Апостолы двуликого Януса: Очерки о современной Америке - Анатолий Манаков

Вскоре настал тот самый момент, которого с нетерпением ждала детвора, — раздача подарков. Несколько поутихнув и выстроившись в очередь, один за другим ребята подходили к группе взрослых, где какой–то подросток вручал каждому рождественский презент. Довольно многочисленная для такого, казалось бы, ординарного случая группа репортеров, оттеснив в сторону Санта–Клауса, запечатлевала событие на пленку. Последнее обстоятельство заинтриговало, и я поинтересовался у стоявшего рядом мужчины, кто же эти благотворители.

— Нет, вы серьезно? — удивился он. — Да ради этого момента все и делается. И гулянье, и подарки устроены на пожертвования семьи миллионера, строящего политическую карьеру. Его внук и раздает подарки. Будьте уверены, завтра об этой церемонии взахлеб напишут все местные газеты.

— Знают ли об этом ребята?

— Вы что, опять серьезно? Да они же дети из самых бедных здесь в округе семей. Хорошо хоть, такие благотворители нашлись под Новый год.

Сколь мало нужно, чтобы испортить настроение. Штришок вроде бы, а как не вписывается в сложившееся с детства представление о новогоднем празднике. Конечно, и позже, повзрослев, нам хотелось, чтобы дети не так уж скептически принимали подарки от Деда Мороза, но кто из нас мог допустить даже мысль, что на столь искренних детских чувствах можно так ловко играть…

Покидая рождественское благодеяние, я вспомнил почему–то о Каролине Ричардсон, одинокой семидесятидвухлетней американке, жившей где–то неподалеку, на улице Никербокер. Почти сорок лет проработала она на одной и той же текстильной фабрике. Крохотной пенсии не хватало даже на самые скромные потребности: в последние десять лет Каролина Ричардсон выходила из своего дома лишь в ближайшую продуктовую лавку. Пожар уничтожил чуть ли не все примыкавшие к ее дому здания, и лишь чудом уцелела ее убогая обитель. В опустевшие соседние квартиры начали наведываться наркоманы. Несколько раз ее обворовывали и избивали в подъезде, а потом стащили у старушки и последнюю ценную для нее вещь — настенные часы–ходики, доставшиеся ей по наследству.

Нашлись, правда, благотворители. Заботу о ближнем проявила на сей раз «Нью–Йорк тайме», хвастливо отметив в традиционном рождественском послании, что именно на средства газетного фонда Каролину Ричардсон переселили в другой дом, «где у нее будут соседи по лестничной клетке». Помогут ли они ей в случае беды? Даже «Нью–Йорк тайме» с уверенностью не могла ответить на этот вопрос, как и на вопрос, принесет ли рождество надежду тысячам и тысячам таких же брошенных на произвол судьбы только в одном Нью–Йорке, отверженных всеми американцев.

Перебравшись через Бруклинский мост на Манхэттен, я вскоре застрял в автомобильной пробке неподалеку от Рокфеллеровского центра. Где–то в его глубине сверкала мириадами огней «официальная» рождественская елка города, а у ее подножия вальсировали на льду искусственного катка солидные леди и джентльмены. Там же к фешенебельным магазинам на Пятой авеню подкатывали один за другим огромные лимузины, чтобы забрать своих хозяев с рождественскими покупками. Многие из тех, кто без лимузинов, отчаянно охотились за такси. Рядовые «Армии спасения» в кафтанах Санта–Клауса перезвоном своих колокольчиков напоминали о спасении души и заодно призывали вносить добровольные взносы в фонд филантропов. Праздно глазевшие на роскошно украшенные витрины прохожие время от времени бросали им в медные котелки свою скромную долю.

Красиво, шумно и весело на рождество в Нью–Йорке на Пятой авеню. Словно в зимнюю сказку попадаешь, очутившись в это время года в богатых пригородах. А в районах Бруклина, Гарлема и южного Бронкса все так же навевают тоску полуразвалившиеся дома, зияют в темноте обгоревшие окна–пробоины.

Рождество в Америке. Очень по–разному его там встречают. Почему? Где те невидимые «диспетчеры», что направляют людей — кого на командные посты, а кого в услужение «сильным мира сего»? Где проходят невидимые тропы к вершине пирамиды власти, тщательно охраняемые от «непосвященных»?

НЕЗРИМЫЕ ПУТИ К ВЕРШИНЕ ПИРАМИДЫ 

ПЕРВАЯ СТУПЕНЬКА НАВЕРХ

Я познакомился с ним случайно за шахматным столиком в клубе неподалеку от Колумбийского университета. Уже в ходе второй партии представились друг другу, разговорились. Оказалось, он студент этого университета и хочет стать журналистом.

