Сан Феличе - Александр Дюма

Главарями, как помнит читатель, были Фра Дьяволо и Маммоне.

Они занимали нижний этаж дворца Стильяно.

Маммоне сидел за столом, на котором, как обычно, лежал свежеспиленный верх человеческого черепа, взятый у мертвого, а быть может, у умирающего и еще хранивший остатки мозга.

Разбойник сидел одинокий и угрюмый: никто не захотел разделить трапезу этого тигра.

В соседней комнате ужинал Фра Дьяволо. Рядом с ним, одетая в мужское платье, сидела та самая прекрасная Франческа, у которой он убил жениха и которая уже через неделю пришла к убийце в горы.

Посланца провели к Фра Дьяволо.

Он протянул главарю бандитов свое ружье и предложил вытащить доставленную им депешу.

Она действительно была адресована Фра Дьяволо будто бы от имени кардинала Руффо.

В ней содержался приказ знаменитому вожаку разбойников немедленно собрать всех его людей на мосту Магдалины; по словам его преосвященства, речь шла о ночной вылазке, которую доверить можно лишь такому выдающемуся человеку, как Фра Дьяволо.

Что касается Маммоне, чей отряд уменьшился вдвое, ему следовало отвести людей за Бурбонский музей и укрепиться там, а утром занять прежний пост.

Приказ был подписан кардиналом, а в приписке значилось, что нельзя терять ни минуты. Фра Дьяволо встал и отправился посоветоваться с Маммоне. Посланец пошел следом.

Как уже говорилось, Маммоне ужинал.

То ли он почувствовал недоверие к вновь прибывшему, то ли просто пожелал оказать честь кардиналу, только он наполнил вином череп, служивший ему чашей, и предложил посланцу выпить за здоровье кардинала Руффо.

Тот принял череп из рук сорского мельника, воскликнул «Да здравствует кардинал Руффо!» и, не выказывая ни малейшего отвращения, опустошил чашу одним глотком.

— Ладно, — проговорил Маммоне, — возвращайся к его преосвященству и скажи, что мы повинуемся.

Посланец вытер рот рукавом, вскинул ружье на плечо и вышел.

Маммоне покачал головой.

— Что-то не нравится мне этот малый, — сказал он.

— Правда, — подхватил Фра Дьяволо, — и выговор у него странный.

— Давай вернем его, — сказал Маммоне.

Оба бросились к дверям. Посланец уже поворачивал за угол переулка Сан Томмазо, но был еще виден.

— Эй! Друг! — крикнул Маммоне.

Тот обернулся.

— Вернись-ка на минуту, нам надо тебе кое-что сказать.

Посланный вернулся с превосходно разыгранным безразличием.

— К услугам вашей милости. В чем дело? — спросил он, поставив ногу на первую ступень дворца.

— Дело в том, что я хотел тебя спросить, из какой ты провинции родом?

— Из Базиликаты.

— Врешь! — вмешался случайно находившийся рядом матрос. — Ты генуэзец, как и я, узнаю тебя по выговору.

Матрос еще не договорил, как Маммоне выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил в несчастного патриота. Тот упал замертво.

Пуля пробила ему сердце.

— Снимите череп у этого предателя, наполните его кровью и принесите ко мне, — приказал Маммоне.

— Но один череп уже лежит на столе у вашей милости, — отвечал лаццароне, которому, вероятно, не пришлось по сердцу такое приказание.

— Выбрось старый и принеси новый. Даю клятву с этой минуты не пить дважды из одного.

Так умер один из самых пламенных патриотов 1799 года. Умер, оставив по себе только воспоминание. Имя его осталось неизвестным, и поиски, предпринятые автором этих строк, оказались безуспешными.

CLVII

ПОСЛЕДНЕЕ СРАЖЕНИЕ

Увидев, что человек, которого он знал и чей план одобрил, не возвращается, Мантонне понял, что посланный или схвачен, или убит.

Он предвидел такую возможность и был готов заменить неудавшуюся хитрость другой.

Он приказал, чтобы в верхнем конце улицы Инфраската шесть барабанов били сигнал к атаке, причем с таким пылом и энергией, словно за ними движется двадцатитысячная армия.

К тому же он велел бить не неаполитанский, а французский сигнал.

Конечно, Фра Дьяволо и Маммоне подумают, будто комендант форта Сант’Эльмо решился, наконец, на вылазку, и устремятся навстречу французам.

Все произошло именно так, как предполагал Мантонне: при первых же раскатах барабана Фра Дьяволо и Маммоне схватились за оружие.

Этот барабанный бой, эти зловещие звуки подтверждали, казалось, приказ кардинала.

Несомненно, в ожидании этой предвиденной им вылазки он и призвал к себе Фра Дьяволо и велел Маммоне укрепиться позади Бурбонского музея, расположенного напротив спуска улицы Инфраската.

— Ну-ну! — пробормотал, качая головой, Фра Дьяволо. — Ты, кажется, немного поторопился, Маммоне, и кардинал мог бы с полным основанием сказать тебе: «Каин, что ты сделал с братом своим?»

— Прежде всего генуэзец не может быть и никогда не будет мне братом.

— Ну, а если солгал не этот посланец, а генуэзский матрос?

— Что ж, тогда я заполучу еще один череп.

— Чей?

— Череп генуэзца.

Переговариваясь таким образом, оба главаря призвали своих людей к оружию и, сняв войска с улицы Толедо, побежали вместе с ними к Бурбонскому музею.

Мантонне услышал шум, увидел факелы; подобные блуждающим огням, они двигались над морем голов от монастыря Монте Оливето к подъему Студи.

Он понял, что пришел его час, и ринулся вниз по улице Таверна Пента и переулку Колонне Кариати на улицу Толедо. С помощью двух сотен людей он занял на улице Толедо то самое место, которое десятью минутами раньше занимали аванпосты Фра Дьяволо и Маммоне.

Республиканцы, не теряя времени, двинулись в сторону Дворцовой площади, так как общий сбор был назначен в конце Санта Лючии, у подножия Пиццофальконе, напротив Кастель делл’Ово.

Кастель делл’Ово действительно оказался бы центром военных действий, если бы патриоты из отряда Мантонне спустились вниз через Джардини и по улице Понте ди Кьяйа. Но, как мы видели, захват Джардини противником все изменил.

Так что не успел отряд Мантонне дойти до улицы Толедо, как республиканский пост на площади Святого Фердинанда, приняв их в темноте за санфедистов, открыл по ним огонь.

Несколько человек ответили на выстрелы, и патриоты уже начали было перестрелку между собою; но тут Мантонне бросился вперед один с криком: «Да здравствует Республика!»

Заслышав этот возглас, с энтузиазмом подхваченный с обеих сторон, патриоты с баррикад и патриоты из монастыря святого Мартина кинулись в объятия друг к другу.

К счастью, невзирая на полсотни ружейных выстрелов, только один человек был убит и еще двое легко ранены.

Сорок защитников баррикад потребовали разрешения присоединиться к экспедиции, и под одобрительные крики были тотчас приняты в отряд Мантонне.