Журнал Наш Современник №1 (2002) - Журнал Наш Современник

Какие меры следует принять министерству образования, если школьники последних выпусков не могут решить задачи по математике, с которыми в 60-х и 70-х годах управлялись не только абитуриенты технических вузов, но и убежденные гуманитарии? И почему в наше время люди с полным средним образованием демонстрируют такое неумение грамотно писать и грамотно говорить, что и в МГУ, и в ряде других высших учебных заведений пришлось ввести на первых курсах не только гуманитарных факультетов практические занятия по орфографии и пунктуации?

В октябре 2001 года ученые, собравшиеся в Математическом институте РАН имени В. А. Стеклова, обсуждали положение дел в образовании и говорили прежде всего о снижении качества преподавания математики, но не только о ней. В современной школе фундаментальные дисциплины отходят на второй план, их теснят так называемые коммуникативные предметы, вроде “основ безопасности жизнедеятельности”. Академик В. И. Арнольд, знакомый с новой американской образовательной программой, привел в качестве примера, что в США теперь решили требовать от школьника умения делить 111 на 3 без компьютера. Раньше штатовские школьники не могли произвести такое арифметическое действие ни в уме, ни ручкой на бумаге. Похоже, сказал академик В. И. Арнольд, что и в России собираются низвести преподавание математики до такого же уровня.

Математики выразили недовольство и уровнем преподавания гуманитарных предметов. Необходимо восстановление в школе фундаментальности и гуманитарности, чтобы школа перестала быть каким-то конвейером знаний, когда дети в погоне за второстепенным не успевают усваивать главное.

 

Условия задачи

Президент Российской академии наук, академик Ю. С. Осипов не смог решить задачу для 9-го класса. У Ю. С. Осипова дочь училась в 9-м классе. И добро бы он был историком или филологом. Но президент Академии — математик. А решения он не нашел (и не должен был найти, по его определению), потому что некоторые задачи для девятиклассников нелепы. Они составлены по известной системе: сколько мудрецов не могут ответить на один дурацкий вопрос. Но хорошо, президент Академии обнаружил нерешаемость задачи и успокоил дочь. А во скольких семьях безуспешно маются и приходят к выводу, что и задачи стали слишком трудными, и дети отупели от перегрузок.

“Хорошо, если учитель сильный, тогда еще можно исправить недостатки учебников, — сказал академик Ю. С. Осипов. — И если мы задумываемся о будущем науки, о будущем страны, то положение надо экстренно исправлять” (“Деловой вторник”, 07.07.1998).

“Экстренно исправлять...” — сказано было в 1998 году. А еще с 1997 года нам предлагают принять на веру исходные данные задачи по дальнейшему изменению содержания образования: будто бы 50 процентов российских школьников не усваивают 50 процентов школьной программы. Но откуда взялись эти 50 и 50? Насколько они точны? Политические подмены цифр — тема, исследованная Вадимом Кожиновым в “Загадочных страницах истории XX века”, но то же происходит и в наше время с рейтингами, опросами, с теми цифрами, которые используют, чтобы провести нужное решение — например, про всего лишь 2 процента земли на продажу.

Цифры 50 и 50 я услышала впервые со ссылкой на некую независимую экспертизу, проведенную зарубежными высококлассными специалистами. Конечно, что значит “независимые”, мы за последние годы узнали получше. И довольно трудно поверить в точность вычислений, если речь идет о том, что школьники помнят и знают из пройденного на уроках и что у них в одно ухо вошло и в другое вышло. А если экспертиза заключалась в подобранных “высококлассными специалистами” тестах и задачах, не имеющих решения по причине нелепости, то соответственная ей и цена. К тому же поначалу при ссылках на экспертизу говорилось, что дети не усваивают 50 процентов программы по предметам естественнонаучного цикла, но потом подробности отпали и стали просто ужасаться тому, что половина школьников не усваивает половину всех предметов. Положение сделалось еще катастрофичней.

