Ванька-ротный - Александр Шумилин

Когда вот так попадаешь род обстрел, то каждый раз говоришь сам себе.

— Ну все! Еще один снаряд, и от тебя останется мокрое место. А удары снова и снова сыпятся у самых ног, Ну все! Вот теперь конец! Но гул подлетающих снарядов внезапно утихает, тело расслабляется, вроде можно и передохнуть. — Кажется жив? — спрашиваешь сам себя. На этот раз пронесло! — решаю я и пытаюсь сообразить, что делать дальше.

— Хватит лежать! Пошли капитан! — торопит меня Рязанцев.

— А то не успеем! Накроет опять!

— Куда не успеем? Под снаряды попасть? Они могут накрыть нас и здесь и там в траншее, и по дороге в овраг.

— Пока в стрельбе перерыв, успеем проскочить! — настаивал он. Первый выход на передовую, мы совершили втроем. С нами был ординарец Серега Курдюмов. |Я отдал Сергею бинокль. Рязанцев помог ему на спине развязать мешок, сует туда бинокль и затягивает шнурок|. Мы с Рязанцевым одеты в полушубки. Поверх них чистые маскхалаты. У Сергея под маскхалатом надета солдатская шинель и ватная стеганка. Маскхалат представлял собой белую ситцевую рубаху со шнурком внизу и такие же белые на шнурке и широкие до пят шаровары. У Сергея на плече висит автомат, обмотанный чистыми бинтами, и на спине под рубахой вещмешок |как у горбатого горб. Мы с Рязанцевым перед выходом на передовую автоматов с собой не брали, у нас на ремне под маскхалатом пистолеты. Мы полежали еще немного. Потом встали и не торопясь пошли назад|.

— Ну ладно, пошли! — медленно поднимаемся на ноги, идем обратно по тропе.

|Когда попадаешь под хороший обстрел, одиночные снаряды вдоль тропы не страшны. Они действуют на нервы но от них не дрыгаешься, даже от близкого и хлесткого удара. На тропе каждый божий день убивало и ранило снующих туда и сюда солдат.

Мы идем по тропе, завязав шапки ушанки вверх|. Нужно все время прислушиваться и следить за гулом снарядов |за разрывами, чтобы не попасть под беглый обстрел на тропе|. Одиночные разрывы |они|, как правило, вскидываются далеко друг от друга. По гулу летящих снарядов на ходу определяешь куда они упадут |какие летят|. Бьют дальнобойные |или батареи стоящие вблизи от передовой. Дальнобойные шире разбрасывают по сторонам свои снаряды|.

Мы возвращаемся |к себе| в овраг. Здесь стоит наша палатка. Здесь тоже иногда рвутся снаряды, но они ложатся вразброд. Вдарит один где-нибудь по краю оврага, палатка от удара вздрогнет, рванется под напором ударной волны, завизжат осколки, а нам ничего. Мы во время обстрела лежим в глубине, на боку. Дно палатки заглубили на метр в землю. Если снаряд разорвется рядом, осколки порвут палатку и пойдут над нами поверху, не задев никого. Это не раз проверено. У нас нет накатов над головой. Но снаряд может попасть |попадет в яму| и в углубление, где мы лежим |на хвойной подстилке, то он разорвет нас на куски. Палатка стоит в овраге третий день. Немец бьет по оврагу ежедневно. Но ни одной дыры в палатке нет.|

— Ну что скажешь Федя? Где будем брать языка?

— Оборона полка висит над обрывом. Другого места для поиска нет.

В это время из штаба полка прибежал связной. Меня вызывают туда по срочному делу. Начальник штаба, увидев меня сказал, не здороваясь:

— Командир полка интересуется. Когда ты с разведчиками пойдешь на передовую в роты.

— Когда?

— Вот именно, когда?

— Я сейчас только что оттуда! А, что он собственно хочет от меня? Зачем я с разведчиками туда должен идти |ходить|? Что они должны делать в |стрелковой| роте?

