Троя. Падение царей - Уилбур Смит

— Рискуя прослыть занудой, я должен заметить, что нельзя утратить то, чего у тебя никогда не было.

Гибким движением поднявшись, хетт пересек комнату и вышел на балкон.

— Я не нравлюсь этому человеку, — заметил Банокл, почесывая в коротко стриженной бороде. — И мне не нравится этот человек.

Тяжело поднявшись, он оглядел комнату и задержал взгляд на блюде с нарезанным мясом и сыром.

— Пироги кончились, — пожаловался он.

Подойдя к двери, Банокл открыл ее и крикнул, чтобы принесли еще пирогов. Потом снова плюхнулся на сиденье.

— Это не антипатия, — проговорил Тудхалияс, возвращаясь в комнату. — Меня воспитывали философы и учителя, владеющие редким искусством историков и мыслителей. Я изучал стратегию древних войн, слова великих полководцев, поэтов и законодателей. А теперь я изгнан из царства отца и нахожусь в компании воина, для которого самое большое удовольствие — это помочиться на дерево. Слово «антипатия» даже приблизительно не передает мои чувства.

Банокл сердито уставился на него, потом посмотрел на Каллиадеса.

— Думаю, это было оскорбление, но я перестал прислушиваться, когда он начал говорить о философах. Мне никогда не нравились эти коровьи сыны. Не понимаю ни слова из того, что они говорят.

— Допускаю, мой друг, что немногое из того, что они говорят, могло бы тебя заинтересовать, — отозвался Каллиадес. — Но я был бы признателен, если бы мы могли вернуться к насущным вопросам.

— А о чем тут вообще говорить? Враги пришли, мы их уничтожили. Они мертвы. А мы нет.

Банокл увидел, что хетт с озлоблением уставился на него.

— Мы пытаемся предугадать, где будет следующее вторжение, и приготовиться к нему. Именно так поступают умные военачальники, — презрительно усмехнулся Тудхалияс.

— Умные, да? — огрызнулся Банокл. — Если ты такой умный, что же тебя тогда изгнали? Как ты дошел до того, что сидишь тут с нами, крестьянами?

— Меня изгнали как раз потому, что я умный, ты, болван! Мой отец болен и очень стар. Он решил, что я собираюсь его свергнуть.

— Тогда почему он тебя не убил?

— Потому что он болен и очень стар, — Тудхалияс круто повернулся к Каллиадесу. — Можем мы обсудить военные действия наедине?

— Можем, — согласился Каллиадес, — но это было бы неуважением по отношению к этом отличному полководцу. И, возможно, нам следует помнить, что именно атака его конницы прорвала вражеский строй и позволила нам рассеять врага.

— Я этого не забыл, Каллиадес, — ответил хетт. — Дело не в том, что я не придаю значения его храбрости или его воинским талантам. Дело в том, что леность его недалекого ума меня оскорбляет.

Банокл взметнулся на ноги, вытащив меч.

— Я устал от твоих оскорблений, навозная рожа, и от твоей глупой бороды. Дай мне ее обкорнать — по самое горло!

Изогнутый меч Тудхалияса с шипением покинул ножны.

Каллиадес прыгнул между мужчинами.

— А вот это может вдохновить наших врагов! — крикнул он. — Два военачальника-победителя кромсают друг друга на куски. Уберите мечи! Может, нам стоит встретиться позже, когда вы остынете.

Мгновение ни один из державших меч не двигался, потом Тудхалияс вогнал оружие обратно в ножны и зашагал прочь.

Когда дверь за ним закрылась, Банокл вздохнул.

— Что с тобой такое? — спросил Каллиадес.

— Я скучаю по Рыжей. Не видел ее несколько месяцев.

— Рыжая будет тебя ждать. Но тебя беспокоит не это. Мы дружим уже давно, и ни разу за все это время я не видел, чтобы ты обнажил меч против своего собрата-воина. Ты бы убил хорошего человека, храброго бойца. Это на тебя не похоже, Банокл.

Банокл тихо выругался.

— Я терпеть не могу быть командующим. Я скучаю по прежней жизни, Каллиадес. Сражайся, убивай врага, напивайся и плати каким-нибудь шлюхам. Вот какова жизнь воина. А я просто игрушечный командующий. Все вы думаете и планируете. Хетт это знает. Клянусь богами, это все знают. А я привык быть другим. Я был отличным бойцом, и люди смотрели на меня снизу вверх.

— Ты все еще отличный боец и они все еще смотрят на тебя снизу вверх.

— Дело не в этом. Я знал свое дело и делал его, как и любой другой человек. А теперь я не знаю своего дела, и чужестранцы кидают оскорбления мне в лицо. Говорю тебе, еще одно оскорбление — и я возьму его щипцы для завивки и вколочу ему в задницу так глубоко, что он сможет завивать свою проклятую бороду изнутри!