Из условия задачи про 50 и 50 следует ли сделать вывод, что есть некая злополучная половина знаний, которую не усваивают все дети? Или у каждого из многих миллионов школьников своя личная половина? Один не понял деления дроби на дробь, а другой — деления клетки в биологии. Мы все когда-то учились в школе и помним о существовании отметок от “единицы” до “пятерки” (в 30-е годы от “очень плохо” до “отлично”, но тоже пять отметок). Право же, это неплохой способ определения качества знаний. В дореволюционной гимназии не боролись за 100-процентную успеваемость, тогда выводили средний балл по классу как показатель общего уровня учеников. Так что, возможно, 50 процентов усвоенного материала как раз и тянут на “тройку”, на “государственную отметку” в представлении лодыря-троечника. Неужели в школу хотят вернуть соревнование за 100-процентную успеваемость? Вряд ли. Тогда в чем же дело?

В том, что к вынесенной на государственный уровень задаче про 50 и 50 прилагается готовый ответ: необходимо пересмотреть содержание образования и все лишнее, трудное выбросить. Это и есть главный пункт предлагаемой модернизации. Но за последние годы у нас уже были изрядно сокращены школьные программы, и все же не помогло.

В государственную задачу про 50 и 50, очевидно, следовало ввести и другие исходные данные для ее решения. Причиной неполного усвоения программы могут быть плохие учебники, а что они плохие — факт бесспорный и общеизвестный. Из-за перевода начальной школы с четырех лет обучения на три года ухудшилась подготовка детей к средней школе, особенно по чтению. Если школьник плохо воспринимает печатный текст, ему “не по силам” все предметы. И, слава Богу, что четвертый класс теперь восстановили. Ну и конечно, учителю самому нужно постоянно учиться, а есть ли у него сегодня возможность покупать педагогическую литературу?

Что же касается перегрузки школьников, то и здесь существует много причин — а не только сложность самого предмета. Попусту тратятся часы, отведенные в школьном расписании на несуществующие науки, вроде “безопасности жизнедеятельности”. Не забудем и про отупляющее воздействие телевизора, в России ребенок проводит у “ящика” больше времени, чем дети в других странах. В министерстве образования об этом знают не хуже меня. И учителя об этом напоминают постоянно. Минувшей осенью один из участников конкурса “Учитель года России — 2001”, преподаватель биологии Маслянинской школы № 1 Новосибирской области А. Буханистов объяснял, отчего детям стало труднее учиться: “Раньше учили десять лет, учебники были толстенные, но дети справлялись с программой и выходили из школы с хорошим багажом знаний. А сейчас учебники заметно “похудели”, но все жалуются на перегрузки. Нужна такая система обучения, чтобы не худели ни дети, ни учебники”.

Очень понятно и доходчиво, по всем правилам дидактики учитель говорил — в надежде, что его услышат! — почему полноценное содержание образования дети усваивают лучше, чем обструганное и урезанное.

О никуда не годных и просто опасных учебниках, которые спешно вбрасывались в школы с начала 90-х годов, “Наш современник” заговорил одним из первых. О соросовской программе “Обновление гуманитарного образования в России”, об учебниках истории, перевирающих русскую историю, о новых списках классиков литературы, где не было Шолохова, зато появился Приставкин... О внедрении “новой идеологии” и откровенной халтуре, о жулье, захватившем рынок учебников... Как все понимают, от нанесенного в школу хлама сразу избавиться невозможно. К тому же теперь министерству образования приходится иметь дело с ринувшимся в его сферу бизнесом.

Простой пример, почему многим школьникам трудно дается физика. По этому предмету требуются учебники для 7-го, 8-го, 9-го классов. И положено провести конкурс — чей учебник лучше. Соревнуются не только разные авторы, но и разные издатели. В результате одно издательство победило в конкурсе на лучший учебник физики для 7-го класса, другое — для 8-го и третье — для 9-го. И это не условная модель, а реальный случай. Три учебника физики написаны в разной манере и не подходят друг к другу. В каждом классе физика как бы начинается заново, ребята сбиты с толку, у издательств — прибыль.

Известно, что в школах должны быть лаборатории и практикумы. В 60-х годах министр просвещения М. А. Прокофьев ввел приказом правило, что 16 процентов учебного времени по предметам естественнонаучного цикла занимают опыты, проводимые самими детьми. Не надо объяснять, как это важно и нужно. Но теперь прежнее правило попросту забыто. Не только из-за нехватки денег, но и из-за нехватки часов в расписании. Ученик зазубривает химические формулы, ничего не проверив на собственном опыте. И саму химию сократили в школьном расписании в 8 раз. Учебник стал легче по весу, но химия не стала понятней для школьников. Еще сократят — дети вообще перестанут хоть что-то усваивать.