Демид. Пенталогия (СИ) - Андрей Вячеславович Плеханов

кровь текла по спине его через разорванную штормовку, а глаз заплывал багровой опухолью.

– Она очень сильная, – сказал он не оборачиваясь. – Дьявольски сильная. Это я сделал ее такой. Иногда деяния рук твоих восстают против тебя...

Он извлек из рюкзака бутылку водки. Зубами сорвал с горлышка серебристый колпачок и сделал большой глоток. А потом перевернул Леку на спину, открыл ей рот и влил туда водки. Лека заорала, поперхнулась, кашлянула и затихла.

Демид налил в ладонь водки и начал растирать тело девушки.

– Помоги, – повернулся он к Степану.

Степа плюхнулся на колени, суетливо, смущенно присоединился к Демиду. Сколько раз представлял себе Степан Елкин по ночам это обнаженное тело, совершенное, соблазнительное. Как он мечтал прикоснуться к этой белой коже, вдохнуть ее запах, такой нежный и волнующий, прижаться губами к теплому животу и начать медленное путешествие... А теперь тело ее было холодным, как мрамор, кожа была почти прозрачной и неприятно липкой. И запаха человеческого от нее не исходило. Скорее это был запах растения. Он напоминал аромат высушенного березового веника.

Кожа Леки постепенно приобретала розовый оттенок, становилась все более живой. Демид развязал веревку, и девушка без сознания распласталась по земле, раскинув ноги. Степа отвернулся. Наверное, Леке неприятно было бы знать, что он стоит вот так и может видеть все, что видеть не полагается, а она даже не может прикрыться...

Демид достал из рюкзака пакет с одеждой. Вытащил оттуда трусики и стал натягивать на Леку. Как на манекен. Как в передаче «Империя страсти». Степа иногда смотрел эту неприличную передачу по ночам, хотя, конечно, это и было греховно.

– Что с ней? – спросил он.

– Лентяйка она. Самой одеваться лень. – Демид пыхтел, пытаясь надеть на Леку джинсы и удержать при этом в вертикальном положении. – Помоги, чего стоишь-то?

Степа наклонился, подхватил девушку – бесчувственную большую куклу, норовящую свалиться наземь. Грудь Леки уткнулась ему в лицо, соском прямо в глаз. Степан стоял раскорячившись, держал девчонку за талию, боялся пошевелиться, чтоб не случилась с ним какая-нибудь неудобная неожиданность. Ширинка его едва не лопалась.

– Жениться тебе надо, Степан, – проворчал Демид, не отрываясь от своего дела. – Женись. Довольно плоть свою воздержанием истязать. Не думай, что Бог тебя вознаградит за мастурбацию больше, чем за живую любовь.

– С чего ты взял?..

– Знаю. Плоть, ведь она своего требует. Не только душа. Найди себе хорошую девчонку, добрую, теплую, веселую. Детей нарожайте. Это вроде бы по-христиански. А о Леке кончай вздыхать. Не пара она тебе. Никому она не пара.

– Что, уже списал ее из разряда живущих? – Степан начал приходить в ярость. – Загубишь ты девчонку со своими жестокими замашками. Ей сейчас врач нужен. В больницу ее положить надобно. Неделя, месяц – и будет она нормальным человеком.

– Был у нее врач. Если бы не он, может быть, так хреново все и не повернулось. – Демид завершил обряд одевания, опустил Леку на землю и прислонил ее к дереву в сидячем положении. – Все, Степан. Пожалуй, теперь все. Спасибо тебе за помощь.

– Подожди... – Степан так мечтал, что весь этот кошмар когда-нибудь закончится и он забудет о нем, а теперь вдруг опешил, испугался, что больше никогда не увидит их – странную парочку, Леку и Демида, ставших ему вдруг столь дорогими и нужными. – Подожди, Дема. Я что хочу сказать... вам нельзя сейчас одним оставаться, Дема. Вы ко мне идите. Я вас спрячу. Так спрячу, что ни одна живая душа не найдет. Ей нельзя сейчас в лесу оставаться. У нее пневмония, наверное. Это ее убьет...

– Ее уже убивали, – мрачно бросил Демид. – Ее очень непросто убить, поверь мне. Но дело сейчас не в этом. Мы, конечно, можем просидеть сейчас в твоем погребе месяц-два. Но время будет упущено. Оно не стоит на месте, это неугомонное время. Оно всегда куда-то спешит. И это убьет нас гораздо вернее и надежнее, чем что бы то ни было на свете. И не только нас. Равновесие уже нарушено, Степан. И если весы не будут выровнены, все полетит в тар-тарары.

Он махнул рукой.

– Демид!.. – Степан схватил его за плечо. – Скажи мне только одно, Демид! Ты знаешь, что делаешь?

– Я? – Демид глянул задумчиво. – Я, пожалуй, нет. Но ОН, мне кажется, знает. – Дема постучал пальцем по виску. – ТОТ, ЧТО У МЕНЯ ВНУТРИ, может быть, знает. Во всяком случае, я надеюсь.

– Демид... – Руки Степана искали что-то суетливо под воротником. – Я смотрю, креста у тебя на груди нет... Ты что, некрещеный?

– Крещеный. Мама у меня – человек очень верующий. Была. Да только не ношу вот крестика...

– Возьми! – Степа снимал с шеи крестик – простой, алюминиевый, на обычной веревочке. – Охранит тебя Бог...

– Нет! – Демид отвел руку Степана. – Нельзя мне сейчас крест. Обидеться они могут. И это возьми. – Он аккуратно стащил с шеи Леки серебряный крестик на цепочке. – Сохрани. Кончится все, может быть, и доведется кресты свои снова на шеи надеть. Грехи замолить...

Степан стоял оторопело, сжимал крестики в руке, шептал что-то беззвучно. Демид наклонился, обхватил Леку и закинул себе на плечи, как мешок с картошкой. Молча зашагал в утреннем тумане. И обернулся через несколько шагов. Улыбнулся.