Развод. Ты предал нашу семью (СИ) - Арская Арина

— Бесит, — Арс неожиданно скрипит зубами. — Бесит, что бывает вот так.

— Бывает по-разному, — слабо улыбаюсь я. — Жизнь вообще не бывает легкой. И раз ты у нас по классике заморочился, то и на страницах книг увидишь, что во все времена люди жили непросто. И часто ошибались.

— У меня на очереди “преступление и наказание”, — он расплывается в улыбке. — осталось убедить Марка, что это детектив с триллером.

— Он же сам к тебе подлезет, когда ты начнешь увлеченно читать…

— Так неинтересно, — Арс смеется.

— Только для Аленки, я думаю, “преступление и наказание” рановато слушать, — вздыхаю я.

— Там жесткач, да? — глаза Арс загораются предвкушением.

— Да, — кладу руку на живот, который начинает активничать, уловив в голосе Арс живой интерес. — И я тебе серьезно говорю, Аленке рано. Я бы, наверное, рекомендовала эту книгу читать уже тогда, когда взрослый.

— Любопытно, — Арс щурится.

— А, может, вы просто в приставку, как обычно, будете рубиться?

— Теперь я точно прочитаю эту книгу.

— Она сложная.

— А я тоже непростой.

Откидываюсь на спинку стула и смеюсь:

— Это точно, — выдерживаю паузу и шепчу, — я люблю тебя.

— Конечно, я же первенец, — Арс скалится в улыбке.

— С остальными не так было страшно, как с тобой, — шепчу я. — Каким ты маленьким был, Арс. Даже не верится.

— Мам…

— Ну, правда, — развожу руки в стороны. — Вот таким был. Представляешь? Беззубый, крохотный и громкий.

— И сейчас ты еще обязательно расскажешь, как однажды снял подгузник и все размазал по стенам? — вздыхает он.

— Папа так тогда ласково матерился, — смеюсь я. — Ты рядом сидишь и хохочешь, а он стены моет и тихо воркует маты.

— Я этого не помню, поэтому мне нестыдно, — скрещивает руки на груди.

— А теперь ты классику читаешь.

Арс все равно неловко краснеет и ноздри раздувает.

— Видишь, счастье оно тоже бывает разным, — ласково улыбаюсь я. — Марк вот горшки переворачивал. Перевернет и деловой уходит, а ты тяжело так вздыхаешь и провожаешь снисходительным взглядом.

— А вот тут… что-то такое помню, — Арс хмурится и в следующую секунду мы смеемся.

Громко и безудержно, и у меня в животе от радости тоже толкаются и пинаются.

— Я тоже тебя люблю, — шепчет Арс через минуту.

— А я могу рассчитывать на обнимашки?

— Не знаю, — Арс хмыкает. — Я же подросток.

— Я не настаиваю и уважаю твою ранимую подростковую душу, — смахиваю слезы смеха со щек.

Арс встает, обходит стол и удивленно вскидываю бровь:

— Серьезно? Будут обнимашки?

— Будут, ага, — опять на него накатывает неловкость, и он шмыгает.

Я встаю, притягиваю к себе Арса, который неуклюже обнимает меня.

— Я тебя люблю, — шепчу я, и на глаза наворачиваются слезы. — И очень горжусь тобой. Ты нас с папой очень поддержал и помог нам. Я так рада, что ты есть у меня. Мой старшенький… — отстраняюсь, обхватываю его лицо и говорю, — мое солнышко.

— Ой все! — он фыркает под мой смех, отшатывается и торопливо ретируется. — Я ушел!

— Все равно солнышко! — кричу ему вслед.

— Да, я солнышко! — летит со второго этажа голос Аленки и топот ног. — Арс! Ты куда?!

— Щекотать одно маленькое солнышко…

Визг, смех, беготня на втором этаже, и я закрываю глаза, прислушиваясь к этим громким звукам жизни.

Я сохраню их. Это наша с Глебом награда.

Глава 53. Хорошо сидим

— Хорошо сидим, — Юра прерывает напряженное молчание и постукивает пальцами по подлокотнику кресла. — Такие все тихие… — замолкает, когда Ярик переводит на него тяжелый взгляд.

Сидим мы все в комнате отдыха одной частной клиники. До нас долетают крики Надежды, от которых мне дурно и холодно.

Люба сейчас с ней.

И я думать не хочу, что сейчас она чувствует и переживает.

— Да, ладно, — Юра вздыхает, — может, анекдоты потравим.

— Тебе разве для этого нужно разрешение? — спрашивает Глеб, и я внимательно прислушиваюсь к его голосу.