— Как что?

— Вот именно, что? Сидеть под огнем и солдат сторожить? Мы с Рязанцевым были сегодня в траншее. Бьет, головы не поднимешь. Никак не пойму, что хочет от меня командир полка?

— Он сказал что офицеры штаба должны бывать в стрелковых ротах.

— И что же я там должен делать? |Дежурить там?| Мы с Рязанцевым были там.

— Не дежурить, а бывать ежедневно.

— Из офицеров штаба полка в ротах бываю |только| я. Если он хочет, чтобы я там сидел — пишите приказ. Только делами разведки я не буду заниматься |в это время. Этот пункт в приказе по полку должен быть отражен|.

— Ладно! Иди к себе! Я с командиром полка сам поговорю.

Я смотрю на карту и вспоминаю свой первый выход. На переднем крае перед нашей траншеей находится неширокая полоса старых хвойных деревьев. Она |оставлена людьми| … по самому краю крутого обрыва. За обрывом внизу лежит снежное поле, там немецкие землянки, пулеметные гнезда и рубленные блиндажи. Полоса деревьев загораживает нам обзор обороны противника. Здесь растут высокие мощные ели. Они своими корнями удерживают край обрыва |от разрушения. Выруби деревья, корни сгниют и крутой обрыв сползет на паханое поле|. Под обрывом проходит речушка. Зимой ее не видно, она засыпана снегом. |здесь вероятно находится заливной луг. Люди сберегли от вырубки эту зеленую гряду старых деревьев. Она, наверное, и сейчас удерживает гряду от сползания вниз.|

В Белоруссии |вообще| не много |просторных полей и| пахотной земля. Местность повсюду |сильно| пересеченная. Там отдельная роща, здесь кусты и высота, дальше овраг, снова бугор, ручей и болото. Выбьют наши немца с одного бугра, он перешел |перебежит| через болото и закрепился на другом |опять на| бугре. Так и воюем с бугра на бугор. Немцы везде на буграх, а мы снова |опять| торчим в низине.

Часть деревьев по краю обрыва наши солдаты успели свалить. Некоторые деревья пострадали от фугасных снарядов и тоже завалились. Но обрубить сучья солдаты не успели. Как только деревья стали валиться, немцы открыли бешеный огонь. Котлованы для землянок были отрыты, а накаты не были возведены. Вот и нарыли себе солдаты норы и лазы. Копать траншею среди завала и корней деревьев трудно. Сидеть в открытых окопах вблизи стволов деревьев во время обстрелов тоже опасно. Ударит снаряд |по сучьям или в ствол дерева| по стволу и все осколки веером разлетаются вниз. Вот почему наша передняя траншея |была отрыта на открытом месте| проходит на некотором расстоянии от полосы деревьев. Не успели славяне при подходе к рубежу закопаться в землю, как немец обрушил на них всю мощь своих батарей. Он бил, не считая |и не жалея| снарядов. Края вертикальных стенок траншеи быстро сползли. Траншея теперь походила на широкую канаву. |на каждую роту из двадцати солдат были отрыты землянки. Перекрытия над ними не то по лени, не то из-за обстрелов/отсутствия леса поставили из жердей. При прямом попадании жерди не спасли бы людей. Весь расчет был на то, что русский солдат проявит смекалку. Солдаты быстро сообразили как и куда нужно прятаться во время обстрелов, вот они себе и отрыли норы под мерзлым грунтом| Метр промерзшей, звенящей как цемент, земли выдерживал над головой любой силы удары. |Зайдешь в траншею, а из-под земли в передней стене темнеют разного вида лазы и норы. Как гнезда ласточек в обрыве у реки. Солдат уткнется туда и из-под земли видны поджатые ноги и согнутые спины| Бывали случаи, остановится кто в траншее, глянет вперед, назад, вроде нет никого. Расставит ноги, расстегнет ширинку, а из-под земли тут же сыпятся ругательства.