Сталинградский рубеж - Николай Крылов

Объяснялось это причинами очень простыми. Я уже говорил о том, какие усилия, в том числе усилия десятков тысяч сталинградцев, были вложены в создание оборонительных поясов на дальних подступах к городу - на Дону и в волго-донском междуречье. Те работы начались более чем заблаговременно, при первой (затем надолго отпавшей) угрозе врага двинуться в сторону Волги. Но кому могла прийти тогда в голову мысль, что понадобится оборонять сам Сталинград, находившийся в глубоком тылу? Бывают на войне вещи, предвидеть которые заранее невозможно.

А последние сталинградские обводы - внутренний и дополнительный, "городской", - сооружались уже при резко изменившемся положении на фронте, потом - и под бомбежками, и под огнем. И тот и другой становились нашим передним краем задолго до того, как могли быть по-настоящему оборудованы. Еще меньше времени в сложившейся обстановке оставалось на приведение в "оборонительное состояние", как мы тогда говорили, непосредственно города, на подготовку его к возможным уличным боям.

Под Сталинградом не удалось, как под Севастополем или Ленинградом, стабилизировать на какое-то время фронт хотя бы на ближних подступах к городу. Это позволило бы укрепить как следует, например, крупные заводы, превратив их в мощные оборонительные узлы, усилить и усовершенствовать всю систему создававшихся наспех внутригородских заграждений. Надо также сказать, что объем необходимых работ увеличивало своеобразное расположение Сталинграда, вытянувшегося вдоль Волги на десятки километров. А интенсивная эвакуация гражданского населения с каждым днем сокращала число рабочих рук, которые могли прийти на помощь саперам.

Все, что было сделано для продолжения борьбы за Сталинград в самом городе, делалось уже среди руин и пожарищ, при непрекращающихся воздушных налетах и артиллерийском обстреле. Дальнейшую же "городскую фортификацию" предстояло вести в еще более сложной обстановке разгоравшихся уличных боев.

Но 14 сентября в штабе армии думали не о планах дальнейших инженерных работ. Надо было любой ценой, используя те укрепления, какие есть, помешать продвижению противника в глубь города, не дать ему в новых местах выйти к Волге и раздробить армию, не потерять управление частями, которые он потеснил или отрезал, с которыми прервалась связь.

В этот день обязанности офицеров связи, а точнее - офицеров для особых поручений пришлось выполнять почти всем работникам штаба и политотдела. Отправляя этих офицеров в какую-то часть или в какой-то квартал, им говорили: нужно добраться во что бы то ни стало. И они добирались, многократно рискуя жизнью, передавали приказания, выясняли детали обстановки, выводили подразделения на назначенные рубежи, а где требовалось, наводили порядок, ободряли людей, принимали на себя обязанности погибших командиров и комиссаров. Вернувшись на КП, докладывали о сделанном и увиденном и нередко сразу же получали новые задания.

Если донесения с городских участков фронта задерживались, командарма, да и меня тоже, тянуло подняться хоть на несколько минут наверх, выглянуть на Пушкинскую улицу. Василий Иванович Чуйков, помню, забирался даже на колокольню стоявшей поблизости церквушки. После Мамаева кургана с его широчайшим обзором в "Царицынском подземелье" остро недоставало близкого НП. Но кое в чем происходившем недалеко можно было ориентироваться даже на слух: пулеметные и автоматные очереди, разрывы мин, выстрелы танковых пушек и противотанковых ружей позволяли, по крайней мере, понять, где сейчас идет бой, где он жарче, куда сдвигается. (А на правом фланге армии, в пятнадцати и больше километрах от Царицы, если нарушалась связь, о положении в центре города судили так: раз немцы по-прежнему бомбят его, значит, там наши.)

Постепенно обстановка прояснялась: мы не только точно устанавливали, докуда дошел враг на такой-то улице, какие дома в его руках, а какие в наших, но и твердо убеждались, что наши части и подразделения, попавшие под таранный удар страшной силы, понесшие потери и местами раздробленные на мелкие группы, не пришли в замешательство, не пали духом, что они держатся стойко и действуют, применяясь к создавшимся условиям.

Врезавшись несколькими колоннами на территорию города (кое-где пехота, следовавшая за танками, въехала в него прямо на машинах), дорвавшись до центра, гитлеровцы, должно быть, считали, что со Сталинградом уже покончено. И соответственно себя вели. Наши офицеры связи, которым приходилось пробираться по развалинам под носом у фашистов, рассказывали: "Слышал, как фрицы пиликают на губных гармошках", "Видел, как они приплясывают у своих танков...".

Однако ворваться в советский город, и даже в его центр, еще не означало им овладеть. В кварталах, сделавшихся полем боя, формировался фронт обороны. Захватчиков настигали пули из оконных проемов, подвалов, уцелевших чердаков. Из руин летели гранаты, открывали огонь минометы. В подходящие места выдвигались для стрельбы прямой наводкой орудия.

Насколько непредвиденным явилось все это для гитлеровского командования, засвидетельствовал в своей книге "Поход на Сталинград" бывший генерал фашистского вермахта Ганс Дёрр. Отметив, что в сентябре в штабе Паулюса не допускали и мысли, что у действующих под Сталинградом русских войск еще найдутся силы для упорного сопротивления, Дёрр делает такое признание:

"Начавшаяся теперь на улицах, в домах и развалинах позиционная война нагрянула неожиданно для немецких войск, потери в людях и технике были несоизмеримы с успехами, которые исчислялись квадратными метрами захваченной местности".

Это сказано, конечно, не об одном, а о многих днях уличных боев. Но с такими непостижимыми для них неожиданностями гитлеровцы столкнулись в Сталинграде уже 14 сентября.

Враг пошел на штурм города, предварительно овладев грядою отделяющих его от степи, господствующих над местностью высот. Город, растянувшийся вдоль Волги, лежал перед ними узкой полосой: нигде не шире трех километров, а во многих местах гораздо уже. Насквозь простреливаемый, он пересекался к тому же прямыми, ведущими к волжским откосам улицами. И тем не менее грозная ударная сила, нацеленная на то, чтобы с ходу, и не в одном месте, пробить эту узкую полосу города, смогла лишь врезаться в нее.

Ни мощная авиационная и артиллерийская поддержка, ни масса танков, приданных трем немецким дивизиям, которые были двинуты к Волге через Мамаев курган и центр города, не обеспечили им выход на сталинградские набережные. Не дошли до них даже танки. Кстати, еще в течение прошедшего дня, когда противник вел на центральном участке бои за последние исходные позиции для завтрашнего штурма, он потерял сожженными и подбитыми 54 танка. Там, где враг рассчитывал пройти к цели напрямик, он мог лишь просачиваться мелкими группами, пользуясь тем, что сплошной, без разрывов, линии обороны в городе еще не было.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});