Журнал Наш Современник №1 (2002) - Журнал Наш Современник

Выбор Россией будущего нельзя откладывать. Чем дальше мы двигаемся по навязываемому России пути, тем сложнее будет возрождение с использованием нашего критически оцененного опыта предыдущих семи десятилетий.

Использование Концепции устойчивого развития в качестве прогнозирующего и интегрирующего здоровые силы общества “инструмента” на пути социалистического развития может и должно сыграть огромную роль в определении будущего страны: объединении россиян в борьбе за достойный выбор своего будущего и будущего следующих поколений.

Если нынешний политический и экономический курс страны оставить неизменным, то вымирание граждан страны пойдет еще более ускоренными темпами и спорить о будущем России будет поздно.

И.Стрелкова • Русская школа: что впереди? (Наш современник N1 2002)

Ирина Стрелкова

 

РУССКАЯ ШКОЛА: ЧTO ВПЕРЕДИ?

Повторение пройденного

В августе 2002 года можно будет отметить памятную дату — 70 лет назад советская школа вернулась к традиционным для русской системы образования учебным программам, университетской разносторонности, фундаментальности и гуманитарности.

Период революционной перестройки русской школы 1918—1932 годов по своему направлению сопоставим с последним десятилетием ХХ века, когда опять принялись ломать и крушить отечественную систему образования, но теперь уже с противоположной идеологической позиции. Слишком много общего оказалось у радикалов 20-х и 90-х годов, схожи их педагогические новации, разделенные так далеко во времени. Вместе с тем, оказалось и очень близким по духу противостояние русской школы этим двум — идеологически противоположным — попыткам переустройства русской национальной системы образования. И такое впечатление, что опыт 20-х годов, когда учитель упрямо и убежденно продолжал учить детей так, как считал правильным и нужным, пришел на выручку и в 90-x. На примере трудных испытаний русской, исторически сложившейся системы образования можно было убедиться, что культура старше идеологии не только по возрасту.

Надо уточнить, что, если кто и унаследовал из недавнего прошлого привычку ставить идеологию выше и впереди культуры, то это российские либералы-западники. В 2001 году они заседали в Женеве на симпозиуме, созванном по инициативе Жоржа Нива. И вот о чем шла речь: “Не столько последствия советской культуры, но и ее след протянулся в наше настоящее, и, невзирая на общественные и государственные перемены, она не желает так уж быстро покидать историческую сцену, как ее покинул — в одночасье — Советский Союз” (Наталья Иванова. “Сталинский кирпич”. “Знамя”, 2001, № 4). Помянутые здесь “последствия советской культуры” состоят в прямом родстве с “пережитками царского прошлого” из речей и статей 20-х годов — тоже о русском культурном наследии.

В 30-х годах наша отечественная система образования была восстановлена при главенстве коммунистической идеологии и в то же время по всем канонам прогрессивного консерватизма. Тогда же, как вспоминал Г. В. Свиридов, полегче стало для русской музыки, русских композиторов. То же и в литературе. Прогрессивный консерватизм — явление знаменательное, о нем писал и Д. С. Лихачев. Цель прогрессивного консерватизма — передача национальной культуры последующим поколениям ради выживания и самосохранения народа, а значит, и его дальнейшего развития. Пример наиболее известный — сопротивление в петровскую эпоху агрессивной европеизации России. Согласно меткому выражению, на вызов Запада Россия ответила Пушкиным. В ХХ веке — Есениным, Шолоховым, деревенской прозой...

Никем в мире сегодня не оспариваются достижения России ХХ века в образовании и науке. “Космос мы проиграли русским за школьной партой” — историческая фраза, произнесенная президентом США Джоном Кеннеди. Но ведь от возвращения школы к традициям фундаментальности и гуманитарности до первых полетов в космос дистанция всего в тридцать лет. Значит, 20-е годы не оказались уж вовсе потерянными, и хорошие учителя встретились хотя бы тому же С. П. Королеву, который получил образование в пору, когда Наркомпрос возглавлял Луначарский, названный в воспоминаниях Зинаиды Гиппиус “интернациональным хлыщем” и “неразвенчанным Хлестаковым”.

