Как читать Библию - протоиерей Александр Мень

Грозным и загадочным символом предстает в обоих Заветах пустыня, царство смерти. На ее просторах совершается борьба добра и зла, ис–пытывается вера народа, ведомого Моисеем; из пустыни появляется Иоанн Креститель, чтобы провозгласить начало новой эры; в пустыне Иисус Христос проходит через искушение, прежде чем идти к народу (этот момент изображен на известном полотне И. Крамского). И, наконец, в Апокалипсисе говорится о Жене, облеченной в Солнце (олицетворение Церкви), которая скрывается в пустыню от преследований…

Можно привести и немало других примеров, показывающих, каким образом «работают» в Библии сквозные темы. Благодаря им составные элементы Книги оказываются не случайными наносами, вроде отмелей в дельте реки, а чем–то выстроенным, подчиненным единому замыслу.

Творцы древнерусских храмов опирались на византийские каноны, но в итоге создали нечто свое, новое. Гете использовал легенды о чернокнижнике, но это нисколько не умаляет оригинальности его «Фауста». Точно так же и составители Библии, отталкиваясь от предшествовавшей литературы и преданий, образовали из этого материала свой собственный «библейский мир». Христианство, принимая Библию как Откровение, считает ее природу двуединой, богочеловеческой. Голос Вечности звучит в Библии, преломляясь через сознание и слово конкретных людей, связанных с определенными эпохами, отличавшихся по темпераменту, судьбе, дарованиям. Они писали, находясь в лоне живой духовной традиции, и черпали свои краски из огромного резервуара этой традиции.

Не лишним будет напомнить, что всегда находились читатели, которые в разных целях злоупотребляли фразами, вырванными из библейского контекста, игнорируя его общий смысл. Иные — из ложно понятого благочестия — были склонны извлекать из Книги книг нечто вроде хунвейбиновского цитатника и всеми силами старались обойти «острые углы». А такие углы в Библии есть. Многих, например, может шокировать, что наряду с возвышенным учением пророков и Евангелия в ней повествуется о войнах, жестокостях, человеческих страстях и пороках. Им хотелось бы иметь разбавленную, обтекаемую Библию. Но тогда она почти не имела бы отношения к реальной жизни с ее муками и радостями, любовью и ненавистью, взлетами и падениями. Кто боится всего этого, тот, пожалуй, и Шекспира должен обходить за версту.

Может вызвать удивление, что в Библии нет единого религиозно–этического кодекса. Но ее кажущийся плюрализм обусловлен тем, что она показывает рост человеческого духа перед лицом постепенно открывающейся ему высшей тайны бытия. Каждый этап этого становления отражает определенный уровень, отмеченный чертами несовершенства. И только Евангелие возносится над всем Писанием, словно сверкающая вершина над грядой гор. К нему сходятся и через него осмысляются все основные линии обоих Заветов.

Язык Библии

Далеко не все в Библии лежит на поверхности. Подобно иконе, она обладает своим условным языком, своей специфической системой образов. И как приобщение к миру иконы требует от зрителя известной подготовки, так и чтение Библии требует внутренней работы, вживания в особый библейский «космос». Только зная основные его законы, можно увидеть, как рассеивается дымка веков, отделяющая нас от текста, и он раскрывает свою глубину. Тот, кто довольствуется беглым чтением, фабулой или простейшим смыслом афоризмов, упустит главное и часто будет спотыкаться о противоречия и неувязки.

Вот один элементарный пример. В Книге Бытия рассказано, что праотец Иаков, полюбив девушку, согласился в виде «выкупа» за нее работать безвозмездно у отца невесты семь лет. Скептики не раз с улыбкой замечали, что по восточным понятиям через семь лет девушка уже не могла бы считаться молодой. Им не пришло в голову, что автора мало заботила точная хронология (считать он умел достаточно). Приведя сакральную цифру, означающую полноту, он желал лишь показать силу любви Иакова, которого не могли испугать никакие препятствия. Словом, в первую очередь нужно уяснить себе, что хотел сказать автор. А для этого читателю необходимо хотя бы на время отказаться от многих наших литературных привычек. Как и при созерцании иконы, надо преодолеть привычку к реалистическому изображению.

