Дети города-героя - Ю. Бродицкая

Двигайся! Действуй! Бодрись!..

Тихонько вздохнув, она вылезала из теплой постели. Поднимала Олю. Брала санки. И отправлялись девочки в трудный путь за водой.

Когда Гале впервые пришлось отправиться с ведром на Неву, она думала о воде только для себя и для Оли. Но получилось у нее все по-другому. Не успела она с сестрой дотянуть свои санки от Невы до проспекта Обуховской обороны, как увидела на проспекте колонну солдат. Шли они с передовой, от Колпина. Шли медленно, едва передвигая ноги, а лица у них были такие почерневшие от мороза, от усталости и голода, что Галя вдруг, неожиданно для самой себя, крикнула:

— Воды хотите? Попейте воды, дядечки…

Один из них остановился. Поднял голову. Зачерпнул нерешительно воду. Выпил с жадностью. Пошарил в карманах в надежде отблагодарить Галю хоть хлебной коркой. Не нашел ничего. Сказал: «Спасибо, дочки!» — И поплелся дальше. А девочек обступили уже другие бойцы, и через миг ведро опустело.

С той поры у проспекта Обуховской обороны часто можно было встретить двух девочек с санками, на которых стояло наполненное студеной невской водой ведро. В любую погоду ждали они на обочине бойцов, шедших с фронта и на фронт. И радушно предлагали:

— Кому воды, дядечки? Кому воды?..

Чтобы пополнить свои запасы, сестрам приходилось порой снова проделывать трудный путь к Неве. Тогда в голове у Гали мелькала иной раз крамольная мысль: «Может, не ходить сегодня? Может, обойтись до завтра?» Но Галя тут же гнала эту мысль прочь. Нет! Без воды им никак нельзя. Ей нельзя, Оле, старикам…

Старики, о которых думала Галя, вошли в ее жизнь так же случайно, как бойцы, путь которых с фронта и на фронт лежал по проспекту Обуховской обороны.

Как-то Галя увидела; из соседнего подъезда, держась рукой за стенку, вышла во двор худенькая, легкая от голода как былинка, старая женщина и стала наполнять снегом маленькую кастрюльку.

— Умываться? — робко спросила у нее Галя. И, услышав в ответ: «Старика попоить надо», ужаснулась. Такой грязный снег. От такого и умереть недолго. Но когда помогла женщине подняться в квартиру, пеняла: другого выхода у той не было. Сыновья на фронте. Соседи уехали с последним эшелоном. А двое ослабевших от голода стариков… Ну что оставалось им делать. Жена добиралась еще до двора, а муж… тот лежал не вставая.

И Галя, пересиливая себя, поворачивала санки к Неве. Вернуться домой без воды она не могла…

* * *

…Для большинства ребят, переживших в Ленинграде первую блокадную зиму, учебный год начался лишь весной и продолжался недолго. За зиму ребята изголодались, ослабли. Следовало воспользоваться летним теплом, вывезти младших в пионерские лагеря на свежий воздух. Старшим отдыхать было некогда. Рассчитывать на овощи с Большой земли ленинградцам не приходилось, а овощи нужны были Ленинграду так же, как снаряды. Картофель и турнепс равноправно входили в арсенал оружия, которым город охраняли от врага. Старшие школьники, мобилизованные Исполкомом Ленинградского Совета, уезжали в пригородные совхозы.

Галин класс отправляли в лагерь. Но Галя так настойчиво добивалась, чтобы ее послали не отдыхать, а работать, что директор школы уступил.

В совхозе школьников разбили на рабочие звенья. Звено, в которое вошла Галя, состояло из семиклассниц. Но так получилось, что старшей над ними стала она, ученица шестого класса Галя Беленкова.

Что такое овощи для Ленинграда, школьники понимали не хуже взрослых и работали на полях не разгибая спины. И все-таки угнаться за Галей удавалось немногим. Худенькая, хрупкая, казавшаяся на вид младше своих лет, она выполняла в день больше нормы взрослого. С виду в ее работе не было ничего особого. Просто она безошибочно научилась отличать сорняки от слабых ростков турнепса, полола не одной рукой, как большинство школьниц, а двумя одновременно, работала неторопливо, но сосредоточенно, ни на минуту не отрываясь от полосы.

…Ранней осенью, когда работа в совхозе подходила уже к концу (турнепс выкапывали и собирались отправлять в заводские столовые, детские сады, госпитали и воинские части), Галю вызвали из совхоза в город. Ее попросили рассказать по радио ленинградцам, какой чудесный подарок приготовили им они, ленинградские школьники.

Утро в день Галиного выступления выдалось на редкость спокойным — ни бомбежек, ни обстрелов. До центра города Галя добралась без единой помехи. И как только передача закончилась, заторопилась обратно в совхоз.

Трамваем доехала она до Володарского моста. Дальше, через мост и до самого совхоза, за 5-ю ГЭС, никакой транспорт не шел. Было солнечно, жарко. Галя устала и последний отрезок пути шла едва передвигая ноги. Но когда пришла в поселок, где размещалась контора совхоза, и увидела перед конторой машину «Скорой помощи», забыла об усталости и бросилась вперед. Перед ней расступились. В машине лежали девочки из ее звена. У одной в бинтах все лицо. Другая — без ноги.

Девочек увезли в госпиталь, а Галя была безутешна. Ей казалось, что, если бы она в тот день не уехала, все сложилось бы по-иному. Окружающие резонно говорили ей: «Ну, а если бы ты осталась, что тогда? Вражеский снаряд изменил бы направление?..» Разумом Галя понимала их правоту. И все-таки чувство вины не покидало ее. Ведь она звеньевая. Командир…

Лето сорок третьего Галя тоже провела в совхозе. Совхоз этот находился еще ближе к фронту, чем тот, в котором она была прошлым летом, и школьникам приходилось еще труднее. Не из-за работы, нет. Работа тогда никого не пугала. Но фашисты!.. В то лето они начинали обстрел, когда город едва только просыпался, и заканчивали поздней ночью. По коротким передышкам можно было определить: сейчас у вражеских артиллеристов завтрак, теперь — обед, ужин… Работать в минуты затишья — значило тогда вообще не работать, и школьники, как все ленинградцы, привыкли «не замечать» обстрела. Не замечала его и Галя. Даже в тот раз, когда рваный, зазубренный кусочек металла — осколок снаряда, который она хранит до сих пор, — отклонился от ее головы на какой-нибудь миллиметр, Галя, подобрав его совсем горячим, продолжала трудиться.

…В совхозе провела Галя и лето сорок четвертого года. Но так уж сложилось, что самым памятным осталось для нее все-таки именно первое блокадное лето. Почему? Может быть, потому, что пришло оно сразу после мрачной и страшной блокадной зимы. Или потому, что за работу тем летом ей, Гале Беленковой, вручили большую награду — медаль «За оборону Ленинграда». А может, еще потому, что именно в тот год ее, четырнадцатилетнюю девчонку, здесь же в совхозе приняли в комсомол…

* * *

…Школа, где училась Галя, была