— Конечно, устроиться даже с дипломом в солидную газету будет очень тяжело, — признался он позже, когда мы оставили шахматный столик и сели за стойку в соседнем баре. — Отец мой достаточно состоятельный бизнесмен, чтобы оплатить учебу в университете, однако он твердо дал понять: мне нужно рассчитывать и на свои связи. Поэтому–то я и вступил недавно в «Сигму–фи–эпсилон», без чьей помощи о крупной газете и мечтать не приходится…

Таинственная «Сигма–фи–эпсилон» заинтересовала меня настолько, что я решил узнать о ней побольше. О тайных или полутайных студенческих братствах, скрывающихся за буквами греческого алфавита, приходилось слышать и раньше, но беседовать с одним из их членов еще не удавалось. Слово за слово, и загадка благодаря моему новому знакомому стала постепенно проясняться.

Истоки американских студенческих братств берут начало в Вильямсбурге (штат Виргиния), где в 1776 году образовалось первое тайное общество «Фи–бета–каппа» (в переводе с греческого означает «мудрость — руководительница в жизни»). Сегодня членство в этом братстве является почетным и предоставляется только за выдающиеся успехи в учебе и особенно в послеуниверситетской карьере. Общество же «Сигма–фи–эпсилон», к которому принадлежал мой знакомый из шахматного клуба, самое типичное для американских университетов. В наставлении для новичков, которое он мне дал посмотреть, читаю: «Заводите друзей везде — в классе, университете, городе. Никогда не упускайте случая установить новое и нужное знакомство. Не выходите из аудитории в одиночку, делайте так, чтобы кто–то всегда составлял вам компанию. Каждый ваш новый приятель должен представлять интерес для нашего братства. Приглашайте почаще к себе и некоторых преподавателей. Помните: братство поможет вам добиться больших успехов везде и всюду, где бы вы ни оказались». И дабы не оставлять сомнений относительно значения слова «успех», вслед за «клятвой верности братству», которую приносит каждый новый член, в наставлении следует список крупнейших банкиров, промышленников, издателей, владельцев газет и журналов — членов «Сигмы–фи–эпсилон».

Помимо обязательства всегда помогать друг другу братья клянутся в верности «законам страны и общества», которые, как указано в наставлении, «полностью отвечают законам братства». Члены этих обществ обычно занимают ключевые посты в университетских организациях, более активны в студенческом самоуправлении и даже в спортивных командах. Махровый реакционер сенатор Барри Голдуотер назвал братства «надежным бастионом американской демократии». И он был безусловно прав, ибо они представляют собой клубы, открытые для наиболее обеспеченной части студенчества, куда отбираются по политическим убеждениям, расовым и социальным признакам.

В процессе самовоспроизводства элиты на начальном этапе студенческие братства играют очень важную роль наряду с частными школами, пансионами, наиболее престижными университетами. Не случайно же в свое время на заре конькобежного спорта в Королевстве Швеции сложился такой негласный порядок: если на дорожке стартовал барон, судья пускал в ход секундомер лишь спустя две секунды, для графа устанавливали фору в четыре, а для принца в восемь секунд. Нечто похожее происходит и в сегодняшней Америке, где преимущества образования «на старте» облегчают и дальнейшее восхождение к вершине социальной пирамиды. Систему передающихся по наследству дворянских рангов и титулов успешно заменили одиннадцать самых привилегированных университетов. Так, например, более двух третей студентов Принстона — выпускники частных школ, четверо из пяти руководителей ведущих корпораций получили диплом в Гарварде, Йеле и им подобных, где стоимость полного курса обучения составляет, по меньшей мере, шестилетний заработок среднего рабочего. В этих своего рода придворных салонах не только дают нужные знания, но и прививают «хороший тон», особую манеру поведения, по которой можно сразу отличить их выпускников.

Несколько слов о манерах и тоне. Один из слушателей Гарвардской школы деловой администрации, выходец из Западной Европы, поделился своими впечатлениями об атмосфере, царящей в этом «академическом филиале Уолл–стрита»: «Там господствует дух убийственной конкуренции. В школе вы научитесь и в грош не ставить слабых, робких, по которым вам придется в жизни ступать, как по трупам. Осознаете, что кругом враги, начнете бояться и ненавидеть людей, привыкнете до конца своих дней высокомерно относиться к окружающим. Но главное — научитесь никогда не показывать собственные слабости, всегда сохранять фасад благополучия и ненавидеть самого себя, если это не удается».