При Луначарском в нищей стране Наркомпрос больше интересовался революционным искусством, тогдашней тусовкой, если применить нынешние понятия, но не школой и не наукой. Ученые ходили со своими нуждами к Горькому и Ленину, но только не к наркому просвещения. Зато сколько всевозможных ниспровергателей старой школы крутилось вокруг Наркомпроса — как в 90-х вокруг минобразования. И многие тогдашние новации тоже заимствовались на Западе — у “буржуев”, между прочим. Лишь бы не русское! Отмена поурочной системы преподавания, “бригадно-лабораторный метод”, проверка способностей с помощью тестов, а вместо учебников — диковинные школьные пособия, где разные предметы валились в кучу. Будущий академик О. Ю. Шмидт руководил тогда Главпрофобром и увлекался “монотехнизмом” — ранней профессионализацией учащихся с 12 лет, непосредственно на заводах и фабриках, где они и работают, и учатся. О дальнейшей деятельности Шмидта можно прочитать в “Канунах” Василия Белова — после Главпрофобра он руководил сельской кооперацией.

В 20-е годы новации Наркомпроса до провинции не всегда добирались, но в московских школах “утку” проходили как птицу, полезную в сельском хозяйстве, и учились писать это слово по-русски и по-немецки. В 1996 году что-то похожее проделали в одной из московских школ. Например, три учителя — географ, физик и словесник — проводили втроем один “комплексный” урок. Тему “конфликт” рассматривали на уроках по всем предметам, “все более разветвляясь и углубляясь”, как восторженно сообщалось в прессе. “Конфликт” — это вам не простенькая “утка”. Школу спонсировал бизнесмен из США.

С 1932 года основной формой занятий в школе вновь стал урок. Вернулись история и русская литература. Математика стала не прикладным, а общеобразовательным предметом — сегодня русское школьное математическое образование считается бесспорным мировым лидером. Программы по физике, химии, биологии были составлены в 30-х годах на основе современных достижений науки. С тестами распрощались — хотя что-то можно было оставить. Через 15 лет после революции появились настоящие учебники, отдельные по каждому предмету. И тогда же, 70 лет назад, полное среднее образование стало 10-летним.11-летка появилась много позже, в 1959 году.

Нет необходимости рисовать в радужном свете школу 30-х годов. Еще существовали ШКМ (школы крестьянской молодежи) и рабфаки. Дети занимались не только в две смены, но и в три. Жили бедно (карточки отменили в 1934 году). Введенных стабильных учебников на всех не хватало. В лучшем случае — один на пятерых. И нередко — один на всю школу, в руках учителя. Однако при этом в средней школе содержание образования было приближено к уровню дореволюционных гимназий и реальных училищ. И мальчишка в латаных штанах, родители которого не пошли дальше ЦПШ (церковно-приходской школы), справлялся с тригонометрией. В 30-е годы начались знаменитые конкурсы в ИФЛИ, а там спрашивали на порядок выше школьной программы (предмет сегодняшних страстей), но поступил же в ИФЛИ крестьянский сын Твардовский.

Что могло случиться в наше время с народом и со страной, если теперь нас уверяют, что школьные программы 30-х годов стали не по силам детям XXI века, выросшим в семьях, где у нескольких поколений — если не высшее, то хотя бы среднее образование?

Конечно, чтобы ответить на такой вопрос, надо сначала удостовериться, действительно ли содержание образования, с которым управлялись школьники 30-х годов и последующие поколения, стало уж так “не по силам”. Надо проанализировать причины и следствия уже осуществленного в последние годы сокращения и упрощения школьных программ. И надо иметь для этого необходимую информацию об истинном положении дел.

Разумеется, более десяти лет борьбы с “последствиями советской культуры” в сфере образования должны были дать соответствующие результаты. О том, как это делается, я пишу в “Нашем современнике” с 1996 года. Снижения общего уровня развития школьников эти борцы добились. Нельзя так говорить о целом поколении, но все же определенная деградация исследована и описана. Но в ней повинна не только школа. “Игра на понижение” велась во всех сферах культуры — последовательно и на государственном уровне. Нынешний министр культуры Швыдкой — можно сказать, Луначарский сегодня. И мы видели, как тусовка кидается защищать свою приватизированную свободу слова, но не слышно и не видно выступлений мастеров культуры, имеющих доступ в электронные СМИ, против дебильных “телепузиков”, пивной рекламы для подростков, малопристойного кино в дневное время. Не слышно и не видно их выступлений в защиту права ребенка увидеть, хотя бы на канале “Культура”, русскую классику, передачи по школьной программе. Место, принадлежащее по праву духовным ценностям России, занимает все та же тусовка. А ведь не так уж и давно по учебному телевидению давали лекции по геометрии — об этом вспоминал на одной из пресс-конференций министр образования В. М. Филиппов, доктор математических наук, — он своего любимого учителя вспоминал.