Это важно для понимания первых же страниц Библии, где тоже фигурирует священное число семь. Они повествуют о начале мира и человека. Тончайший литературный узор, сотканный из рефренов, переклички слов и образов, показывает, что это сказание насквозь символично. Это не научная космогония и не исторический труд. Цель писателя — выразить определенное религиозное учение, а не изобразить события в их конкретности, со всеми их деталями. Суть этого учения заключается в том, что своим существованием Вселенная обязана единому Творцу, что Творец создал ее не в одно мгновение, а поэтапно — от низшего к высшему, от простого к сложному, что в процессе миротворения участвовали силы природы («вода», «земля»), что человек создан как двуединое существо — как сын земли и образ Божий. Гармония между человеком и Творцом, человеком и природой нарушена самими людьми, что влечет за собой тяжкие и горькие последствия. Обо всем этом сказано не языком абстракций, а языком «иконного» символизма. По своей наглядности он доступен даже ребенку. Но это лишь первый смысловой слой, за которым есть еще несколько измерений.

В дешифровке библейских символов немалую помощь оказывает наука, заново открывшая удивительный мир древнего Египта, Вавилона, Ассирии, Персии, Финикии, история и культура которых теснейшим образом связаны с Библией. Кстати сказать, именно Библия первая поведала о погибших цивилизациях Востока, когда о них еще было очень малоизвестно. Изучение Библии стимулировало самоотверженный труд археологов, жизнь которых подчас была похожа на увлекательный роман. Чтобы лучше понимать Писание, первооткрыватели памятников Востока производили раскопки, проникали в древние гробницы и пирамиды, учились читать иероглифы и клинопись. Яркий и неожиданный свет на книги Нового Завета пролили находки в Египте греческих папирусов и кум–ранских свитков в Иудейской пустыне.

Все эти данные широко используются и в комментариях, и для усовершенствования переводов Библии. Однако на русском языке таких комментариев, отвечающих современному уровню знаний, пока мало. К тому же наш читатель все еще имеет Библию главным образом в синодальном переводе, сделанном более ста лет назад. При всех своих достоинствах этот перевод, по мнению отечественного ученого И. Е. Евсеева, в чем–то был устаревшим уже при выходе в свет[3].

Тем не менее это не должно обескураживать читателя. Если он захочет, он найдет в Библии главное и без комментариев; он убедится, что даже в старом переводе она сохраняет свою свежесть, силу, духовное богатство. Она вознаграждает каждого, кто углубляется в нее без предубеждения, стремясь понять ее непреходящий смысл.

Как читать Библию

Разумеется, ее можно читать, как и всякую другую книгу, прямо с первой страницы. Но мне кажется, что неискушенному человеку целесообразней начинать с Евангелий. Об этой центральной части Библии многие у нас, к сожалению, имеют еще довольно смутное представление, чаще всего по отражениям в романах М. Булгакова, Ч. Айтматова, Ю. Домбровского или по рок–опере «Иисус Христос — Суперзвезда». Но надо прямо сказать: как бы мы ни оценивали эти отражения, они не должны подменять оригинал.

«Есть книга, — писал в 1836 г. А. С. Пушкин, — коей каждое слово истолковано, объяснено, проповедано во всех концах земли, применено ко всевозможным обстоятельствам жизни. Сия книга называется Евангелием, — и такова ее вечно юная прелесть, что если мы, пресыщенные миром или удрученные унынием, случайно откроем ее, то уже не в силах противиться ее сладостному увлечению и погружаемся духом в ее божественное красноречие». Примечательно и свидетельство А. И. Герцена. «В первой молодости моей, — признается он, — я часто увлекался вольтерианизмом, любил иронию и насмешку, но не помню, чтоб когда–нибудь я взял Евангелие с холодным чувством; это меня проводило через всю жизнь; во все возрасты, при разных событиях я возвращался к чтению Евангелия, и всякий раз его содержание низводило мир и кротость на душу».

В чем же причина такого воздействия этой древней книги? В том ли, что она вышла из–под пера великого писателя? Но ведь евангелистов четыре. Значит, было четыре гения? Но как тогда могло случиться, что сведения о них затерялись в истории, хотя мы хорошо знаем об их современниках: Плинии, Эпиктете, Ювенале, Петронии, Марциале, Иосифе Флавии? К тому же филологический анализ установил, что евангелисты не были профессиональными литераторами и часто лишь воспроизводили уже существующие предания и письменные свидетельства. Естественней принять вывод Ж. — Ж. Руссо, который считал, что сила Евангелий не столько в мастерстве авторов, сколько в той Личности, которая в них изображена.