Да, есть в нем напряжение, но волнения не слышу.

Зато меня напрягает Ярик, который периодически кидает на моего мужа обеспокоенные взгляды.

— Ну хорош, — вздыхает Глеб, когда Ярик в очередной раз смотрит на него. — Выдыхай.

— Я не могу выдохнуть, — Юра цокает, — а я тут вообще ни при чем.

— Ты вообще зачем приперся?

— Друга своего поддержать, — Юра пожимает плечами. — И как я могу пропустить такое. Серьезно. Одна из самых непростых ситуаций, которые только можно придумать.

— Ты поможешь мне его вынести отсюда и закопать? — Ярик откидывается назад.

— С удовольствием, — кивает Глеб.

— Думаете, справитесь? — Юра скалится в улыбке. — Я тяжелый.

— Справимся, — Ярик и Глеб пристально смотрят на Юру.

— Я найду себе нового лучшего друга, — Юра закатывает глаза. — Есть уже на примете один.

— Аллилуйя, — Глеб закидывает ногу на ногу.

— И вы ему в подметки не годитесь, — Юра хмыкает.

— Да бог с ним, — Ярик отмахивается.

— С женой развелся, потому что под сраку лет якобы ее разлюбил, — Юра вытягивает ноги. — Дочери-тройняшки, вместе со школы… Воронин.

И смотрит на Глеба, который удивленно вскидывает бровь.

— Знаешь его?

— Да он меня однажды отмудохал… — Глеб медленно моргает. — Я был на четвертом курсе, он на втором… Отбитый на голову.

— Да, — Юра расплывается в улыбке. — Таким и остался. Вот он чо… Вот почему вы друг друга игнорируете. Сильно отмудохал?

— Если я его до сих пор терпеть не могу, то, наверное, сильно, — Глеб хмурится, молчит и продолжает, — но я тоже тогда был хорош. Докопался не до того.

— А дальше?

— Не дружи с ним, — Глеб скрещивает руки на груди.

— Он мне нравится.

— Надеюсь, тебе понравится, когда ты при культурном и спокойном разговоре по харе получишь, — Глеб поскрипывает зубами. — И жену я его помню. Тихая, мать его, отличница, которая всегда в сторонке ждала его после драк.

— Вот, — Юра разочарованно пожимает плечами, — развелись. А про культурное общение, Глебушка… Знаю я твое культурное общение. Угроза за угрозой. А он такое не любит, это да. Я с ним очень осторожно общаюсь. Так что, не вы будете со мной дружить, то я к нему переметнусь.

— Кто такой Воронин? — шепотом спрашиваю я.

— Выскочка, — шипит Глеб. — Гопота.

Юра улыбается еще шире.

— Нет, — Юра качает головой. — Гопота сливается, а этот не слился. И прежде чем в рожу дать либо долго взвешивает все за и против, либо просто сразу кидается, когда стоит вопрос жизни и смерти. Предположу, что с тобой, Глеб, он долго думал.

— Давайте сменим тему, — Глеб кривится, — мне не нравится обсуждать, как один придурок разбил мне нос. Сука, и быстрый такой был. Я даже не сразу понял, что происходит.

— Ты, поди, ушел в самолюбование, какой ты опасный, — Юра смеется.

— Да, было дело, — Глеб запрокидывает голову и растекается по дивану. — Он тощий и какой-то угловатый, и я был уверен, что я тут альфа-студент.

— Не хочешь отыграться?

Глеб смотрит на Юру, и тот потирает руки:

— Реванш?

— Никаких дел с ним не буду иметь. От него не знаешь, чего ждать. Даже ты более предсказуемый, Юр, а этот… Нет, спасибо. Жаль, что развелся, потому что…

— Точно крышу сорвет? — Юра аж задерживает дыхание.

— Да.

— Я знаю ребят, которые у него работают, — Ярик зевает. — Там у них своя атмосфера. Никаких разговоров не по делу.

— Ах ты, — Юра разворачивается к нему. — Так Воронин у тебя тоже был в кандидатах, у кого поработать? Вот же черт!

— Он бы меня не взял, — Ярик вздыхает. — Я люблю разговоры.

Глеб переводит на него возмущенный взгляд:

— Ярик. Замолчи. Только не Воронин. Этого я бы тебе не простил.

— Тихо, — я вскидываю руку, когда понимаю, что крики Надежды стихли. — Тихо…

Сквозь густую тишину к нам летят обрывки детского плача, и Ярик вскакивает на ноги. Распахивает дверь, вылетает в коридор, и Юра кричит, подхватив с пола белый непрозрачный полиэтиленовый пакет: