Дело - Чарльз Сноу

— Мне назад к жене ужас как хочется! — сказал Инс.

— Одну минуту, — проговорил Мартин. Затем он сказал безо всяких обиняков, что письмо Гетлифа «наделало переполоха» и что ему нужен еще один только голос.

— До чего же у вас односторонний ум, Марти! Просто сил никаких нет!

— Не сказал бы, — ответил Мартин, — а как все же…

Инс выпил много пива, но пьян он не был, только пришел в веселое расположение духа. Он постоял в раздумье, чуть расставив сильные ноги, потом сказал:

— Ничего не выйдет. Я в этом не участвую.

— Знаете ли, так просто отмахнуться от этого вы не можете.

— Черта лысого я не могу!

Я его знал мало, но мне всегда казалось, что в душе он человек порядочный, надежный и здравомыслящий. Меня поразило, что он говорил тоном, в котором звучало не только легкомыслие, но и бессердечие. Я сказал ему, что очень удивлен.

— Ну и удивляйтесь себе на здоровье, Лью! Если уж на то пошло, какого черта вы-то сами тут суетитесь?

Я ответил не менее грубо:

— Потому что люди, вроде вас, ведут себя хуже последних дураков.

— А вот этого я не потерплю ни от вас, ни от кого другого.

— Придется, черт вас возьми, потерпеть, — сказал Мартин.

Инс, не двигаясь с места, дружески улыбаясь, смотрел на нас. Он нисколько не был ни смущен, ни растерян.

— Я просто-напросто не участвую в этом, Марти! — сказал он.

— Почему?

— Не вижу, почему я должен объяснять вам причины. Я и не знал, что вы исполняете обязанности духовника для безбожников.

Моментальная бледность покрыла лицо Мартина. Наглость молодых людей он воспринимал гораздо болезненнее меня. Однако, несмотря на все свое возмущение, он сумел сдержаться. Обычно он давал себе волю, только когда это было необходимо в тактических целях или же дома.

— Я считаю, что объяснить причину вы должны, — сказал он.

— Почему это?

— Если хотите, чтобы к вам относились серьезно. А я надеюсь, что вы этого все-таки хотите.

Выражение лица Инса впервые омрачилось. Он был человек волевой, но у меня создалось впечатление, что ему не часто приходилось мериться силами с другими волевыми людьми, тогда как для Мартина в этом не было ничего нового.

— Меня этот вопрос не интересует.

— Довольно бессмысленный ответ, — сказал Мартин.

— На мой взгляд, это просто какая-то свара между учеными. Ну и разбирайтесь с ней сами на здоровье! Желаю удачи и целую крепко!..

— Это никак не свара между учеными, — сказал я. — Просто вы ищете себе отговорку. Мы вам говорим, что вы не можете…

— А я вам говорю — черта лысого я не могу.

— Послушайте, — сказал я, — вы должны согласиться с тем, что существует возможность, — а по нашему мнению, это несомненный факт, — что пострадал невинный человек. Неужели, по-вашему, это так уж хорошо?

— Ну, если такие штуки случаются, то в конце концов все равно все всегда становится на свое место.

— Господи боже мой! — сказал я. — Впервые слышу столь оптимистический взгляд на положение вещей в человеческом обществе.

— Ну это, конечно, касается не ваших дел… Не дел мировой важности. Ни в коем случае, — возразил Инс. — Скольких людей на ваших глазах потопили за это время?

— Многих, — ответил я, — но не совсем…

— Тогда какого же черта вы не помогаете вылезти им?

— Я хотел сказать, — ответил я, — не совсем таким путем… И тот факт, что многих топят, вовсе не означает, что в их компанию нужно добавлять еще одного.

— Если вы действительно хотите знать причину, так вот как раз поэтому я и не хочу участвовать в этой сваре, — сказал Инс. — От всего этого дела, на мой вкус, чересчур попахивает Пэкснифом[17]. Бог его ведает, что вы в этом всем увидели, Лью, но почему-то вам тоже обязательно понадобилось разыгрывать со мной Пэкснифа. И ведь среди этой публики вы далеко не худший. Все вы ученые, Марти, недалеко ушли от. Пэкснифа. Вы считаете, что можете вертеть нами как вам угодно, думаете, что моральный подъем можно включать и выключать по желанию. Так вот, чтоб вы знали, потому-то я в этом и не участвую. Идите и творите себе добро. Я вам не собираюсь мешать. Но слушать об этом я не хочу. Мне и без того прекрасно живется, премного вам благодарен!

