Сердце дракона, или Путешествие с Печенюшкиным - Сергей Белоусов

Несмотря на всю симпатию, проявляемую подростком-драконом к сестренке, трудно было не заметить его чувств к другой особе, скрываемых тщательно и безуспешно. Подружка Тыщенции, беззаботная Ноэми -- Принцесса Ветров в один миг покорила сердце Мурлыки Дракошкиуса, сама этого не заметив.

Мечтательной Ноэми нравился пушистый трехголовый великан, такой внимательный и неуклюжий. Никогда не имевшая старшего брата, она даже завидовала Тыщенции. Но охотно проводя время в компании с Мурлыкой, девочка от расставания до новой встречи почти не вспоминала о нем.

В ту пору, когда молодому Дракошкиусу исполнилось восемнадцать, Тыщенции и ее ровеснице Ноэми оставалось провести в пансионе еще около года.

Базилевс получил у феи Камиллы разрешение забрать обеих девочек с собой на выходные. Именинник прислал каждой персональное приглашение в стихах, написанное на роскошной бумаге каллиграфическим почерком со множеством завитушек. Пансионерки собрались мигом, радуясь еще и возможности ненадолго сменить обстановку.

Примерно половину расстояния до Новоколдуново девочки летели на драконе, потом, чтобы размяться, принялись и сами резвиться в воздухе. Ноэми, не слишком искушенная в магии, обернулась лебедем -- только в эту птицу она умела хорошо превращаться. Тыщенция то вырывалась вперед, то отставала, играя, то кружилась над подругой, как бы нападая на нее в шутку и ежеминутно меняя облик. Она становилась беркутом, соколом, кречетом, орлом, даже уродливым грифом. Потом баловство наскучило ей, и в образе крылатой персидской кошечки девочка вновь опустилась на широкую спину дракона, сладко продремав там до самого конца пути...

Когда празднество закончилось и гости частью разъехались, частью отправились спать в отведенные им покои, Базилевс с племянником прошли в комнату Мурлыки, заваленную подарками. Там полководец и вручил имениннику самое ценное, чем обладал -- созданный им для уничтожения зла магический предмет.

Надо сказать, что первую часть проклятья Горгульи, слова ее о королевском подарке Базилевса, который племянник его сможет использовать лишь после своей смерти, все бывшие тогда в зале, включая самого дракона, начисто забыли, едва колдунья исчезла. Очевидно, Горгулья, смотревшая далеко вперед, так и задумала.

Базилевс, делая свой подарок, искренне желал, чтобы Мурлыка Дракошкиус завершил дело, начатое им, и прославился в веках. Он рассчитывал на помощь Мурлыки в обнаружении источника зла -- новая сеть, которую дракон наде-ялся изготовить и раскинуть по стране, как не

когда раньше, никак не сплеталась в одиночку.

Дядя рассказал племяннику все, что знал сам, объяснил, как воспользоваться подаренной вещью, и несколько раз повторил чудесное заклинание -- ключ к предмету -- пока именинник не затвердил его наизусть.

Убрав подарок, растроганный и взволнованный Мурлыка распахнул лапы, дабы обнять Базилевса, и внезапно застыл на месте. На всех его трех физиономиях проступили недоумение и растерянность.

Шерсть непобедимого полководца встала дыбом. Отвратительное, безумное ощущение, что кто-то, подняв верхушки его голов, как крышки сахарниц, старательно и грубо водит мокрой тряпкой по мозговым полушариям, возникло на миг и тут же пропало. Но пропало не только оно одно.

Базилевс НЕ ПОМНИЛ, что представляла из себя вещь, подаренная племяннику! Он НЕ ПОМНИЛ, как с ней надлежало обращаться!! И, наконец, магическое заклинание, им же изобретенное, без знания которого подарок был лишь незначительной безделушкой, он тоже НЕ ПОМНИЛ!!!

Судя по выражению физиономий Мурлыки, он испытывал сейчас те же самые чувства.

Зато только теперь, спустя восемнадцать лет, в головах Базилевса отчетливо всплыло начало проклятия Горгульи...

Всю ночь дядя и племянник обыскивали комнату, дружно высказываясь по поводу ее огромных размеров. Здесь находилось множество подарков, которые Мурлыка не успел еще даже рассмотреть, и любой из них мог оказаться магическим изделием Базилевса. Да и имели ли поиски смысл? Ведь заклинание было утрачено.

Загадочную фразу колдуньи о том, что молодой Дракошкиус сможет воспользоваться подарком после смерти, оба родственника расшифровать не смогли и сговорились считать ее просто издевкой. Пока. Чтобы окончательно не сойти с ума от непосильных раздумий.