Каллиадес засмеялся.

— Не знаю, почему тебя так раздражают бороды. Многие хеттские воины ими щеголяют, но, как мы видели, они все равно свирепые бойцы. Почему бы тебе не пойти и не присоединиться к пирушке? Не напиться?

Банокл покачал головой.

— Я больше не могу этого делать, Каллиадес. Люди перестают разговаривать, когда я подхожу. Они замолкают, как будто ожидают, что я помочусь в их праздничные костры.

— Ты их командир. Они почитают тебя.

— Я не хочу, чтобы меня почитали! — закричал Банокл. — Я хочу быть самим собой! Почему ты не можешь стать командующим? Это же ты составляешь все планы!

Каллиадес посмотрел на него.

— Надо не только продумывать действия, мой друг, — тихо сказал он. — Вся стратегия — ничто, если люди не желают сражаться. Когда ты возглавляешь войско, люди идут за тобой, их сердца полны огня и веры. Это то, что нельзя купить за золото. Ты вдохновляешь их. Они верят в тебя. Они поскачут в Аид, если ты об этом попросишь. Тебе следует это понять. Тудхалияс сердится не потому, что ты глупый, а потому, что он не может научиться быть таким, как ты. Он может понять, как разработать детали военных действий, он может овладеть воинскими навыками и стратегией, но он не может вдохновлять. По правде сказать, я тоже не могу. Это редкий дар, Банокл. И у тебя он есть.

— Он мне не нужен! — запротестовал богатырь. — Я хочу, чтобы все было, как раньше.

— Ты хотел бы, чтобы мы погибли тогда, во Фракии?

— Что? Я имел в виду, что хочу… Я не знаю, чего хочу. Но не этого! Чума порази Гектора за то, что оставил меня за командующего!

— Гектор не смог бы взять фракийцев с собой в Трою. Ты знаешь, что случилось в прошлый раз, когда там были фракийцы.

— Что?

— Да я тебя умоляю! — огрызнулся Каллиадес. — Мы были с тобой там, в армии, которая туда вторглась! Троянские фракийцы восстали, присоединились к нам, и мы почти взяли город.

Банокл снова тяжело опустился на стул и вздохнул.

— Я сказал Рыжей, что здесь, в Дардании, зимой больше не будет битв. Так сколько еще проклятых армий Агамемнона ждет по ту сторону проливов?

— Очевидно, их будет больше, чем мы думали, — ответил Каллиадес. — Но зачем приходить зимой? С едой зимой туго, земли негостеприимны. Снег и проливные дожди сделают большую часть Фракии непроходимой. Приходить зимой нет смысла.

— Если это так, почему ты беспокоишься?

— Потому что Агамемнон не дурак. Он в прошлом брал города и возглавлял успешные набеги по всему западу. Мы с тобой участвовали во многих из его набегов. Здравый смысл говорит мне, что нападение на Трою нужно будет совместить с вторжением в Дарданию на севере и с большим переходом через гору Иду на юге. Только тогда он сможет привести свои флоты в Троянскую бухту. Но нападать здесь зимой, когда его армия оторвана от других? Даже если они успешно высадятся и двинутся на юг, можно будет получить подкрепление из Трои и уничтожить микенцев. Так о чем Агамемнон думает?

— Может, он потерял рассудок, — заметил Банокл.

Каллиадес покачал головой.

— Это было бы слишком хорошо. Но я боюсь, мы просто не видим его замысла.

Глава 14

Знамения звезд

Поздно ночью Каллиадес отправился на поиски Тудхалияса. Часовой направил его к укреплениям над Морскими воротами, где Каллиадес и нашел хеттского вождя, который смотрел на север, на освещенный луной Геллеспонт.

Внизу на берег было вытащено пять галер, их команды спали на песке. В лучшие дни моряки пришли бы наверх, в город, который цеплялся за полы крепости; пришли бы, чтоб выпить и заплатить за компанию шлюх. Но теперь город был заброшен, его жители бежали в глубь страны, подальше от войны.

Суда явились сюда за припасами, прежде чем вернуться к охране проливов.

Тудхалияс оглянулся на Каллиадеса, но не поздоровался с ним.

— Ты все еще злишься? — спросил Каллиадес.

— Я зол большую часть зимы, — ответил Тудхалияс. — И пока незаметно, чтобы зима подходила к концу. Но не отягощай себя заботами, Каллиадес. Мою ярость разжег не тот деревенский увалень.

— Тогда что?

Тудхалияс холодно улыбнулся:

— Слишком долго объяснять. Итак, зачем ты меня искал?

Каллиадес ответил не сразу. Тудхалияс был сыном царя, выросшим среди чужеземной знати. Каллиадес не имел опыта общения с такими людьми. Их манеры и обычаи были ему незнакомы. Он знал только, что хетт — гордый человек и в разговоре с ним нужно осторожно подбирать слова.