Глава XVIII. Перемена фронта

На следующий день, когда Мартин зашел за мной, чтобы идти завтракать, вам нечего было сообщить друг другу. В столовой, где уже сидели несколько членов совета, о деле Говарда не было сказано ни слова, хотя кое-кто из присутствующих — Найтингэйл и Том Орбэлл, например, — несомненно знали весь ход его развития. За исключением одного глухого старика священника из окрестной деревушки, который с незапамятных времен ежедневно являлся сюда завтракать, все остальные пришли после лекций в университете или работы в лабораториях. Лестер Инс объявил, что читал своему курсу о Бэовульфе.

— И что же вы им сказали? — спросил Том Орбэлл.

— Что он нуден до невозможности, — ответил Инс.

За нижними столами[18] непрерывно сменялись студенты-выпускники; хлопали двери, стучали тарелками слуги. Мы позавтракали на скорую руку, в столовой было очень шумно; пить кофе в профессорскую отправились после завтрака только мы четверо — Мартин и я, Найтингэйл и Орбэлл.

Днем весь уют этой комнаты пропадал; без радующего глаз огня в камине, без отражающих свет ламп рюмок на столе она казалась совсем унылой. По двору, делая круг за кругом, бегал какой-то студент, и за окнами мелькали его голова и плечи; сама же комната казалась сейчас темнее, чем вечером, и потолочные балки ниже нависали над головой.

Мы вчетвером сидели у зияющего камина; на низеньком столике рядом стоял кофейник.

— Ну что, разливать, что ли? — подражая говору кокни, сказал Найтингэйл, как будто мы сидели в общественной столовой. Настроение у него было чудесное; мое присутствие, по-видимому, его ничуть не раздражало; во всяком случае, Кроуфорд и Браун показались мне вчера вечером гораздо более озабоченными положением, чем он. Было бы неверно сказать, что он безразлично относился к происходящему, — напротив, мне казалось, что его просто распирает от какого-то ехидного удовольствия. Он вел себя как человек, владеющий секретом, от которого, стоит только открыть нам его, в пух и прах разлетятся все наши надежды на успех.

Он рассказывал о своих планах постройки нового здания. У него была заветная мечта — возможно, последняя — оставить по себе в колледже след. Он хотел построить еще одно общежитие на восемьдесят человек.

— Делать, так уж делать как следует, — говорил Найтингэйл. — Мне бы хотелось, чтобы молодые джентльмены помянули меня добрым словом.

Конечно, сказал он суровым тоном человека, порицающего чье-то былое расточительство; если бы такое здание строилось в тридцатых годах, оно обошлось бы колледжу всего в семьдесят тысяч фунтов. «В ваше время, Эллиот, вот когда нужно было сделать это». При теперешних ценах такая постройка влетит нам в четверть миллиона.

— Но колледж должен платить за свои ошибки, — продолжал Найтингэйл. — Я не потерплю комнатушек, в которых и едят и спят. Я твердо решил построить здание, которым колледж будет гордиться, даже когда никого из нас уже не останется в живых.

В вопросе выбора архитектора у него тоже был свой готовый план. Он предполагал выбрать двух «ортодоксальных» и двух «модернистов» и попросить их представить проекты.

— И тогда уж слово будет за колледжем, — торжествующе сказал Найтингэйл.

— А знаете, казначей, — заметил я, — держу пари на пару бутылок, что я могу предсказать выбор, который сделают члены колледжа при своем вкусе и своей мудрости, — кое-какое подозрение на этот счет у меня имеется.

— Ничего не могу сказать, Эллиот. Ничего не могу сказать.

Найтингэйл, быстрый, деловитый, встал, сообщил нам, что в половине третьего должен присутствовать на совещании казначеев и что до этого ему нужно заглянуть на полчасика к себе в кабинет, чтобы подготовиться. Он взглянул на Тома Орбэлла. Несмотря на всю его самоуверенность, ему не очень хотелось оставлять Тома со мной и с Мартином.

— Идете, Орбэлл? — любезно сказал он.

— Нет еще, казначей. Извините меня, пожалуйста, — ответил Том медовым голосом. — Дело в том, что мне нужно отослать одно письмо. Можно?

Меня удивило, что он решил остаться с нами. Еще больше я удивился, когда, лишь только затихли шаги Найтингэйла в коридоре, Том сказал:

— Ну так в каком же положении находится дело?

— Смотря с чьей точки зрения. — Мартин был начеку.

— Знаете, когда мы были здесь вчера вечером, мне пришло в голову, что ведь это чистейшей воды Дрейфус. Во всяком случае, между самим Дрейфусом и этим несчастным Говардом существует какое-то сходство. А Джулиан Скэффингтон может в случае необходимости сойти за Пикара. Вот вам, Мартин, я не могу подыскать роли. Вы как-то тут не к месту. Да и остальным, как мне кажется, роли подобрать можно только с натяжкой. И все же, неужели вас — всех вас — не поражает, что в этой истории есть несомненное сходство с l’Affaire?