Базилевс не находил себе места оттого, что загубил многолетнюю работу и второй раз испортил именины племяннику. Мурлыка утешал его, уверял, что в тесном союзе они снова примутся за борьбу с силами мрака и уж на этот раз обязательно добьются успеха. Молодым всегда кажется, что от удара их богатырским плечом развалится любое препятствие...

Дружба Ноэми и Тыщенции, хоть и начала давать трещины, все же продолжалась весь последний год перед выпуском из пансиона. На взгляд Принцессы Ветров подруга ее была чересчур требовательной и ревнивой. Она считала Ноэми своей собственностью, не позволяя ей сближаться с другими воспитанницами.

Весной, во время цветения яблонь, Принцесса Ветров все дни напролет мечтательно бродила одна в старом саду на задах пансиона, вдыхала тонкие запахи цветов и грезила наяву, никого не желая видеть.

Тыщенция, мягко отвергаемая подругой, бывала в эту пору особенно зла и раздражительна.

Вообще весной в пансионе и вокруг часто происходило что-нибудь неприятное. Хищные зверьки разоряли птичьи гнезда под крышей. Кожа у многих девочек от первого яркого солнца покрывалась густой малиновой сыпью. Дождь с градом обрушивался на яблоневый сад, и лепестки осыпались раньше времени. Половицы в доме немилосердно скрипели, и ни с того ни с сего во всех кранах надолго пропадала вода...

Яблони отцветали и Ноэми вновь становилась неразлучна с Тыщенцией, прося у нее прощения за недолгое чудесное забытье. Лучшей спутницы все равно не находилось. Почему-то те девочки, с которыми Принцесса Ветров хотела бы дружить, не задерживались у феи Камиллы, покидая пансион по разным причинам. То климат оказывался неподходящим, то дома что-либо случалось, то пропадали внезапно способности к языкам, и родители переводили детей в другие школы.

Но вот обучение закончилось, Тыщенция и Ноэми получили дипломы и всю ночь вместе с другими выпускницами танцевали на прощальном балу. Расставаясь, они поклялись видеться часто, тем более, что Замок Ветров, где жила Ноэми, находился близ Новоколдуново, недалеко от поместья брата Дракошкиуса Базилевса.

Тыщенция Кувырк вернулась домой шестнадцатилетней девушкой. Приемный отец ее был счастлив, не видя того, что постепенно заметили домочадцы --характер их юной госпожи несравненно ухудшился. Она подолгу беспричинно молчала, глядя на всех исподлобья своими прекрасными, ежевичного цвета глазами, в которых проступали тогда красноватые искорки, часто и незаслуженно бранила слуг, а раз даже дала пощечину своей старой няне.

Дошло до того, что обитатели замка облегченно вздыхали, когда Тыщенция улетала к Ноэми погостить.

Базилевс ничего не подозревал. Вместе с племянником он напряженно работал, пытаясь снова отыскать лекарство от зла. Раздосадованный цепью неудач, дракон мало что замечал вокруг. Брат его дрался на Севере -- оттуда наступали на Фантазилью живые льды. Более серьезная, чем ожидали, опасность заставила и Мурлыку Дракошкиуса вылететь на подмогу отцу. Базилевс тоже рвался в бой, зная, что его опыт наверняка ускорит победу. Надо было только завершить очередную серию исследований...

Когда за ужином слуги донесли хозяину о том, что в Портфее объявилась молодая прорицательница по имени Свистония, дракон пожелал увидеться с ней. Немало прожив на земле, он знал, что свет на запутанные проблемы проливается иногда из самых неожиданных мест. Молва о чудесном даре сивиллы могла оказаться правдой, а вопросов у Базилевса хватало.

Тыщенции не было дома. Несколько дней назад она отбыла к любимой подруге, собираясь заодно навестить тосковавшую без мужа и сына матушку Мурлыки Дракошкиуса. Свистонию, согласившуюся встретиться с Базилевсом, он принимал один.

Юную провидицу дракон представлял иначе. Перед ним оказалась типичная горожанка -- опрятная, спокойная, миловидная, в простом скромном платье, с русой косой, собранной венцом вокруг головы, и ясным добрым взглядом. На первые незначительные вопросы она отвечала тихо, как бы стесняясь, однако сообщала такие подробности о детстве и юности Базилевса, которые, кроме его самого, не мог знать никто. Постепенно дракон проникся к сивилле доверием и -- слово за слово -- неожиданно для себя рассказал ей всю историю о проклятье Горгульи...

Базилевс, говоривший более двух часов без перерыва, прихлебывая лишь время от времени подносимое китайцем питье, неожиданно замолк. Старый дракон дышал учащенно, глаза его полузакрылись, и слышно стало, как в груди глухо тукает сердце.

Тюнь-Пунь вскочил на ноги.