоже.

− Хорошо, Марина. Но тогда, какие у вас предположения?

− С ним что-то сделали, не знаю… подсыпали, подлили… я не знаю…

− Были враги?

− Управляющий того ресторана…

− На бульваре, где вы отмечали помолвку?

− Да. Он наглый жулик. Наглый и глупый. А глупые негодяи вдвойне опасны.

Мысль мне понравилась, я ей кивнул, и не к месту, кажется, улыбнулся.

− Артем хотел с ним расстаться. Причем не просто, а с проведением аудита. Говорил: закрою ему вообще доступ к такой работе.

− Как именно?

− Ну, новые хозяева наводят справки − звонят обязательно на прежнее место службы. Нужна тщательная экспертиза крови, понимаете? Подробная, а не просто на алкоголь. Я напишу заявление. На чье мне имя?

− Заявление, конечно, не помешает.

− Тогда прямо сейчас.

− Прямо сейчас давайте сварю вам кофе. И себе заодно. А чай, простите, мой сотрудник вчера увел − вроде как покойному не понадобится.

− На здоровье, − она улыбнулась, лицо стало немножко живее.

Я сходил на кухню поставил греть кипяток и вернулся.

Лицо у нее, действительно, стало менее анемичным, но главным его выражением была тоска.

− Скажите, Марина, кто из знакомых вашего дяди мог запросто зайти к нему?

− А почему вы считаете, что запросто? Могла быть предварительная договоренность.

− Но он ведь ожидал вас.

Она пожала плечами:

− Ближе к вечеру. А раньше мог назначить кому-то получасовую встречу.

Аргумент меня немного смутил.

Впрочем, сразу появился и контраргумент: вряд ли такие преступления совершаются «сходу» − получив приглашение, некто прихватил быстренько яд, сумку с фальшивым Рембрандтом, и вперед?

− А из тех, кто мог вдруг зайти ненадолго, − таких немало. Дядя не был подозрительным, а контакты имел большие, и все эти люди − не кто попало. Впрочем, я составлю вам список людей наиболее близких. Вы их как станете проверять, через отпечатки пальцев?

От ответа я уклонился:

− Список в любом случае будет очень нелишним. А враги у него были?

− Дмитрий, какое отношение это может иметь к краже Рембрандта?

− Вы правы. Но всё же?

− Конечно, были. Но скорее, я назвала бы их «недоброжелатели».

− И тоже можете список?

− А он почти совпадет с тем первым. В этом мире преуспевающих антикваров никто друг друга не любит.

И опять заговорила про заявление − что нет, так не может быть…

Ощущение явилось совсем ниоткуда, но отчетливое − ей сейчас безразлично всё остальное, и вчерашняя дядина смерть, и мои вопросы.

Я достал из своей папочки листы бумаги, ручку и начал диктовать шапку заявления.

Почти дописав, она остановилась и подняла голову.

− Сын… у него от первого брака сын. Ему ведь достанутся оба дорогих ресторана.

Чайник напомнил о себе тонким далеким свистом.

Вернувшись в контору, я обо всем доложился и получил от подполковника не вдохновляющую информацию − справку от МТС: звонков покойному, кроме одного из ресторана − около трех часов дня, других звонков не было. Надеялись мы, что тут сможем за ниточку потянуть − не вышло.

День потратился на заполнение отчетных бумажек, которые у нас очень любят. Вечером пиво пить не пошли, а отправились по домам.

Вертелся в голове со вчерашнего дня вопрос − почему жених Марины установил за ней наблюдение? А сейчас, после откровенно горестной ее реакции, вопрос стал особенно беспокоить.

Повышенная подозрительность?.. Что-то такое произошло со стороны первой жены, сформировав комплекс недоверия?.. Или была реальная информация о наличии у нее «друга»? Сотрудники Аркадия, как вчера договорились, будут продолжать за ней наблюдение еще две недели, как указано и проплачено по контракту.

Стоп!

Я даже остановился.

Кто сказал «стоп»?.. С чего это вдруг?..

Постоял где-то в середине Страстного бульвара, поводил глазами по ветками голых деревьев… люди, убегая от холода, спешили к метро, и я, не обнаружив в голове никаких новых мыслей, поспешил туда же.

Отец приехал из Питера, где был несколько дней по адвокатским делам, брат пришел, ожидали меня.

Ужинали, атмосфера, как обычно, была веселой.

А за чаем я начал рассказывать про новое дело; не без задней мысли, что два недюжинных интеллекта подскажут чего-нибудь.

У обоих история вызвала интерес.

− Кто она по профессии − что так быстро разобралась с фальшивым Рембрандтом? − спросил брат.

Я рассказал со слов Аркадия Николаевича:

− Художник, закончила Суриковский институт. Где работает, пока не выяснено. Саму расспрашивать при таких тяжелых для нее обстоятельствах я не стал, но за последнюю неделю два раза ездила в Исторический музей, что на Красной площади, и один раз в антикварном магазине картину покупала. Судя по всему, в основном дома работает.

− А к дяде за эту неделю она заезжала?

− Дней пять назад. И в чехле ему какую-то картину привозила.

Вмешался отец:

− Ты, Дима, возьми в Суриковском список ее одногруппников и разузнай через двух-трех, с кем она больше дружила, с кем сохранились контакты.

− Но у нее алиби.

− Я про другое. Кто-то из ее друзей мог быть вхож к дяде. Это ведь уже опытные художники, кто-то наверняка занимается коллекционированием.

− Очень правильно, − поддержал брат. − И вот фальшивого Рембрандта давайте обсудим. А зачем этот фальшак вообще был сделан?

− Тут проблема, − согласился отец, − ну украли бы и украли, зачем подменять? Причем сделать хорошую фальшивку − немаленькая работа. А?

Оба посмотрели на меня, как учителя в школе.

− М-м… чтобы не искали этот портрет.

Брат поморщился:

− Вывод только частично правильный.

− А какой нечастично?

− Портрет крали не имея клиента для реализации, понимаешь? Если бы имели, просто сняли бы со стены, и он вчера уже был бы продан, а сегодня из России вывезен.

− Думаешь, так быстро?

− Старик, с вещами под десять лимонов время не тянут.

И отец покивал головой:

− Тут на машине пять часов до украинской границы. Подменяли − значит, нет у них готового клиента. Так что ситуация не такая плохая для вас − портрет будет всплывать на черном рынке. Но иди сейчас, звони этой даме, чтобы она никому не рассказывала о подмене.

Меня ноги подняли сами.