Рейтинговые книги
Читем онлайн Медведки - Мария Галина

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 35 36 37 38 39 40 41 42 43 ... 45

Я выключил микрофон и сказал:

– Заткнись и пошел вон. Скажи спасибо, что тебя отмазали, а то сидел бы сейчас с подпиской о невыезде. Ничтожество.

– Не смей так ему говорить! – крикнул мой папа. – Не смей так называть Сережу!

– Когда ты меня так называл… сколько лет? Я терпел. Меня, значит, можно? А его нельзя? Посмотри на него! Это такого сына ты хотел? Такого?

Папа замолчал и только переводил взгляд с меня на Сметанкина и опять на меня.

– Хватит, брат, – сказал Вася Тимофеев, – не горячись.

Он отпустил Сметанкина, и тот остался стоять рядом, молчаливый и неподвижный, словно манекен или, скорее, надувной резиновый человек, из которого совсем немножко, чуть-чуть приспустили воздух… Впрочем, по-моему, резиновых мужчин не бывает.

И тут я увидел Рогнеду. Она подошла незаметно и теперь стояла рядом со Сметанкиным. Маленькая, аккуратная. Очень молодая, сосредоточенная. И еще она взяла его за руку.

– Пошли, – сказала она, – пошли домой. Все хорошо, пошли домой.

– Я тебя не знаю, – сказал Сметанкин доверчиво, так говорит маленький ребенок взрослой тете.

– Знаешь, – сказала Рогнеда.

И потянула его руку чуть сильней:

– Пойдем, хватит.

Он послушно сделал шаг.

– Рогнеда! – сказал я.

Она обернулась. Немножко помедлила, но обернулась.

– Я…

Я запнулся.

Она смотрела на меня спокойными темными глазами.

– Давай я тебе ключи от дачи отдам. Вам же надо где-то переночевать. А я все равно сегодня у папы.

– Не надо, – сказала Рогнеда. – Правда не надо.

Она сделала еще шаг, и он послушно пошел за ней. Я смотрел, как они уходят, родственники, Тимофеевы, Доброхотовы и Скульские расступались, освобождая им дорогу. И еще я хотел ее окликнуть, но не мог.

Она даже не обернулась.

Тут что-то не так, она опять врала, она говорила, он бросил их, когда она была еще маленькой, а тут явно что-то другое, но что – мне не понять, я устал, и мне и правда сегодня надо переночевать у папы. Мне не нравится, как он выглядит.

Могучий Вася Тимофеев похлопал меня по плечу. Рука у него была пудовая.

– Ты как, старик? – спросил он.

– Спасибо, – сказал я Васе, – спасибо, брат. Будем на связи. А насчет романа я правда подумаю.

– Думай быстрее, – сказал Вася, – украдут же тему.

Так я и не застал рабочих-невидимок.

Белые стены, светлый ламинат. Все как у людей. Сметанкин постарался.

Наверное, мне надо было самому привести здесь все в порядок. Не спрашивать у папы, просто нанять каких-нибудь веселых голосистых теток. Побелка, кисти, косынки в белых засохших брызгах… помятые ведра.

Папе бы понравилось. Хотя он, конечно, ворчал бы.

Папа стоял посреди чистой пустой комнаты и зябко озирался. Снаружи, за стеклопакетами, клубилась тьма, точечные светильники, отражаясь, висели в ней, как очень крупные звезды. Надо будет повесить занавески.

Я сказал:

– Давай я тебе чаю согрею.

– Не хочу чаю, – сказал папа. – А Сережа не придет?

– Нет. Не думаю.

– А когда придет?

– Не знаю. Может, завтра.

– Позвони ему. Скажи, пусть приходит. Скажи, я ему всегда рад. Всегда.

Он с надеждой смотрел, как я ищу в телефоне сметанкинский номер.

“Абонент не отвечает или временно недоступен”, – сказал синтетический голос.

– Как это может быть? – раздраженно спросил папа.

– Наверное, батарея села. Завтра попробую ему позвонить. Папа, ложись. Ты устал.

Надо порыться в коробке с лекарствами, там наверняка есть снотворное. У старых людей всегда есть снотворное.

Что они сейчас делают? По каким темным улицам идут? Куда?

Наши кухонные шкафы пошли на помойку, в новых стояла новая посуда. Какие-то белые чашки, у нас никогда таких не было. Белые одинаковые тарелки. Тефлоновая сковородка.

Видимо, так Сметанкин представлял себе правильное человеческое жилье. Правильный дом.

Коробки с лекарствами нигде не было видно. Наверное, ее куда-то задвинули во время ремонта.

Папа так и стоял посреди комнаты. Я помог ему стащить тяжелое габардиновое пальто, обнял за плечи и повел в спальню. Он шел, послушно переставляя ноги.

Кровать они не успели поменять. Хоть это хорошо. А вот коврик с оленями куда-то делся. И вычурное, в завитушках, бра в стиле семидесятых тоже пропало. Стены в бежевых пупырышках, словно на них брызнули кофе. Светильники конусами. Такая обстановка бывает в средней руки гостиницах.

