Сан Феличе - Александр Дюма

— Вот видите, всего-навсего сорок одна тысяча франков, даже меньше, чем я вам говорил.

— Какой же вывод должен я сделать из слов вашего преосвященства?

— Тот вывод, сударь, — отвечал кардинал, приподнимаясь на локте и презрительно глядя на посланца, — что, будучи честным человеком, а это бесспорно, иначе в моем распоряжении уже давно была бы сумма в двадцать раз больше требуемой, — итак, как честный человек, я не могу вести переговоры с негодяем, подобным господину полковнику Межану. Но если бы у меня и была надобная ему сумма, я ответил бы то же самое. Я веду войну против французов и неаполитанцев при помощи пороха, железа и свинца, а не при помощи золота. Передайте этот ответ коменданту форта Сант’Эльмо вместе с выражением моего презрения.

И кардинал пальцем указал посланному на дверь.

— Не будите меня больше по пустякам, — приказал он и, опустившись на подушки, повернулся к стене.

Посланец вернулся в форт Сант’Эльмо и передал полковнику Межану ответ кардинала.

— Черт возьми, — проворчал тот. — Прямо как назло! Натолкнуться на честных людей сразу и у республиканцев и у санфедистов! Решительно, мне не везет.

CLV

ПАДЕНИЕ СВЯТОГО ЯНУАРИЯ — ТОРЖЕСТВО СВЯТОГО АНТОНИЯ

На рассвете следующего дня — иными словами, утром 15 июня, санфедисты заметили, что республиканские аванпосты сняты, и выслали вперед разведывательные отряды. Те сначала действовали робко, подозревая какую-то ловушку, но постепенно осмелели.

Действительно, за ночь Сальвато успел установить четыре артиллерийские батареи: одну — на углу дворца Кьятамоне, откуда простреливалась вся улица Кьятамоне, доступная также и для орудий Кастель делл’Ово; вторую — за воздвигнутым наспех укреплением между улицей Нардонез и церковью святого Фердинанда; третью — на улице Медина и четвертую — между портом Пикколо (сегодня таможней) и Иммаколателлой.

Так что едва санфедисты добрались до улицы Кончеционе, едва они появились в конце улицы Монтеоливето и достигли улицы Нуова, как сразу с трех сторон загремела канонада и они поняли, что жестоко ошиблись, вообразив, будто республиканцы уступили.

Санфедисты отошли туда, где им не грозили метательные снаряды, укрылись на поперечных улицах, куда не могли попасть ядра и картечь.

Все же город на три четверти был в их руках: они могли вволю грабить, поджигать, разрушать дома патриотов, убивать, душить, поджаривать и пожирать их владельцев.

Но странная неожиданность: ярость лаццарони прежде всего обратилась против святого Януария.

На Старом рынке, напротив лавки раненого Беккайо, собралось нечто вроде военного суда с участием самого живодера, чтобы судить святого.

Для начала толпа запрудила его церковь, несмотря на сопротивление каноников, которых сбили с ног и топтали башмаками.

Затем разнесли двери ризницы, где под замком хранился бюст покровителя Неаполя вместе с бюстами других святых, составляющих его свиту. Кто-то непочтительно схватил святого в охапку, вытащил из церкви и под вопли «Долой святого Януария!» водворил на каменную тумбу на углу улицы Сант’Элиджо.

С большим трудом удалось отговорить чернь от намерения забросать бюст святого камнями.

Но, пока толпа ломилась в церковь, явился человек, который благодаря своему весу в глазах простонародья и известности в бедных кварталах Неаполя имел большое влияние на лаццарони.

Этот был фра Пачифико.

В бытность свою матросом фра Пачифико несколько раз наблюдал на борту своего корабля военный суд. Он знал, как он проходит, и придал судилищу видимость порядка.

Послали в Викариа, добыли там пять судейских одеяний и две адвокатские мантии, и процесс начался.

Один адвокат выступал в роли общественного обвинителя, другой — в роли официального защитника.

Святого Януария допросили по всем правилам.

Потребовали от него назвать свое имя, фамилию, возраст, сословную принадлежность, рассказать, за какие заслуги удостоен он был столь высокого положения.

За святого отвечал его защитник, и, надо сказать, отвечал куда добросовестнее, чем это делают обычно адвокаты. Он высоко оценил героическую смерть святого, его отеческую любовь к Неаполю, его чудеса: не только превращение крови, но и то, что по его молитвам паралитики бросали свои костыли; упавшие с шестого этажа вставали на ноги целыми и невредимыми; застигнутые бурей суда благополучно возвращались в гавань; Везувий угасал от одного его присутствия при извержении; наконец, австрийцы были разбиты при Веллетри вследствие обета, данного Карлом III, пока он прятался в печи.

Но, к несчастью для святого Януария, его поведение, столь примерное в прошлом, сделалось непонятным и двусмысленным с того момента, как в город вошли французы. Чудо, сотворенное в час, заранее назначенный генералом Шампионне, и все другие чудеса, совершенные в пользу Республики, были серьезной провинностью со стороны святого, и тут ему трудно было оправдаться.

Он пытался возражать, что Шампионне прибегнул к запугиванию, в ризнице находились адъютант и двадцать пять гусаров, наконец, ему угрожали расправой, если чудо не свершится.

На это ему ответили, что святому, уже однажды претерпевшему мученичество, не следовало так легко поддаваться запугиванию.

Но Януарий с величайшим достоинством возразил, что опасался он не за себя, ибо положение блаженного делало его неуязвимым и укрывало от любых покушений, а за дражайших своих каноников, которые питали гораздо меньшую склонность к мученическому концу; что их страх перед пистолетом посланца французского генерала был столь велик, а молитвы их столь ревностны, что он, святой, не мог устоять; однако, если бы он увидел, что каноники расположены принять венец мучеников, никакая сила не заставила бы его совершить чудо, принуждать же их он не смел.

Само собой разумеется, все эти доводы были победоносно разбиты обвинителем, так что в конце концов его противник вынужден был умолкнуть.

После бурных дебатов приступили к голосованию, и святой Януарий был разжалован; более того, его присудили к потоплению в море.

Затем заседание продолжилось. Под дружные крики на место покровителя города выдвинули святого Антония, который, раскрыв «заговор веревок», отнял у Януария остаток его популярности. Итак, Антония возвели в ранг святого покровителя Неаполя.

В 1793 году Франция низложила самого Господа Бога; почему бы Неаполю в 1799 году не свергнуть святого Януария?

Его бюст обвязали веревкой вокруг шеи, проволокли по всем улицам, а затем потащили в ставку кардинала; тот утвердил вынесенный приговор, объявил святого Януария лишенным высокого чина верховного командующего войсками королевства и от имени короля наложил секвестр на его сокровища и все его имущество; его преемником кардинал признал святого Антония и даже — что доказывало причастность его преосвященства к свершившемуся перевороту — вручил толпе лаццарони огромную хоругвь с изображением святого Януария, которого преследует святой Антоний, вооружившийся розгами.