– Завтра почитаешь мне свои мемуары. Много написал?

– Какой в них прок, – вяло сказал папа, – кому они нужны?

Он так и лег на кровать в своем черном приличном костюме и сбившемся набок галстуке, который он все время разглаживал ладонью.

– Мне.

– Вот только не надо врать. А Сережа слушал. Я ему читал.

– Ты хоть галстук сними.

– Нет! – сказал папа.

Я все-таки заставил его переодеться в халат. Халат тоже был новым.

Я так и не собрался купить ему халат. А вот Сметанкин купил.

Папа вроде заснул, свернувшись под одеялом в защитной позе эмбриона.

Я оставил гореть один из конусов, чтобы не оставлять его в темноте, а сам прошел в чужую белую гостиную и лег на чужой белый диван. Кому нужен белый диван, спрашивается? Он вдобавок был скользким – искусственная кожа. Я все время норовил сползти на пол.

Я отобрал у Сметанкина родственников. Он отобрал у меня папу. И квартиру. Не в буквальном смысле. Просто больше это было не мое жилье.

Я встал и прошел на очень чистую кухню. Поставил новый чайник на новую плиту. Сметанкин забил шкафчики китайским земляным чаем, арабским кофе в зернах и прочими продуктовыми символами красивой жизни. Папа, наверное, постеснялся ему сказать, что от кофе у него изжога, а чай он любит простой, черный байховый… Был когда-то такой чай. Черный. Байховый. Что такое “байховый”? Я не знал. А Интернета у папы не было.

Чайник засвистел. Я бросил в прозрачный заварочный чайник крохотный зеленый комочек, который вдруг распустился огромным чудовищным цветком. Папа такое пил?

Еще я вдруг сообразил, что в квартире нет ни одной книги. Наверное, они сложили их в кладовой до конца ремонта. Может, Сметанкин хотел купить приличные книжные шкафы. Просто не успел. Или стенку. Такому, как он, должны нравиться стенки.

Интересно, что поделывают Тимофеевы, Скульские и Доброхотовы? Их ведь поселили в одну и ту же гостиницу. Наверное, сидят в ночном баре, обсуждают случившееся.

Я отхлебнул чаю. Он был совершенно не похож на чай. Вообще ни на что не похож.

– Сережа!

Папа по-прежнему лежал в позе эмбриона и мелко дрожал. На бледном лбу капли пота. Ему холодно или жарко?

– Сережа, – сказал он, не открывая глаз.

– Папа, это я, Сеня.

– Сенечка. – Папа открыл глаза и сердито добавил: – Что-то мне нехорошо. Живот крутит. Эта их рыба…

Я вроде тоже ел эту рыбу.

Я прислушался к внутренним ощущениям. Было, конечно, паршиво. Но рыба тут ни при чем. Если нам плохо, рыба вообще редко виновата.

– Я сам! – сказал папа.

– Хорошо. Сам.

Он встал и, шаркая тощими ногами, направился в туалет. В туалете я еще не был. Там тоже наверняка все белое и чистое. И немножко бежевого.

Я на месте Сметанкина облицевал бы сортир и ванну веселеньким кафелем густого помидорного цвета. Багрец и золото. Пурпур и виссон. Самое то для санузла. Ну и кто мне мешал, спрашивается? Чего я боялся? Что папа будет недоволен? Он бы для виду поворчал, конечно…

Он что-то долго там задержался.

Я постучался – слабый папин голос ответил из-за двери:

– Сейчас!

Зашумела вода.

Он вышел, все такой же бледный, сгибаясь пополам. Пояс нового халата волочился за ним по новенькому ламинату.

– Лучше?

– Кажется, – сказал папа сквозь зубы, – немножко…

Руку он прижимал к животу. Хрен его знает, где грелка, но можно просто наполнить пластиковую бутыль горячей водой. Но вроде в каких-то случаях грелка вредна. В каких? Я не знал.

Может, активированный уголь? Он уж точно безвреден.

– Где твои лекарства?

– Не знаю, – сказал папа, не открывая глаз, – не помню.

Сбегать в аптеку? Оставить его одного?

– Сенечка, – сказал папа, – опять.

Я ждал, что он вновь проявит самостоятельность, но он сердито сказал:

– Помоги мне. Что стоишь, как чучело?

Под новым халатом он трясся.

Я проводил его до туалета, немножко подождал, потом постучал. Никакого ответа.

Сметанкин поставил чертовски крепкие двери. Наверное, лучшие двери в городе. В своей ценовой категории, конечно.

Раньше дверь в сортир можно было открыть, просто просунув в щель лезвие ножа – папа однажды так и сделал, когда я, лет восьми, обидевшись на что-то, заперся в туалете и не желал выходить. Ну и досталось же мне!

К тому же он обнаружил за бачком “Золотого осла”.

1 ... 35 36 37 38 39 40 41 42 43 ... 45
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Медведки - Мария Галина бесплатно.
Похожие на Медведки - Мария Галина книги

Оставить комментарий